Восторг, который он испытал, увидев Мелиор впервые, восторг, испытанный им на горной вершине, не был иллюзией. Но не стоило думать, что так будет вечно…
– Любимая, что это за немыслимый резной посох?
– О, он принадлежал моей сестре, Мелузине. Я не удивлюсь, если он волшебный. Кстати, раз уж мы заговорили о сестрах, Флориан, я бы хотела, чтобы твоя темнолицая сестрица не смотрела на меня так пристально и не пожимала потом плечами. Она уже дважды делала так – это просто оскорбительно.
– Мари-Клер странная женщина, котенок.
Но Флориана раздосадовало замечание Мелиор. Он прекрасно знал, почему Мари-Клер пожимала плечами…
Нет, конечно же, он не надеялся, что восторг, испытанный в Бранбелуа продлится вечно. К тому же не следовало ожидать от Мелиор долгой жизни. Печально, что ее ребенок должен стать жертвой Жанико, а сама она исчезнуть. Но ведь похожие условия всегда сопровождали брачный союз между смертным и одной из Ленши. Что-нибудь обязательно накладывало ограничения на подобные браки, и неосмотрительный смертный всегда платил больше, чем его подруга. Так или иначе, союз их непостоянен, что доказывал и неудачный брак сестры Мелиор с рыцарем Гелисом, и многие другие прецеденты.
Флориан пришел к выводу, что если он потеряет Мелиор, обожаемую им с раннего детства, сейчас, на пике их любви и счастья – а он не сомневался, что это так – то у него останутся лишь приятные и возвышенные воспоминания. Столь великая любовь к жене должна, согласно велению правил хорошего тона, кончиться трагически. Допустить же охлаждение чувств и дождаться той молчаливой терпимости, которую принято называть счастливым браком – все равно, что закончить божественный сонет банальной прозой.
Мелиор, так долго остававшаяся недоступной, подарила ему идеал. Исчезнув однажды, она лишит его веселой болтовни, или – поправил он себя – занимательных бесед, заставит страдать возвышенно. Он уже никогда не сможет получать удовольствие от земных радостей. Месяцы счастья вскоре закончатся, на смену им придет вечное чувство тяжкой утраты.
Размышляя подобным образом, Флориан окружил жену вниманием и любовью. Его привязанность была столь пылкой и неослабной, что когда герцог покидал Бельгард, Мелиор уже заблаговременно шила и вязала детские вещи.
Наступил декабрь, и Флориан собирался ко двору, получив вызов от герцога Орлеанского.
– Довольно странно, что я еду по призыву Филиппа. Впрочем, как метко сказано в народной мудрости, «кого боги хотят наказать, того сначала балуют своим вниманием», – заметил герцог.
– По моему, дорогой, не стоит вообще упоминать богов чаще, чем необходимо, и уж конечно, не таким тоном, – глядя на свое шитье, ответила Мелиор.
Жена нагнулась оторвать нитку, и он увидел верх ее кружевного чепчика, украшенного крохотными лентами. Мелиор была особенно хороша сегодня в ниспадающем розовом платье поверх белой нижней юбки. Корсаж украшала лесенка из белых же лент. Ничто не напоминало в ней ту средневековую принцессу, которую герцог нашел в Бранбелуа. Эта Мелиор, начиная с чепчика на голове и заканчивая домашними туфлями из розового сатина, принадлежала его времени. Ее бело-розовый облик наводил Флориана на мысли о десертах и сладостях.
– Какой же тон моя любимая жена находит неподходящим? – спросил он, с гордостью глядя на свою премиленькую герцогиню.
– Ты говоришь так, словно увидел что-то отвратительное или услышал неприятный запах. Теперь, когда мы оба являемся добрыми христианами, мы знаем, что все остальные боги – либо злые духи, либо вовсе иллюзии, и никогда не существовали. Я ужасно благодарна отцу Жозефу за его поучительные беседы. Он чем-то напоминает мне Хоприга, но способен убедить человека в преимуществах своей религии, не прибегая к таким веским доводам, как дыба и костер. И он не бьет меня по рукам всякий раз, когда мне что-то непонятно. Я говорила с ним в прошлую субботу, и он даже не упоминал о них…
– О ваших прелестных ручках, мадам?
– Что за глупые вопросы вы задаете, монсеньор муж мой! Я говорю о том, злые ли это духи или иллюзии. Потому что я сказала ему откровенно…
– А, конечно же. Ну да, вы обсуждали глубокомысленные вопросы теологии…
Мелиор изумленно смотрела на него.
– Вовсе нет. Я совсем не интересуюсь теологией, я всего лишь сказала, что другие боги могут являться либо злыми духами, либо не существуют совсем. Я часто размышляю, какой смысл бить прутом по рукам, пытаясь заставить усвоить что-либо? Не лучше ли признаться самим себе в своем невежестве, даже если ты священнослужитель, и попытаться просто понять то, что говорит Евангелие?..
