А потом вдруг о нем перестали даже упоминать. Все знали, что дело ещё не закончено, но говорить о нем почему-то перестали. Все знали, что, не сумев добиться пересмотра здесь, в Паркертоне, Ланкастер подал апелляцию в Верховный суд штата. Ну, а уж что решат там, наверху, всё равно не угадаешь. А у горожан и своих забот хватало и, значит, об Анджело Пассетто лучше было забыть.
Между тем доктор Спэрлин и его главный помощник доктор Брэдшир сообщили, что миссис Спотвуд действительно нуждается в длительном лечении, и окружной судья вынес решение об отсрочке ареста на шестьдесят дней — максимальный срок, допустимый законом при отсутствии медицинского свидетельства о невменяемости. Это событие прошло незамеченным.По рекомендации доктора Спэрлина и его ассистента рассмотрение в суде вопроса о невменяемости Кэсси Спотвуд состоялось за двенадцать дней до истечения шестидесятидневной отсрочки. Поскольку опекун пациентки, используя своё право, отказался от суда присяжных, разбор дела происходил в кабинете судьи Микера. Опекуном ad litem Опекун ad litem назначается только на время рассмотрения дела в суде. был назначен некто Сэм Пирси, бедный малый, родом с холмов, начинавший практику; рекомендуя его судье Микеру, Фархилл сказал:— Будет недурно, судья, если вы назначите Сэма Пирси опекуном миссис Спотвуд. Ему эти пятьдесят долларов придутся кстати — он за все лето ни разу не ел досыта.А Сэму Пирси Фархилл сказал:— Дружище, на твоём месте я бы помалкивал. И сейчас и вообще. Ты же понимаешь, что как джентльмены мы должны оградить бедную миссис Спотвуд от каких бы то ни было сплетен.Сэм ответил, что он совершенно согласен. И Сэм действительно помалкивал. Помалкивали вообще все, кто имел отношение к этому делу. Не то чтобы сплетни могли что-нибудь изменить. Люди верили, что Кэсси Спотвуд тронулась. Так что когда наконец стало известно, что стоит вопрос о вменяемости Кэсси и что её поместили в частную клинику, все сочли, что Маррей Гилфорт проявил верность старому другу, взяв на себя все хлопоты, не говоря уже о затратах.К этому времени адвокат из Союза гражданских свобод посетил Паркертон. Он отказался от гостеприимства Ланкастеров и остановился в гостинице, но все же провёл целый день в конторе Лероя, изучая материалы дела и общую ситуацию. Весь следующий день он беседовал с Фархиллом, судьёй Поттсом, доктором Лайтфутом, судьёй Микером и Марреем Гилфортом. А на третий день, после поездки в клинику и беседы с доктором Спэрлином, отправился в Нэшвилл и в тот же вечер улетел обратно в Нью-Йорк.Неделей позже Лерой получил из Нью-Йорка официальный ответ на своё обращение.Оставляя в стороне этическую сторону дела, говорилось в письме, Союз не видит оснований вмешиваться в процесс Анджело Пассетто.
Летняя жара осталась позади. Воды в прудах поубавилось. В лучах солнца высохшая грязь вдоль берегов отливала зеленью, точно окислившаяся медь. Жители горных деревень сходились на свои баптистские праздники.В ту осень собрали хороший урожай кукурузы, и цена на неё держалась твёрдая. Футбольная команда средней школы Паркертона проиграла, не добрав на чемпионате Западного Теннесси только три очка. Умер старейший житель здешних мест, негр, рождённый в рабстве, и на первой странице «Паркертон Кларион» была опубликована статья под заголовком «Ушла эпоха». К рождеству выпал небольшой снежок.Шестого января состоялось заседание Верховного суда штата Теннесси: Анджело Пассетто был признан виновным.
Под вечер, вернувшись от Анджело, которому он сообщил о решении суда, притворившись, однако, что обдумывает новую идею и есть ещё надежда, Лерой сел за стол и начал писать. К полуночи он закончил и перепечатал набело свою работу. Затем написал короткое письмо. Он вложил рукопись и письмо в большой конверт, надписал адрес, приклеил марку и по дороге домой опустил конверт в почтовый ящик. Пакет был адресован журналу «Нью-Нейшн» в Нью-Йорке.Глядя на тёмную щель, проглотившую его конверт, Лерой подумал: «А что это даст?» Даже если они напечатают его статью. Сколько людей прочтёт её? Десять тысяч? Пять тысяч? Пятьсот? Сколько из них окажутся жителями Теннесси? И из тех, что прочтёт, кого она по-настоящему взволнует?Интересно, прочтёт ли её губернатор Теннесси, если послать журнал ему лично и приложить письмо с просьбой об аудиенции? «А ладно, — подумал он. — Будет толк или нет, а не написать этой статьи я не мог».
