Рост лежал очень похожий на пожилого покойника. Глаза его были заволочены мутным. В ногах лежал баллончик с кислородом.
– Может, вторую кардиограмму? – спросил Петя.
Вита покачала головой.
– Некогда. Коля, сворачивай! Габи, Юрка! В машину за носилками! – Она подошла к постели Роста, села на край.
Рост чуть ожил, пелена на глазах начала растворяться.
– Ро-о-остик! Все хорошо, – певуче сказала Вита и улыбнулась. – Сейчас в больницу поедем, полечимся…
Петя посмотрел на Виту вопросительно:
– Подождать бы…
– Поедем, – твердо сказала Вита, взяла Роста за вялую серую руку, нащупала пульс. Привычным движением крутанула головку часов, но даже и не посмотрела на зашевелившуюся секундную стрелку. – Шприц. Ну, что ты, Ростик, а?.. – замурлыкала она.
– Как брюхо? – прошепелявил с трудом Рост и косо улыбнулся. – Скажи «трактор»…
– Тррактор, – прокартавила Вита, и что-то булькнуло у нее в горле.
– У-уу, – улыбнулся Рост с закрытыми глазами.
– Все будет хорошо, – сказала Вита, поглаживая Роста по запавшей от отсутствия зубов небритой седоватой щеке.
– Я зна-а-аю, – выдавил Рост. – Поцелуемся да-ва-ай… На всякий случай…
– Ро-о-стик, – заблеял вдруг голос Виты. – Ну, чего ты надумал, Ростик?
– Она дернула головой, сбрасывая слезы с ресниц.
– Э-э, – подошел со шприцем Петя. – Ты, парень, дуру не гони! – Он погладил сгиб локтя, отыскивая вену. – Ты уже все, не ушел, теперь подымешься…
Вита отвела в сторону мешающую руку Пети, поцеловала Роста.
– У-у… – Рост закрыл глаза.
Петя ввел иглу.
– В случае чего… Жечь… Урну потряси… в плече oсколок… – пронес Рост медленно, но членораздельно. – Не звенит – не я…
4
– Хэлло-о, – сказал женский голос. Такой голос Юрка слышал только в кино. – Здесь говорит Габриэль. Ты держишь свое обещание?
– Какое? – не понял Юрка и от удивления взглянул на телефонную трубку, в которой говорил зарубежный голос. – Я сплю…
– Достаточно спать для мужчины, – сказала Габи.
– Мне нужно, я корпулентный…
– Не обижайся, малиш… Ты имеешь прекрасный рост.
– Тогда ладно. Встаю уж, носки ищу… Котю погуляю и…
– Ты его бери с нами, – встревожилась Габи. –
– Я это хочу.
– Ишь ты: «хочу». Зачем он тебе, вам? В Загорске он попов укусит.
– Хочу, – чуть капрно сказала Габи. – Скажи, у вас в Загорске мы что-нибудь можем покупить или я должна брать провиант?
– Да купим, не тусуйся… Тем более я теперь голодать решил, десять ден.
– Почему-у?..
– Потому. Чтоб был шпор Значит, встречаемся на Ярославском вокзале…
– Я буду смотреть натуру, – сказала Габи, усаживаясь у окна в электричке.
– Нет, Коть, ты слышал?! Натуру она будет смотреть! Подъем! Уходим!
– Хорошо, не буду. Тогда отвечай мне. – Габи загнула большой палец. – Первое: почему этот старый доктор Петя так грубый?
– Чего-о?! – хмыкнул Юрка, – Петя ангел, каких я не знаю. Он просто на «скорой» сто лет работал, а там у них своя манера…
Электричка тронулась. По вагону тетка катила ящик с мороженым. Юрка купил два. Одно сунул Габи, а со второго содрал обертку. Котя сел и заколотил по полу обрубком хвоста.
– Смотри фокус, – сказал Юрка. – На!
Котя открыл пасть. Юрка положил ему в пасть мороженое. Котя закрыл пасть, замер и снова открыл: мороженое исчезло.
– Можешь так же?
