Где-то через пять-шесть лет я понял, что мне это удалось. Чтобы проверить себя, решил изложить для друзей свое видение и понимание эзотерических учений. Объявил семинар. Чаще всего он проходил на квартире моего приятеля и сотрудника, поклонника Кришнамурти, Вадима Конжукова.
Чтобы хоть немного передать атмосферу этих семинаров, приведу воспоминания двух его участниц, архитектора Галины Лебедевой и психолога Аиды Айламазьян.
Галина Лебедева:
«О превратности судеб эзотерического знания в нашем отечестве мне пришлось задуматься недавно, после посещения книжной ярмарки на Олимпийском стадионе, где среди одуряющего множества прилавков с литературой поистине „всеохватного“ содержания – от детских раскрасок до сочинений Фрейда или Гайдара – выделяются островки узко специализированной книжной продукции, относящейся к трем самым востребованным сегодня темам: компьютеру, экономике (праву) и, как ни удивительно такое сочетание, эзотерике в любых ее проявлениях. Строгие дисциплины общения с компьютером и поиск четкости и обоснованности в общественных установлениях теперь, как будто, влекут за собой обостренный интерес и ко всему тайному, магическому, необъяснимому.
Совсем иную подоплеку имел тот же интерес в начале 80-х, когда Вадим Розин отважно взял на себя труд „повивальной бабки“, пестовавшей в течение нескольких месяцев возникновение эзотерических сполохов в заданной „одномерности“ сознания советского человека. На его семинар приходили люди разного возраста, разных профессий, разного социального статуса (так, я занималась теорией архитектуры, мой муж – врач-терапевт, его друзья – реаниматолог и санитар). Мы собирались темными вечерами в старом доме, в квартире, странные жильцы которой терпеливо сносили наше присутствие: слепой ворон в проеме распахнутой клетки прислушивался к нашим шагам, бродила большая собака, заглядывая в лица, кошка демонстрировала свою отстраненность, молчаливый хозяин помогал нам, когда мы заполняли пространство одной из комнат компактно, на всех уровнях, словно природную расщелину. В уютной тесноте я раскладывала вязанье, и болотная зелень ползущих шерстяных нитей дополняла картину естественного сосуществования людей, ради единой цели оставивших городскую суету. Какова же была цель? Лично для меня и, думаю, для многих других слово „эзотерика“ означало не более чем „иное“, „незнакомое“, „следующее неизвестным законам“. Этого было достаточно тогда, чтобы отложить все дела и отправиться по городским маршрутам – узнать, услышать „иное“. Мы не хотели спрятаться в мире „иного“ от жизни, как, может быть, происходит сейчас. Мы стремились не столько войти в круг посвященных, сколько, напротив, увидеть и понять нечто с внешней позиции, сохранив независимость суждений.
Поэтому, наверное, ритм движений рук, спиц и зеленых нитей создавал ощутимый психологический комфорт не только для меня, но и для Вадима, как он мне сам признавался. Ведь обыденность домашнего женского дела стирала малейшие оттенки и официального научного бдения, и тайной мистической сходки (опыт вязания в такой ситуации был мною заимствован у одной из участниц Летней семиотической школы Лотмана еще в конце 60-х). Процесс восприятия и понимания другого образа мыслей приобретал здесь характер природной естественности, того, что позже я назвала в одной из своих работ „прогулками в поле культуры“. Наш проводник в этом „поле“ не искал в нас адептов, он с любопытством рассматривал произрастающее там вместе с нами. И мы наслаждались свободой выбора, которой за стенами дома, за темными окнами еще не было.
Сейчас, мне кажется, человек, продуваемый всеми ветрами, перелистывающий страницы новых изданий по эзотерике, ищет в „поле культуры“ скорее дупло, где можно укрыться, возвести преграду чужому взору. Темно-зеленое полотно, вывязанное мною на тех семинарах, неизменно воскрешает в памяти атмосферу покоя, взаимного доверия и свободу разума».