Он не спал всю ночь. Он говорил себе, что так устроена жизнь и что с этим приходится мириться. Он говорил себе: «Это не оттого, что люди злы. Нельзя считать, что твои ближние злы. Они просто люди, и сам ты такой же, как они. И если они совершают дурные поступки, то так уж устроена жизнь. Приходится принимать её как есть и продолжать делать своё дело. Мир развивается постепенно, и надо просто как можно лучше исполнять свой долг». Так твердил он себе. Но ни одна из этих мыслей не помогла ему обрести покой.Он нащупал в темноте руку Корин и крепко сжал её.На рассвете он оделся и поехал в долину Спотвудов. Он даже не выпил кофе.Он нашёл Грайндера. Поддержит ли Сай его, Лероя Ланкастера, в просьбе о применении habeas corpus Habeas corpus определяет условия применения принудительных мер, включая арест и проч. для освобождения Кэсси Спотвуд из лечебницы, с тем чтобы потом передать её для медицинского освидетельствования беспристрастных экспертов? Лерой объяснил Грайндеру, что поддержка, о которой он просит, — не более чем формальность, но без неё не обойтись.Сай сказал, что поможет Лерою, даже если от него потребуется что-то большее, чем простая формальность. Потому что он считает, что если человек хочет сказать правду, его должны выслушать.
Неделю спустя заинтересованные стороны собрались в кабинете судьи Поттса. Лерой и Сай Грайндер привели психиатра, профессора медицинского института в Нэшвилле, Фархилл и доктор Спэрлин с врачом из лечебницы сопровождали Кэсси. Позади Кэсси стояла медицинская сестра. Судья Поттс заявил, что он внимательно ознакомился с документами, на основании которых миссис Спотвуд взяли под медицинский надзор, и, обратившись к Лерою, спросил, может ли он указать на какие-нибудь неточности в документах. Лерой ответил отрицательно. Затем Фархилл предложил вниманию судьи Поттса пачку писем, написанных пациенткой. Доктор Спэрлин счёл нецелесообразным отправлять их по причинам, которые станут понятны позже. «И все же, — заявил Фархилл, — доктор Спэрлин не хотел бы скрывать их от суда. Более того, доктор Спэрлин убеждён, что письма помогут суду прийти к правильному решению».Судья надел очки, взял письмо и насупился.— Уважаемый губернатор, — начал он.Профессор из Нэшвилла очень вежливо заметил, что он не знаком с судебной процедурой, но тем не менее сомневается, правильно ли с медицинской точки зрения зачитывать письмо пациентки вслух перед группой людей.Судья Поттс снял очки, затем, сделав паузу, поблагодарил профессора и пояснил, что долг судьи в данном случае — установить достоверность всех представленных ему материалов и что он считает необходимым ознакомить с ними всех присутствующих.Он опять надел очки. Но ему было темно. День стоял пасмурный; огромный, похожий на таз, абажур под потолком был засижен мухами и покрыт пылью, а дно его усеяно многими поколениями мёртвых мотыльков. Судья включил настольную лампу и наклонил голову.В большой мрачной комнате стояла тишина, лишь доносились шипение пара в радиаторах, стук дождя и неровное дыхание Кэсси. Было жарко. На лысой голове судьи Поттса выступил пот.— Уважаемый губернатор, — снова начал судья. — Вы единственный человек в мире, кто может мне помочь. Я убила Сандера. Я должна была это сделать. Я убила его ножом, но глаза его были закрыты. Нет, открыты, только ему было всё равно. Каждое утро я его будила, чтобы побрить, и он дёрнется, бывало, и порежется до крови. После удара он уже не мог бриться сам, а когда я попыталась привести его в чувство, погладила ему руку, а потом подёргала за волосы, кровь все текла, и всё равно он не добрался бы до двери. Время-то было весеннее, о губернатор, губернатор, помогите мне! Умереть я хочу, ведь он пришёл по дороге, пришёл…Судья перестал читать. Мелкие капли пота блестели у него на лбу. Подняв голову, он увидел, что женщина смотрит на него.— Миссис Спотвуд, — проговорил он, приближаясь к ней с письмом в руках. — Миссис Спотвуд, — повторил он, стоя перед ней и положив руку ей на плечо. — Это вы написали?!Она сидела, как маленькая девочка, сложив руки на коленях и глядя на судью снизу вверх. Медленно кивнула головой.— Да, ваша честь, — пробормотала она.И вдруг упала на колени и, пытаясь поймать руку с письмом, закричала:— Вы должны мне поверить, должны, он шёл по дороге, как будто факел двигался сквозь дождь, как горящий сушняк, а пламя было такое бледное, его едва было видно при дневном свете, а я его видела, дождь не мог его загасить, и оно приближалось…— Перестаньте, миссис Спотвуд, перестаньте, — приказал судья, пытаясь высвободиться.Он отдёрнул руку, надорвав при этом письмо, но Кэсси по-прежнему цеплялась за него, обхватив его за ноги, твердя, что факел двигался сквозь дождь. Психиатр из Нэшвилла шагнул было к ней, но остановился в нерешительности, да так и остался стоять с поднятой рукой.