Потом до меня дошло, что занятие несколько дурацкое, и я стала раздумывать над тем, что мне делать дальше.Видимо, нужно было куда-то идти.За последнюю пару-другую часов я уже успела несколько раз распроститься с жизнью, поэтому на то, чтобы беспокоиться по поводу направления и выбора маршрута, у меня больше не осталось сил. Я просто прикинула, что если уж за спиной у меня такой здоровый обрыв, то лезть в него не имеет никакого смысла. Значит, нужно идти вперед (или направо, или налево, что, в общем-то, одно и то же). Поэтому я двинулась вперед, не выпуская из рук пальто — оно приобрело какое-то сверхценное значение. Идти было трудно — все перепутано, все цепляется друг за друга в буйстве своей растительной жизни, приходилось раздирать эту зеленую, тугую сетку, потому что обойти ее было невозможно. Так что, продвигаясь, я наделала достаточно шума — настолько, что, когда я заметила, что я тут не одна, было уже поздно.Оно уставилось на меня.Оно было мохнатое и рыжее, руки у него свешивались чуть не до земли и оно там было не одно — в зарослях, за папоротниками, мелькало еще что-то, точно такое же рыжее и мохнатое.Это было уже слишком.Я развернулась и со всех ног бросилась бежать обратно, к скалам. Я проламывалась сквозь проклятые папоротники и один раз растянулась на земле, потому что нога у меня попала куда-то не туда. Я ждала, что в плечо мне вот-вот вцепятся волосатые лапы и при этом боялась обернуться. Я мчалась так, что стволы проносившихся мимо деревьев слились в сплошное однородное месиво. Наконец, я добежала до спасительной гряды и уже разогналась, чтобы ввинтиться в свою щель.И тут обнаружила, что забыла, в какую.Вся чертова скала была в трещинах — и по левую руку, и по правую. Потеряв голову, я носилась по каменной осыпи, не соображая, что за мной, собственно, никто не гонится.И тут я услышала насмешливый голос:— Ну что ты мечешься?Я остановилась, будто меня прихлопнули ладонью. Потом осторожно обернулась. Самый обычный человек. В штормовке, в сапогах, и ружье за спиной. Его рюкзак валялся рядом на камне.Все это было уж как-то совсем запредельно, точно в дурном сне. Но поскольку сон вообще не предполагает никакой логики, то именно это ощущение меня несколько успокоило. Я лишь перевела дух и сказала:— Там кто-то есть.— Дуреха, это же сульпы, — сказал он, — У них должна быть моя лошадь.— Это… то, что там — это сульпы?— А у тебя есть еще какие-то идеи по этому поводу?Только тут я заметила, что говорит он с едва уловимым акцентом. никаких особых идей у меня не имелось, поэтому я промолчала.— Так что ты тут делаешь? — опять спросил он.— Как мне отсюда выбраться?— Выбраться? Куда?Действительно, куда…— Ты ведь с той стороны, верно? — сказал он. — Я только что оттуда. Тебе что, очень туда нужно? Там, по-моему, неладно.— Сама знаю сказала я угрюмо. — А куда мне еще деваться?— Ты можешь, например, пойти со мной, — сказал он. — Что ты носишься у этой норы? Ты в ней что-то забыла?Я почувствовала себя полной идиоткой, а выглядела, наверняка, еще большей, чем себя чувствовала.— Ничего я не забыла… Я просто не понимаю… где я оказалась.— На другой стороне сказал он — Ты, видимо, случайно нашла Путь.— Ты хочешь сказать, что меня уже убили?Я готова была принять любую версию.— Ты что, с ума сошла? — искренне удивился он. — с чего вдруг тебя убили? Ты прошла путь, вот и все. Я уже лет пятнадцать хожу туда и обратно. хотя, похоже, придется это прекращать. Там становится очень опасно.— Туда и обратно…зачем?— Я переношу сюда кое-какие вещи, — сказал он — Собственно…это то, чем я в основном занимаюсь. Вставай, пошли.Тут только я обнаружила, что все это время просидела на острых камнях. Видимо, в какой-то момент у меня подкосились ноги.Я встала и потащилась за ним.— Меня зовут Хаарт, — сказал он не оборачиваясь. — Я довольно долго жил на той стороне…так что, могу с тобой объясняться, как видишь. Теперь-то там стало опасно. Они на каждом шагу спрашивают документы. А мои — такая явная подделка…Я покорно выслушивала весь этот бред, попутно размышляя, не дернуть ли мне в кусты. Потом решила подождать немного, посмотреть, что будет дальше.Тут он обернулся и поглядел на меня.— Я оставил у сульпов свою лошадь, — сказал он, — ты можешь посидеть тут, подождать. похоже, ты их боишься.Я не собиралась из вежливости утверждать обратное — просто постелила на землю свое многострадальное пальто и плюхнулась на него.Он скрылся за деревьями. Не было его минут сорок и я уже было начала думать, что он мне привиделся. Потом он вернулся. Он ехал на невысокой гнедой кобыле и вел в поводу вторую лошадь — эта была чалая и уж совсем низкорослая.