Аида Айламазьян:
«Будучи еще совсем „зеленой“ студенткой, я попала на методологическое заседание кружка Г. П. Щедровицкого. Было совершенно непонятно и одновременно интересно, захватывающе, как в хорошем театре или храме: участниками владел какой-то экстаз. Именно там произошла моя первая встреча с В. М. Розиным, который к тому времени уже отошел от кружка, но был почему-то приглашен на очередное заседание. Потом я регулярно ходила на семинары Вадима Марковича и, конечно, на все семинары по эзотерике. Хорошо помню первый „эзотерический семинар“: весеннее солнце, бившее в окно, освещало белую рубашку Вадима Марковича и наши лица. Я сразу же прониклась атмосферой личности выступавшего: размышления и речь Вадима Марковича были от природы диалогичны, никогда не подавляли человека, антропоцентричность поднимала слушателя. Что же такое были эти наши заседания на семинаре по эзотерике? Доклады Вадима Марковича по эзотерическим учениям для многих были абсолютно новой информацией, знакомством с необычным миром. Подчас эзотерическая реальность казалась наивной, потому что в ней сказка переплеталась с реальностью, а фантазия становилась пророчеством. По-детски и одновременно мудро говорилось о чем-то главном, по сути, о тайне жизни. В эзотерике проступали отчаянные попытки не смирившегося человека проложить свой путь в мире, освободить разум от страха и запрограммированности. Душа эзотерика не чувствовала противоречий своего учения, она просто верила – ведь это была живая душа.
В этой обстановке соприкосновения с безусловно выходящими за пределы обычного разума учениями совершенно естественно воспринимались и пролетавшая над вами ворона хозяина квартиры, и его же меланхолически блуждающий огромный черный пес, как бы материализовавшийся из текста Дон Хуана. Вспоминаются интеллигентные, истощенные духовными поисками лица, собранные в скромные пучки волосы каких-то дам с прямым пробором, в старых пальто, худые молодые люди в длинных свитерах, странные бритоголовые личности, девицы с умопомрачительными гривами и глазами испуганных ланей… Мы все, каждый по-своему, уже не претендовали на нормальность: нам было хорошо на грани, на границе. Эзотерические семинары проходили в весьма примечательных местах. Я уже не помню, откуда откапывались эти пустые, ободранные квартиры со следами обстановки неведомых времен и представителями живой фауны. Но образ Москвы с тех пор для меня навсегда связан с этими „странными“ квартирами в центре города. Они напоминали что-то из русской литературы XIX в. или декорации из фильмов Тарковского. В них напрочь отсутствовали признаки земного благополучия, зато их обитатели легко переводили с древних языков, понимали толк в восточной музыке, упивались тонкостями учения Кришнамурти или Карлоса Кастанеды. Мы сидели на табуретках, досках, циновках и не чувствовали неудобств. Заброшенные в мир советской истории, в московскую пучину и в эти квартиры – слушатели вдруг соприкасались с чем-то огромным, большим, начинали дышать свободно и могли лететь на крыльях духа в другие миры и страны, друг к другу или парить над Землей, как птицы. Так и осталось в моей памяти и сновидениях воспоминание ищущего духа, московского аскетического быта с домашними воронами и взгляда в бездну истории и судьбы с бесстрашием молодости и любви… Хотя напротив сидел непостижимый Коля Дзен, и это была с ним последняя встреча… но еще не зналось… трагедия еще была впереди. Пока же только предощущение „Соляриса“ и странное ускользающее воспоминание, что он пошлет нам ответы на тайные муки нашей души».[5]
В то время (1980-1981 гг.) все такие семинары, а на мой иногда собиралось до 50-ти человек, были под наблюдением КГБ, поэтому я никогда не был уверен, чем закончится очередное собрание. Мы спрашивали незнакомых, которые пришли впервые, кто их пригласил, присматривались к ним, вычисляя стукачей, но Бог миловал, и все закончилось благополучно. Я за год с небольшим сумел рассказать об основных эзотерических учениях. Участники семинара попросили, чтобы я написал все, о чем рассказывал, и я согласился. Так еще примерно через год появился первый вариант книги «Путешествие в страну эзотерической реальности». Мы собрали деньги, распечатали текст книги на пишущей машинке, и я, естественно, бесплатно раздал в 1983 г. участникам семинара 20 экземпляров. Так книга «Путешествие в страну эзотерической реальности» ходила по рукам много лет. Однажды лет через десять, на одной деловой игре я встретил приятеля, который рассказал мне, как ему в Одессе на одну ночь дали три перепечатанных на папиросной бумаге тома моей книги, и он, что удивительно, смог ее прочесть за столь короткое время.
Напечатать «Путешествие в страну эзотерической реальности» я смог только в 1998 г. Но уже в начале перестройки (конец 1988 – начало 1989 гг.) в Открытом университете при театре-студии «На досках» я прочел, кстати, впервые с 1920-х гг., публичные лекции по эзотерике; в основание этих лекций я положил идеи, изложенные в моей книге.