– Найн, – сказала Габи и загнула указательный палец. – Второе: почему Рост такой странный? Почему он совсем не имеет зубы? За что любит Вита его так очень?
– Отвечаю по порядку. Зубчики у него выпали с помощью твоих соплеменников на Юго-Западном фронте в окружении… От цинги…
– Шшайсе!.. – Габи чуть не клюнула его своим горбатеньким носиком. – Ты
– дурак! Есть немцы и немцы!
– Ну-ну… ишь чувствительная!.. После войны Рост был конструктор по парашютам. Такой конструктор, каких не было…
– Откуда знаешь ты?
– Знаю. Он рассказывал, – объяснил Юрка. – Он парашюты обретал, а потом сам испытывал. Поняла?
В проходе взвгнул Котя. Ему нечаянно наступил на ухо какой-то дядя с газетой.
– О, майн армер хунд! – рванулась Габи к собаке. – Ему давали ухо! Майн либер! Ком – И тут же ощерилась на дядю: – Надо быть больше осмотрительной!..
Габи хотела ему еще что-то сказать, но Юрка потянул ее за рукав. Котя, поскуливая, перелег к окну.
– Вайтер, – велела Габи.
– Ну вот, – Юрка взял ее маленькую ладошку в руки и погладил, как бы прося прощения за дядю. – А на войне он десантником был. На нем живого места нет. Четыре раза в него ваши ребята попали, меткие…
– Что-о-о?! – Габи даже приподнялась с места. – Какие наши ребята?..
Котя вздернулся с пола и приподнял ухо.
– Тю-тю-тю! – замахал на Габи Юрка. – А ты, Котя, предатель. Она на меня нападает, ты ее кусить должен… Не тусуйся, Габи, сиди тихо. – Юрка надавил на ее худенькие плечи.
Габи нервно вывернулась, но села на место.
– Он совершил одно героическое дело?
– Тьму.
– Какое?
– Вот у него одна медаль «За отвагу» – знаешь за что? За отнимание оружия у трупов… Они отступили, а дело зимой было. – Юрка взглянул на Габи. Глаза у нее стали влажные. – На поле боя много оружия осталось. А поле все пристреляно. А без оружия отступить нельзя. Оружие бросить – командира расстреляют. Желающих вызвали. Рост пошел…
– Он имел приказ? – тихо спросила Габи.
– Сам. Командира пожалел. Тот его от штрафной роты когда-то спас. Рост подрался и финкой сухожилие одному парню перерезал. Командир тогда дело замял. Ну, вот он с ним сквитался… И потом еще Рост был уверен, что в него до смерти не попадут. У него чувство боя обостренное… Откуда пуля летит, чувствует… Интуиция…
– Я знаю: такое есть! Ва Дальше, – прошептала Габи.
– Он матери своей совсем с войны не писал писем. Они договорились, что будет писать, если ранят. А нет писем, – значит, жив-здоров. Так он ей за всю войну только четыре письма и написал.
– Он не любил свою мать? – вжав голову в плечи, спросила Габи.
– Н-не очень…
– Как это может быть?
– Может. У него родители были богатые, врачи оба. И до революции, и после. У них даже машина была. А он просил велосипед на день рождения. И мать купила ему, но… – Юрка сделал паузу и поднял вверх палец, – но подержанный. Поняла: сами богатые, а велосипед старый, чтобы подешевле?.. Да к тому же дамский.
– Ну и что? – удивленно пожала Габи плечами.
– А то: понял, что у него мать скупая, вот в чем дело! В принципе. И даже не в этом…
– Хм, – Габи задумалась, постукивая пальчиком по зубам. – Странно… Еще рассказывай про него.
– Еще, еще?.. Чего же еще?.. Ммм… Вот он войне, например, был рад.
– Что-о-о?
– Вот то… Ну, не совсем чтобы рад, но во всяком случае… Он в июне перед войной прыгал с парашютом, ну, для спорта. И неудачно: ногу растянул. К врачу пойти поленился, а на работу на следующий день не смог. А тогда с прогулами строго было. А он сидит дома, на работу не ходит. А в воскресенье война началась, он сразу – в военкомат.
– Это не есть радость. Это есть счастье в несчастье.