— Я одолжил ее у сульпов, — объяснил он. — Они все равно какое-то время дальше не двинутся. Они иногда кочуют с места на место, понимаешь, а сейчас только осели здесь. Ты верхом ездить умеешь?Его лошадь была поседлана. Моя — нет.Я была не в том состоянии, чтобы торговаться по этому поводу и только попросила его, чтобы он меня подсадил. Он без слов забросил меня на лошадь, я разобрала поводья, вцепилась в гриву и потрусила за ним.Он ехал быстрой рысью, да еще без конца крутил лошадь, огибая стволы деревьев. У меня не было сил следить за дорогой — все внимание уходило на то, чтобы удержать равновесие. Проклятая кобыла оказалась толстой, как бочка — уж не знаю, было бы мне удобней, если бы она была костлявой.Через полчаса я взмолилась:— Имейте совесть!Он сказал:— А я думал, ты раньше не выдержишь. Ладно, меняемся.На его лошади сидеть было гораздо удобней — я сразу подогнала стремена по себе, пропустила его вперед и мы поехали быстрой рысью. Теперь у меня появилась возможность наблюдать за дорогой — да только, никакой дороги не было. Впереди была сплошная зелень, вверху — тоже, под копытами лошадей — тоже. Лес и лес. Куда мы едем?В какую сторону?Через какое-то время он перевел лошадь в шаг.Я набралась храбрости и спросила:— Хаарт! Куда мы едем?— А куда ты хочешь? — раздраженно отозвался он.Мне, видимо, следовало вести себя повежливей, но полная нереальность происходящего позволяла, как мне казалось, не слишком следить за собой. Какого черта я должна быть вежливой со своими галлюцинациями?— Да никуда я не хочу! — в сердцах сказала я, — я вообще не понимаю, как я здесь оказалась. И что вокруг происходит. Что вы мне тут голову морочите, ей-Богу!Он уже овладел собой.— Послушай, — терпеливо сказал он, — я не знаю, зачем ты лазила по этому подземелью, но я так понимаю, что ты от кого-то пряталась. Не от хорошей жизни ведь ты туда полезла. Вернуться ты не захотела — мы едем ко мне домой — нужно же тебе куда-то деваться.— Вам легко так говорить, потому что я тут беспомощна и не могу за себя постоять…— Постоять? Да ты ж сидишь! Вы там, на той стороне, все с придурью.Разговор принял какое-то безнадежное направление и я заткнулась.Какое-то время мы молча ехали шагом, потом он опять подобрал поводья.Стволы — раздутые, чешуйчатые, коленчатые вновь замелькали мимо.Он, не оборачиваясь, крикнул:— Нам придется заночевать в лесу. Засветло мы из него не выберемся.Почему-то, услышав это, я успокоилась. Может, именно потому, что ночевать в лесу мне пришлось бы в любом случае. Но сидеть одной, без огня, пялясь в темноту, в любую минуту ожидая увидеть приземистую тень с горящими глазами…нет уж, увольте!Выяснив, что будет дальше, я впала в состояние довольно неустойчивого душевного равновесия. Я, вообще-то не отношусь к тем людям, которые с легкостью приспосабливаются к меняющейся ситуации, поворачивают ее себе на пользу и, вообще, плавают в полном всяких неприятных неожиданностей мире, точно рыбы в воде. Мне всегда нужно знать, что случиться через час — лучше бы, правда, ничего не случалось. Никогда не понимала, какой кайф в дамских романах, в которых бедную женщину судьба швыряет как щепку по воле волн, пока она не найдет тихую пристань в объятиях своего героя — когда она могла найти эту тихую пристань еще на первых страницах романа, выйдя замуж за какого-нибудь герцога, который ей уже делал предложение, но, видите ли, с первого взгляда не понравился. В результате она в обоих случаях будет стирать пеленки и швырять в мужа сковороду — но предварительно, почему-то, предпочитает как следует потрепать нервы себе и окружающим. Я люблю спокойную, размеренную жизнь — кто ее, кстати, вообще видел?За всеми этими бесплодными размышлениями я не заметила, как стемнело — в лесу и днем было темновато, а потом тьма неожиданно сгустилась и я перестала различать стволы деревьев. Я ехала, отдав повод и предоставив лошади самой выбирать дорогу, а она, видимо, полностью полагалась на едущую впереди парочку. Головную лошадь я видела — она была светлой масти и мелькала впереди смутным пятном.Вскоре после наступления темноты, Хаарт перевел лошадь в шаг, мы прошагали еще минут десять, и, наконец, остановились в каком-то месте, которое, по-моему, ничем не отличалось от остальных. Мне ничего не оставалось, как слезть тоже. Он молча смотрел, как я расстегиваю подпруги, кладу перевернутое седло на землю и протираю спину лошади пучком травы.Потом он сказал:— Странно, что ты хoть как-то ездишь верхом.— Мой отец был палеонтологом. Я ездила с ним в экспедиции.Он даже не спросил, что такое палеонтолог, а, может, знал. Забрал у меня повод и увел лошадей куда-то за поваленное дерево.