При анализе эзотерических учений я исходил из убеждения, что «дух дышит, где хочет», что эти учения выражают чаянья и мечты талантливых людей, идущих своим путем в жизни. Одновременно я пытался понять, что эти учения представляют собой объективно, какую роль они играют в жизни отдельного человека и культуры.
Читатель уже, видимо, понял, что каждый из нас шел своим путем в поисках ответов на вопросы, которые в определенные периоды своей жизни задает себе каждый мыслящий человек. Мы черпали информацию из разных источников и хотим познакомить с ней всех желающих.
«В духовном нет насилия», – сказано в каббале. Свободный выбор – за человеком. Но этот выбор невозможен без знания. Им мы и хотим поделиться, предоставив читателю информацию из разных источников – каббалистических, с одной стороны, и философских и эзотерических, с другой. Мы хотим проследить, где совмещаются и где расходятся позиции исследователя-каббалиста и философа-культуролога. Возможно, противоположность этих позиций преувеличена. Например, Платон был одновременно и философом, и эзотериком. Один из последних примеров – поздний Мираб Мамардашвили, упражняющийся в «Прусте» с эзотерическими сюжетами. Между каббалистом и философом, как уже говорилось, находится Скептик со своей собственной позицией, критическое отношение которого к материалу должно склонять авторов к максимальной четкости и ясности изложения.
Наш разговор о каббале можно начать с рассказа Михаила Лайтмана об истории развития этой древней традиции, ее основных положениях и внутренней сути учения. Затем второй автор, Вадим Розин, предложит философское осмысление каббалы, выделяя сходные мотивы и аналогии каббалы с другими учениями и нетрадиционными формами знания.
5. Часть первая. М. Лайтман. Знакомство с Каббалой
5.1 Глава первая. История вопроса
История возникновения каббалы, а также определение этого учения как науки, теософии или эзотерического знания – одна из наиболее сложных и полемичных тем в философии иудаизма. При этом здесь недостаточно указать только на еврейских философов, в среде которых до сих пор нет окончательного согласия по данному вопросу. Большое влияние каббала оказала и на западных христианских философов, которые также проявили активный интерес к этой науке. Я не стану сейчас углубляться в подробный рассказ обо всех перипетиях сложной судьбы каббалы (это работа отдельного широкомасштабного исследования), а отмечу лишь несколько ключевых моментов процесса зарождения и развития каббалистического учения и сосредоточу наше внимание на роли, которую играет появление этой науки, в истории развития человечества. Знание предмета получено автором в результате тридцатилетнего исследования оригинальных каббалистических источников (в особенности трудов Рашби [6], Арии [7], Бааль Сулама и рава Баруха Ашлага) непосредственно в узкой каббалистической среде, в тесном контакте с каббалистами-практиками. В ходе исследовательской работы были также проанализированы многие другие каббалистические и историко-философские материалы, связанные напрямую или косвенно с наукой каббала, – древние и современные, первоисточники и рукописи.
В области исследования науки каббала существуют две группы исследователей: философы-теоретики и каббалисты-практики (ортодоксальные каббалисты). Основное отличие между ними в том, что вторые не только изучают каббалистические тексты, но и практически постигают сказанное в них, следуя указаниям уже постигших высший мир каббалистов-практиков. Для этой группы каббала представляет собой практическую методику постижения всего мироздания – как открытой его части, так и скрытой как единого целого.
Из этого коренного отличия следует и расхождение мнений сторонников обеих групп в вопросе возникновения и происхождения науки каббала. Для философов-теоретиков начальной точкой отсчета зарождения каббалистической традиции считается появление в эпоху Средневековья основополагающего труда по каббале – книги «Зоар», тогда как каббалисты относят дату написания этой книги ко II в. н. э., а свидетельством первого письменного изложения науки каббала считают литературный источник «Сефер Ецира» (иврит – «Книга Создания»), написанный еще в XVIII в. до н. э. Мнение одних ученых, считающих каббалу новым творением, относящимся к XI-XIII вв. н. э., а также другая точка зрения, в соответствии с которой каббала возникла намного ранее, имеют право на существование и вполне объяснимы, так как основываются на разных подходах в исследовании исторических и литературных памятников каббалистического учения.
Одна из гипотез, которой придерживаются сами каббалисты, постигающие духовный мир, гласит, что каббала как наука о мироздании ведет свое начало с древнего города Месопотамии Ура Халдейского. Предание того времени (около XVIII в. до н. э.) повествует об истории жителя Междуречья, Авраама – человека, который в итоге своего исследования окружающего мира, раскрыл за множеством проявлений различных сил природы, воздействующих на этот мир, одну, единственную силу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56