Подошла сестра и, встав позади Кэсси, крепко схватила её за кисти рук и свела их вместе, так что на мгновение показалось, что они сжаты в мольбе о пощаде.Сестра заставила Кэсси вернуться на место. Судья снял очки и вытер лицо платком. Он окинул взглядом громко всхлипывающую Кэсси, затем всех собравшихся.— Джентльмены, — начал судья Поттс. Чуть отдышавшись, он продолжал: — Джентльмены, мне совершенно ясно, что эта женщина страдает от тяжёлого нервного расстройства. Она находилась под наблюдением двух вполне квалифицированных врачей, имеющих разрешение практиковать в штате Теннесси.Он сделал паузу, вытер лицо платком.Лерой воспользовался паузой и почтительно заметил, что, учитывая серьёзность положения, возможно, следует собрать медицинский консилиум и…Судья Поттс прервал его:— Если врачи, лечащие миссис Спотвуд, желают созвать консилиум, — заявил он, — это их дело, и оно выходит за пределы юрисдикции суда. Что же касается ходатайства о применении habeas corpus, то в данном случае оно не может быть удовлетворено.Лерой проводил приглашённого психиатра. День угасал, моросил холодный мелкий дождь. Законы Лерой Ланкастер и сам знал. Но ведь всегда остаётся какой-то маленький шанс победить, несмотря ни на что. И его надо использовать.Надо, черт побери! Он потрогал карман, в котором лежало письмо из «Нью Нэйшн». Оно пришло сегодня, но он забыл о нем. В письме говорилось, что журнал будет рад опубликовать его статью. Лерой подумал, что никогда прежде не писал статей, даже не пытался это делать, а вот теперь ему уже под пятьдесят и его первая же статья появится в серьёзном журнале. Мысленно он уже видел обложку с названием своей статьи: «Есть ещё рыцари в Дикси» и своим именем. Но тут же очнулся и с отвращением отвернулся от созданного образа, словно отдёрнул руку от обложки журнала, так и не коснувшись её.Он подумал об Анджело, ждущем в своей камере.Надо будет послать экземпляр губернатору. Журнал обещал дать материал без задержки. Выйдет через три недели, обещали они, через три недели, начиная с сегодняшнего дня. Он задумался, а не обвинят ли его в оскорблении суда? За публикацию этой статьи? Пожалуй, нет. Ведь дело закончено. Верховный суд ходатайство отклонил. Дело закончено. Лерою Ланкастеру они уже ничего сделать не могут. Единственное, что они могут, это прикончить Анджело Пассетто.Если не вмешается губернатор. Вся ставка на губернатора и на статью. Статья подействует сильнее, чем разговор с губернатором с глазу на глаз.Он даже не раскрыл зонт, так и стоял под дождём, привлекая к себе внимание немногих прохожих. Потом раскачиваясь пошёл через площадь. К тому времени, когда он свернул на свою улицу, во многих домах уже зажёгся свет. И в его доме за облетевшими старыми дубами тоже, наверное, уже горел свет. Он пошёл быстрей.Завтра он постарается придумать что-нибудь ещё. Если вообще что-нибудь можно придумать. А сейчас он просто спешил домой. Ему хотелось увидеть, как улыбнётся ему Корин.Утро вечера мудрёнее. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ — Ну, милочка, — говорила мисс Эдвина, — нелёгкий был у вас сегодня день, и доктор советует вам принять вот это…Она протянула Кэсси рюмку, в рюмке лежала красная облатка.Кэсси, полулежавшая на подушке, подумала, как это в духе мисс Эдвины — подать таблетку в винной рюмке старинного хрусталя. В лечебнице сестра разносила лекарства на блюдце. Блюдце не всегда бывало чистым.Она взяла рюмку и вытряхнула таблетку на ладонь. Улыбнулась мисс Эдвине.— Пожалуй, я и в самом деле немного устала сегодня, — сказала она. Потом добавила: — О, мисс Эдвина, вы так добры ко мне!Кэсси наблюдала за лицом мисс Эдвины. Её волосы, такие белые, что они отливали голубизной, казалось, испускали сияние, а бриллиантовая подвеска на чёрном шёлковом платье ловила свет маленькой лампы, стоявшей на столике у кровати, и тоже сверкала.При последних словах Кэсси лицо мисс Эдвины неожиданно расплылось от удовольствия, покрылось сетью морщинок, а выцветшие голубые глазки засветились. Глядя, как она блаженно улыбается, Кэсси подумала: «Как мало человеку нужно для счастья».От этой мысли ей и самой вдруг стало хорошо, и это неожиданное ощущение радости её удивило. Она уже забыла, какая она — радость. Упав на подушку, Кэсси, счастливая, закрыла глаза, предоставив себя заботам других и все думая об этой улыбке.Но она вспомнила.И неловким, жадным, ребяческим жестом поднесла руку ко рту, словно для неё было удовольствием проглотить таблетку, и потянулась к бокалу с водой — тоже хрустальному, — стоявшему на серебряном подносе.Мисс Эдвина подала ей стакан, и она осторожно отпила глоток, закашлялась, сделала вид, будто ещё отпила, отдала стакан мисс Эдвине. Потом легла, подтянула одеяло и прижалась щекой к подушке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36