– Ну, называй как хочешь, короче – не в тюрьму.
– Скажи, он это все сам рассказал? Он любит хвалить себя?
– Рост?! – удивился Юрка. – Это Вита него все выуживает втихаря, а потом мне…
– Генук, – сказала Габи. Она сделала резкое движение рукой: – Это теперь ясно. Я тоже могла быть с такими, как Рост. Последнее: зачем он имеет волосы накрашенные?
– И эта туда же!.. Что они вам всем дались – его волосы?! Ну, красит и красит. Хочется человеку, пускай себе красит, что хочет. Хоть задницу. Пушкин вон когти какие отращивал, – Юрка показал какие, – что он, от этого писать хуже стал или что?!
– Зачем ты кричишь? – удивилась Габи. – Ты, наверное, от голода в приступе?
В Загорске моросил дождь. Юрка привязал Котю, и они с Габи вошли на территорию лавры. Из-за дождя народу было мало. Габи посмотрела на соборы, сказала, что они ей нравятся, и поинтересовалась у какой-то бабушки, где учатся «молодые люди на попов». На попов учились за чугунной оградой. Там парень в черном кителе, надев на голову целлофановый пакет, мел пустой Наметенный мусор он большим совком носил в слабо горящий ко Габи окликнула его.
– Как я могу посетить ваши занятия? – спросила она. Парень оглядел ее с ног до головы и показал пальцем на одноэтажное строение. И еще раз оглядел ее.
– Габи, вини, – сказал Юрка, когда они отошли от ограды. Он аккуратно застегнул спустившуюся молнию на ее бежевом комбинезоне, чуть не зацепив янтарные бусы. – Так-то лучше будет, все-таки религия.
Габи фыркнула и оглянулась. Парень за оградой мел дальше, поглядывая в ее сторону.
– Вот так! – поддразнил Юрка. – Это тебе не ваши попы с лысиной… Наших не соблазнишь…
– Дурак! – спокойно сказала Габи. – Я имела интервью с вашим митрополитом.
Она позвонила в дверь указанного строения, оттуда вышел молодой человек тоже в черном кителе и вежливо пояснил, что если Габи имеет специальное разрешение епархии, то она может посетить занятия. А если нет, то – не может.
– Это странно, – сказала задумчиво Габи и разочарованной, очень красивой походкой пошла к дверям собора.
– Ну-ка! – уже резко остановил ее Юрка на паперти. Он с треском застегнул молнию комбинезона, непонятно каким образом снова спустившуюся чуть ли не до пояса.
– Какие вы, русские?! – возмутилась Габи. – Плювать на улице, бросать… как это… остатки сигареты можно, а ходить свободно нельзя!..
– Да это не просто свободно! – развел Юрка руками.
– Все же видно, хоть бы лифчик, а у тебя вместо лифчика одни бусы! Я пойду кобеля проведать, может, сгинул, дай ему Бог здоровья!
Габи он нашел в соборе.
– Ваша мадонна имеет глаза, в которых, как у тебя, стоит грусть. – Габи несколько раз посмотрела на икону, на Юрку, на икону, на Юрку. – Ты тоже имеешь библейские глаза. Только она Бога рожает, а ты? Я все знаю от Виты. – Она подошла к служительнице, торговавшей свечами, и выбрала самую толстую свечу. Та что-то сказала ей, Габи резко вскинула голову и взяла свечу потоньше.
– Для Германии, – пояснила она Юрке. – Мы уже должны ехать на дачу, не правда ли? Юрка кивнул:
– Правда, жрать хочется.
– Ты очень любишь добиваться выгоду! – Габи передернула плечами и вдруг встала как вкопанная: – Момент! Ты же отказался от еды на десять дней и ночей.
– Да? – Юрка тяжело вздохнул. – Может, это я пошутил, а?
Перед нужной остановкой Габи, помолчав, вдруг нахмурила лоб.
– Ты продолжаешь любить Bиту, но она уже не есть больше твоя родственница. И она тебя как-нибудь очень любит… Должно это значить, что у вас интимный контакт?.. Ты приходил к ней в постель?