– Видимо, дорогая, вы собираетесь донести до меня…
– О нет, не совсем, – заколдованная белошвейка тихонько хихикала, как будто была некая логическая причина для смеха.
– Любой, кто назвал бы нашего старого льстеца глупым, оказался бы не прав, монсеньор муж мой. Я лишь имею в виду, что это одна сторона вопроса, вполне понятная сторона. С другой же стороны, как я неоднократно говорила ему, я ни на мгновенье не отрицала того, что батюшка и матушка консервативны, напротив…
– Жизнь моя, полагаю, вы все еще говорите о вашем духовнике, отце Жозефе. Признаюсь, я не следил за нитью вашего спора и вряд ли способен выразить свое мнение по этому поводу.
И снова прекраснейшее в мире лицо, обрамленное розовыми ленточками чепчика, выглядело изумленным.
– Ну, конечно же, я говорила об отце Жозефе и о моем желании узнать, как мои родители в свое время восприняли бы новые идеи. Ведь они поклонялись демонам в Бранбелуа и ужасно грешили, принося крестьян в жертву Лоу Гиффсу без всякой пользы, но и без удовольствия – взгляните на эту сторону дела. Как бы я хотела найти оправдание для них! Несчастные, они не задумывались о том, чего не могли знать, и вот теперь…
– Я понял, что вы имеете в виду…
Мелиор выразительно кивнула:
– Ну да. Однако мне кажется справедливым напомнить, что те демоны, с которыми общалась моя сестра Мелузина, прибегая к помощи магии, были вполне дружелюбными и даже любезными. Я уверена, они не делали всех тех ужасных вещей, в которых их обвиняли крестьяне…
– Но все же…
– Да, да. Мы все хорошо знаем, что в любом случае доброта и предупредительность их не приводят ни к чему хорошему. Я часто думаю – вот если бы у меня были две комнаты и я могла готовить сама… – еще одна нить была перекушена прекраснейшими в мире зубками.
– Моя радость, вы стремитесь к таким приземленным вещам, которые не свойственны герцогине де Пайзен. Нужно следовать логике – мы ограничены рамками своего положения в обществе. И, к прискорбию, именно они вынуждают меня лишиться на время удовольствия видеть и слышать вас, душа моя.
Мелиор ответила с ноткой сомнения в голосе:
– Я буду очень скучать, монсеньор муж мой. Но мое положение не располагает к длительным путешествиям, и к тому же еще нужно сшить столько всего для ребенка. Кстати, вы случайно не сидите на моих ножницах? Они должны лежать где-то рядом с вами. Надеюсь, вы будете осторожны в своих делах, ведь мне и так уже есть о чем беспокоиться. Не забудьте сразу по приезде выслать мне тесьмы и кружев. Думаю, нам понадобятся розовые бантики, хотя шансы примерно равны…
– Но в каких делах я должен проявлять осторожность, любовь моя?
Жена посмотрела на него, как смотрит терпеливый врач на капризного больного.
– Откуда же мне знать? Впрочем, и к лучшему, ведь вы что-то замышляете с герцогом Орлеанским и скрываете свои планы. Все мужчины таковы. Я, к счастью, не любопытна, но если каждый будет заниматься только своими делами…
– Прошу прощения, мадам, – кивнув, пробормотал Флориан, и вышел, оставив жену за шитьем. Ему казалось ужасно досадным, что столь милое на вид существо постоянно заставляло его терять самообладание и терзало слух. Он не считал, что Мелиор болтливее любой среднестатистической женщины, но когда она без умолку ворковала, проявляя то непроходимую глупость, то необыкновенную проницательность, он не мог уловить, что конкретно она хочет сказать. Что касается ее умственного развития, то Флориан ставил ее где-то между сорокой и турнепсом.
Но с ее обожаемой глупостью она иногда на удивление метко попадала в цель: как и данном случае с его поездкой к Филиппу Орлеанскому и его желанием скрыть истинные мотивы своего путешествия. По опыту Флориан знал, что жены зачастую изумляют мужей, без особых усилий проникая своими случайными предположениями в самые сокровенные мысли. Можно называть это интуицией или как-то иначе, но ни один мужчина не сказал бы, что это просто случайность. Флориан считал, что каждая замужняя женщина обладала таким даром, и радовался, что проявлялся он лишь время от времени. Женская интуиция – неизбежный недостаток супружеских отношений. Однако человек восприимчивый испытывал дискомфорт, если жена видела насквозь все его тайные замыслы, словно просматривая страницы не особенно интересной книги. Опытный же муж лишь пожимал плечами и ждал момента, когда супруга приходила в свое обычное состояние доверчивости и кротости.