Потом вернулся и стал разводить костер. Делал он все привычно, умело, но за все это время не произнес ни слова. Я особенно не усердствовала — просто сидела и смотрела на огонь. Когда в котелке закипело то, что там кипело, он протянул мне жестяную кружку. Это был какой-то отвар из трав, по вкусу дрянь порядочная, но, по крайней мере, горячий.— Есть хочешь? — спросил он.— Ага, — удивленно откликнулась я.Он порылся в своем рюкзаке и протянул мне подозрительного вида хлеб, уже довольно черствый, и кусок такого же черствого сыра. Я подмела все это за пару секунд — я и не думала, что так оголодала.Он спокойно наблюдал за мной.— Тебе действительно нужно туда возвращаться? — наконец, спросил он.Я как следует подумала.— Зачем? Я хочу сказать… что я там оставила?Я оставила там холод и мрак, и звуки выстрелов на ночных улицах, и друзей, которых уже не было. Та жизнь закончилась, когда за мной гнались штурмовики — с таким же успехом они могли меня убить.В тяжелых временах нет ничего хорошего — они ломают вашу жизнь равнодушно, не спрашивая — все, на что вы надеялись, все, о чем мечтали… Но, когда они наступают, гораздо легче отличить важное от неважного. Все, что, казалось, определяло, все, что наполняло существование смыслом во дни благополучия — карьера, достаток, престиж… кто теперь об этом думает? Только о том, без чего человек действительно не выживет — не может выжить — безопасность, еда, сон… безопасность.— По крайней мере, тут спокойно, — сказал он. — Там, у вас, сейчас не слишком уютно. Я еле выбрался.— Ты хочешь сказать, что в том, что ты ходишь туда и обратно… нет ничего особенного?Он пожал плечами.— Если можешь добраться куда тебе нужно, это не так уж и сложно. Я знаю несколько человек отсюда, которые болтались там довольно долго. И — наоборот.— И никто об этом не знает? Там, у нас, я хочу сказать… Я ни о чем подобном не слышала.— Предположим, ты выбралась бы обратно, — сказал он. — Ты стала бы об этом говорить?— Да нет, я же не совсем безумная. Какой смысл рассказывать — мне бы просто никто не поверил. Но это все как-то…непонятно.Он кивнул.— Я и сам не знаю, как это происходит. Всю механику, я хочу сказать. Но если прикинуть…это — единственный проход, о котором мне известно. Но, наверняка, должны быть еще… в других местах.Костер трещал, отбрасывая на мокрые стволы черные и красные тени. Я сидела, завернувшись в пальто — не потому, что здесь было холодно — это был полусознательный жест самоизоляции. В темноте за мной и передо мной лежал абсолютно чужой мир.— Когда я забралась на ту скалу, — сказала я наконец, — там, внизу, был обрыв и дальше — лес. А дальше — что?— Дальше и есть лес, — ответил он. — Несколько дней пути — сплошной лес. А потом — болота. Но они гораздо дальше, очень далеко. Кочевье идет откуда-то оттуда.— Кочевье?— Я думаю, что-то происходит с этими болотами время от времени. Может, они высыхают или вымерзают, не знаю… И вся живность оттуда, скопом, валит на побережье. Обычно они проходят по равнине, мимо моего дома. В это время лучше не выходить.— Какая живность?— Не знаю. У вас таких нет.— А в эту сторону — что?— Лес. Потом равнина. Люди здесь в основном живут на равнине. У кромки лесов.— И ты говоришь, что тут безопасно? При том, что какие-то странные твари…— Это опасности, которые можно предвидеть, — сказал он. — Конечно, все дома огорожены. туда так просто не пройдешь. Но это от животных, не от людей, понимаешь?— Ты потому и таскаешься с ружьем?— На всякий случай, — сказал он. — Кто знает… Кстати, там в рюкзаке, есть одеяло. Если ты хочешь спать…Спать я хотела, но заснуть никак не могла. Может, просто, чересчур устала. Такое бывает.Он молча глядел на огонь. Сидел он спокойно, расслабленно, но производил впечатление человека, который в случае опасности может отреагировать моментально.— Тебе нужно будет выучить язык. — сказал он.— Язык?— Я говорю на вашем языке потому, что жил на той стороне какое-то время, — пояснил он, — но тут, понятно, мало кто его знает. Вообще-то, здесь несколько наречий, но если ты, хотя бы, будешь знать язык кейяр…— Кейяр?— Ну, людей. У сульпов свой язык.Наверное, мне и самой следовало это сообразить — не будь у меня в голове такая неразбериха. Когда-то у меня были способности к языкам…ладно.Я наугад ткнула пальцем в ближайшее дерево и спросила:— А это как называется?Он сказал.— Это значит — просто дерево? Или именно это?— Именно это.Может, у них вообще нет слова для просто дерево, как у эскимосов слова для просто снег? Поди пойми.— Я должна записать это, а то ведь забуду. У тебя есть карандаш какой-нибудь? Бумага?— Нет. — Он подложил под голову рюкзак и лежал, удобно растянувшись у костра. — И не рассчитывай их раздобыть где-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16