Юрка ошалело поглядел на нее…
– Почему не-е-ет? – удивилась Габи. – Это бывает… Если любовь, разные возраст не играет роли…
– Поспи, Габи, – родительским голосом посоветовал Юрка и пригнул ее голову к себе на плечо. И вдруг вскочил. – Подъем, проедем! Котя!
Вместо забора по периметру дачи Вербицких рос кустарник. Его стигли, если не забывали. Этим летом не забыли.
На двух серебристых елях, посаженных еще покойным Сеней, были развешаны самодельные лампиончики, переделанные елочной гирлянды. На каждом лампиончике было нарисовано лицо: детское или взрослое.
– Вита выдумала, – сказал Юрка. – Как кто родится или подженится – так его сюда. А рисует сестра Виты.
– А что случается, если идет дождь? – удивилась Габи.
– Краски хорошие. Импортные. Это Лида, – Юрка ткнул пальцем в лампиончик.
– А ты?
– Меня Мила замазала после развода. У Лиды теперь фик. Вот он!
Габи подошла вплотную к елке и взяла шарик в руки. На нее смотрел человек с бородой, в очках и с большой лысиной.
– Я как-нибудь теперь понимаю Лидию, – задумчиво сказала Габи, выпуская лампион рук. – Он очень умный… Как Юрген… Мой муж, – она ткнула себя пальцем в грудь.
– Умный-то умный, а жениться не торопится. Котя! Ты где?
Вдалеке зашуршали кусты: ломился Котя, и тут смех на веранде сменился задушевным лаем. Послышался удар, похожий на мощный шлепок, и в распахнутую дверь высунулись две ощеренные собачьи морды…
– Откажи-и-ись!.. – прохрипел мужичий голос, который трудно было представить себе на этой розовой веранде. – У-у, стервы!..
Собаки взвыли и утянулись внутрь.
На полу веранды сидел здешний сторож Федор Палыч. К поясу его поверх устарелого пиджака были привязаны две длинных веревки, которые тянулись под топчан. Под топчаном скулили собаки, ударенные, по всей видимости, железным прутом, который сторож держал в руке. Возле старика суетилась немолодая женщина, очень похожая на Виту, только некрасивая. Свободной рукой сторож держал пустой стакан, который не выпустил во время падения со стула. По мокрым штанам и по запаху нетрудно было понять, что водку Федор Палыч пролил. Чем и был сейчас недоволен. Людмила Леонидовна помогла ему подняться и усадила за стол. Красивый черноволосый парень налил водки в его пустой стакан. Он же подал ему ушанку с проплешинами, откатившуюся в угол.
– Здравствуйте! – сказал Юрка. – Это Габриэль, знакомая Виты. Из
– Здравствуйте, – Людмила Леонидовна кивнула Габи. – А сама Виталия когда прибудет?
– Да она вчера приехала. Они вместе приехали, – показал Юрка на Габи.
– Здравствуйте, Габриэль, – уже приветливее повторила Людмила Леонидовна. – Проходите, Габриэль… Красивое имя.
– Так я чего говорю-то… Эта лабуда мещанская…
– Соседи, – перевел слова сторожа черноволосый парень.
– Не перебивай, – сторож шлепнул его по руке, давая понять, что он не случайно употребил именно это слово.
– Эта лабуда кошатиной в войну торговала. И провода замкнула в среду. А я чуть кенарей коптильным газом не подушил. Ты понял?! – рявкнул Федор Палыч, поворачиваясь к Габи. – Хорошо, в обходе недалеко был. Вижу, мать честная, Есся бежит… – Он показал на черноволосого.
– Изя, – поправила сторожа Людмила Леонидовна.
– Во-во: Есся. И меня кличет: кенари, мол, орут, слабызным голосом.
Людмила Леонидовна с удивлением посмотрела на Изю, как бы проверяя, мог ли он сказать такое.
– …У меня дом-то липы, чего балалайки делают, звенит весь, как эта!.. – он постучал по столешнице для сравнения, но остался недоволен выбитым звуком. – Ты понял?! – снова повернулся он к Габи.
1 2 3 4 5 6 7 8