Мелиор не являлась исключением и иногда проявляла свойственные всем женам почти нечеловеческие способности. И Мелиор была красива. В ее красоте не находилось ни одного изъяна – он постоянно повторял это, собираясь в дорогу. Нужно следовать логике. Безупречная красота, которую он безнадежно боготворил и жаждал с самого детства, принадлежала ему. Предмет его обожания находился в соседней комнате и уже готовил пеленки для их ожидаемого ребенка. Возможно, никто не смог бы так приблизиться к сокровеннейшему желанию своего сердца, как он. Он получил даже больше, чем смел надеяться. Поэтому, если герцог и вздыхал сейчас, погруженный в размышления, то вздыхал от полноты счастья.
Флориан поцеловал жену и покинул Бельгард, отправившись выполнять ожидавшие его неприятные обязанности. Само собой, он заехал вознести молитву за успех своего предприятия в церкви Святого Хоприга. Флориан не мог отступить от привычки, не вызвав недоумения соседей по поводу того, почему вдруг герцог де Пайзен пренебрег обычаем, которому следовал долгие годы.
Именно из соображений целесообразности и долга Флориан, по возвращении из Бранбелуа продолжал делать церкви пожертвования с прежней щедростью, невзирая на доводы логики. Было очень неприятно сознавать, что все грехи, которые, как он надеялся, сошли ему с рук благодаря заступничеству Святого Хоприга, остались при нем. Раздражала мысль о многочисленных пожертвованиях церкви, уходивших из его кармана без всякой пользы. Но логика подсказывала, что траты не совсем напрасны – никто не заподозрит неладное на его счет и не вызовет сплетен. Необходимо следовать прецедентам, и, в конце концов, если мы не можем больше рассчитывать на вечное блаженство в мире ином, то насладимся хотя бы спокойствием в земной жизни.
Итак, Флориан, во имя поддержания своей репутации, вознес горячую молитву своему небесному покровителю.

Глава 12
Изысканное братоубийство

Выехав из провинции, Флориан решил привести в порядок все дела. Не только снобизм и исконная гордость сословия побуждала герцога заняться сначала семейными делами, оставив члена королевской фамилии напоследок. У месье де Пайзена оставался еще день в запасе до начала зимнего солнцестояния, когда жизнь герцога Орлеанского станет рождественским подарком Жанико, и Флориан не хотел потратить время впустую – необходимо подготовиться к неизбежной стычке с братом, не способным освободиться из-под каблука своей женушки. Герцогу хотелось как можно скорее решить вопрос и освободить себя от тягостных мыслей. Как сказал Жанико, все имеет свой конец…
Флориан навел справки о планах Рауля на вечер. Братья встретились, как бы случайно, в доме герцога де Бранкаса. Круг общения герцога состоял из людей, не отличавшихся галантным отношением к дамам, и на вечере присутствовали джентльмены средних лет, большинство которых прибыли с юношами лет семнадцати или около того.
Монсеньор де Пайзен приблизился к группе стоявших у огромного камина гостей и был огорчен, увидев, с какой подчеркнутой церемонностью поклонился ему Рауль. Брат растолстел, казался выше ростом. Он выглядел великолепно в малиновом пиджаке с огромными манжетами – должно быть, по последней моде – и свободном, отделанном золотой тесьмой белом жилете до колен, не застегнутом на пуговицы. Рауль унаследовал представительную внешность отца – высокий мужчина всегда выглядит гораздо внушительнее. Не оставалось сомнений, что омерзительная женушка промыла мозги дорогому братцу.
Рауль заговорил первым:
– Монсеньор герцог, какая приятная случайность – увидеть вас здесь.
Флориан чувствовал себя словно задиристый петух. Ответ его прозвучал высокомерно, но с долей иронии:
– Встретить шевалье всегда большое счастье для нас.
Люди вокруг превратились в слух. Наиболее воспитанные гости месье де Бранкаса продолжали делать вид, что заняты беседой. Основная же часть надушенных и раскрашенных мальчишек выдали свое низкое социальное положение, откровенно уставившись на братьев. Флориан знал, что ему предстоит нелегкая задача.
Рауль продолжил:
– Слышали ли вы, месье, сплетню, распространенную виконтом Д’Арнаи? Он заявил, что на последнем балу у мадам де Несль я появился без двух пуговиц на костюме.
– Я не могу подтвердить или опровергнуть этот слух, поскольку уже давно не имел удовольствия видеть дядю, – предельно учтиво ответил Флориан.
– А, так виконт Д’Арнаи ваш дядя! Ну что ж, прекрасно. Поскольку я не буду иметь возможности в ближайшее время получить удовлетворение от него самого, по причине его отъезда в провинцию, то вы и ответите за графа, – Рауль казался обрадованным.
Флориан невозмутимо парировал:
– Почту за честь, месье, представлять виконта в нашем поединке. Кто бы ни довел до вашего слуха весть о якобы сделанном заявлении месье Д’Арнаи – он солгал. Я докажу, что виконт не пускал сплетню о вашем появлении на балу мадам де Несль в костюме, на котором отсутствовали две пуговицы, одна, или не хватало стежка на манжете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25