ванна 130х70 акриловая
в возведенную в Гадес Мотлау он поместил и себя. Он с силой упирается в челн и смотрит при этом на нас: если бы не я, вы бы быстренько провалились в тартарары. Художник как спаситель. Он сохраняет нам грех. Он не капитулирует перед треугольником. Да ведь и вы тоже втайне привязаны к тригональности. Верно, доктэр? Честно? Верно?»
Мосты поставлены, и врач выключил телевизор. Ассистентка поднесла мне зеркальце: «Что теперь скажете?»
(С этим нестыдно выйти на люди. Зубы смыкаются. С таким прикусом можно начинать все сначала. И смеяться веселее. И разыгрывается аппетит, и хочется вгрызться в яблоко. С этим я обручусь. Да. Подумать только. Да. Подумать только. Столько зубов — и все за меня. С этим выйду на улицу…)
Врач — а не ассистентка — подал мне пальто: «Как только наркоз отойдет, язык начнет искать старые просветы. Потом это пройдет».
И когда я уже стоял в дверях, он дал мне рецепт: «Я предусмотрительно выписал вам двойную упаковку. Этого вам хватит. — Вы были приятным пациентом…»
За дверью и правда был Гогендоллерндам. На пути к Эльстерплац мне встретился Шербаум: «Ну, Филипп? Я освободился и кусаю теперь всей наличностью».
Для объяснения я показал ему свою уменьшенную прогению. Шербаум показал мне свой дистальный, с опозданием исправляемый прикус: «Это корректирующая пластинка. Довольно противная штука».
Я все еще издавал какие-то нёбные звуки: «Ну, дай вам бог!»
Шербаум сказал: «Да уж вытерплю».
Мы посмеялись без повода. Потом он ушел, потом, захватывая зубами воздух, пошел и я…
Линдалиндалиндалинда… (Покушения на убийство про запас.) Я поездил за ней. Январь шестьдесят пятого: с супругом и детьми фрау Шлотау хочет провести зимний отпуск на Зильте, так посоветовал врач. Ежедневные прогулки по дюнам, отшлифованным ветром. С закрытым ртом против расширяющего поры ветра по пустынной местности Лист. Вдыхая йод вокруг Элленбогена или оконечности Хёрнума, где, образуя водовороты, сливаются море и прибрежная полоса. Отец каждый день делает отметки на туристической карте. Взгляните на семью: впереди мальчики в резиновых сапогах, центр поля держит мать в куртке с капюшоном, в арьергарде отец, вооруженный биноклем. Так ходят они по берегу туда-сюда, ищут ракушек, здоровья.
А я лежу в засаде: прижав язык к наросшему зубному камню, распластавшись в шуршащей траве, хихикая, потому что мальчики находят только электрические лампочки, щедро выброшенные морем. Целые, словно еще годятся в дело, они вместе с дрожащими хлопьями пены катаются на ветру по оголенному отливом песку. «Возьмем!» — «Папа, возьмем!»
(Вчерашний день вернется и предъявит счет за свет.)
Когда я преподавал в Кёльнском институте спорта, я во время летних каникул подрабатывал смотрителем купален. В моем ведении была волногонная машина знаменитого бассейна с морской водой. Шаркая парусиновыми туфлями по теплому кафелю, я украдкой поглядывал на ресторан над душевыми и раздевалками, туда, где курортники в годах и местные не-пловцы нагуливали аппетит за стеклянной стеной; тоже какие-то семьи, но не Шлотау.
Когда она придет, с семьей в кильватере? Раздалась в бедрах, но все еще цепкая горная козочка, суровая и нескладная возле хлева и только над обрьюами грациозная. Когда она придет, озабоченно распоряжающаяся: «Улли, ты не пойдешь купаться, пока я не скажу: „Пошли купаться…"» — «Не пялься так на людей, папа» — «Нырять нельзя, Вёльфхен, слышишь? Нырять нельзя».
Этот клан еще бродит в резиновых сапогах, обходит Кампен, Кейтум, Морзум. Хотят — так посоветовал врач — сначала акклиматизироваться. Они еще дивятся крытым тростником фризским домам. Еще показывают друг другу кораблики на горизонте. «Гляди-ка, маяк! Гляди-ка, реактивный самолет! Гляди-ка, чайки на остатках бункера…»
Едят то, чем может угостить море: палтусов, камбалу, густеру. Папа хочет угря — мама, поправляя его, заказывает треску. Ему хочется мидий — она находит, что сегодня супа не нужно. Дети съедают по полпорции, обычно, поскольку оно без костей, окуневого филе. И все это попеременно: то вкусно и дорого у Кифера, то кое-как в пансионе: телячье фрикасе с мучной подливкой. А на сладкое: манный пудинг с малиновым соком.
Семья быстро освоилась в незнакомой обстановке. Они отдыхают без кино. (Папа и мама пишут открытки с чайками и тюленями дедушке и тете Матильде.) Удачный брак. Вечерами, перед тем, как они лягут в постель, она читает — что же она читает? (Романы с продолжениями из растрепанных иллюстрированных журналов, уже не Клаузевица, не Шрамма, не Линделл-Гарта [43].)
В своей кабинке, рядом с пультом волногонной машины лжесмотритель купален оставляет своего Марксэнгельса в сумке и, затягиваясь, страницу за страницей, вдыхает посмертные строки Ницше.
Теперь малыши канючат: «Мама, когда мы пойдем купаться в волнах…» Притихший было язык смотрителя бассейна начинает тереться о новый, все новый и новый зубной камень. (Ну, идите же сюда, идите!) Он беспокойно рыщет, он удостоверяет ему облупившуюся эмаль и сквозные дыры между обнаженными, боящимися холодного и горячего шейками зубов. Когда хозяину хочется, чтобы язык угомонился, тот поднимается, отправляется в путь вкрадчивыми толчками, легкими нажиманиями норовит вконец расшатать именно этот, уязвимый из-за осевшей десны клык.
Теперь, войдя через мужскую и женскую дверь, вымывшись с мылом, слегка смущенные множеством правил купанья в бассейне, они у него в руках.
Нет ничего проще волногонной машины: два поршня, попеременно сжимающие подогретую до двадцати двух градусов морскую воду. (За двадцатиминутным безветрием следует десятиминутный шторм.) Наивная, переведенная на язык техники, система прибоя. (Слишком сильный откат ослабляется разными скоростями поднимающегося и падающего поршней.) Возможно, изобретатель этой машины наблюдал, как дети, бросая в пруд камешки, поднимают в нем волну. И вот моя легко управляемая машина начинает работать. Достаточно нажать кнопку: «Купаться в волнах! Купаться в волнах!»
Какой поднимается визг среди кафельных стен! Подтянутые пожилые мужчины, расплывшиеся дамы, десяток новобранцев бундесвера из Хёрнумер Экке (на них была сделана заявка, и с них взяли меньше за общий билет) — а также вестерландская молодежь, которую сейчас, в январе, пускают сюда без курортной карточки, просто по удостоверению личности и со скидкой. И среди всех: она, она, она. Бедрами наседка, а выше пояса — девушка. Она со своим выводком, которому когда-нибудь достанется наследство. Она со своим уже раздобревшим жеребцом.
Вот они, наседка впереди, спускаются в бассейн. Пусть окунутся, пусть повизжат. — Ну и здорово, мама, волны!
И отвести от зубного камня язык, чтоб дать ему разбег, — Не нырять, Вёльфхен, Улли, останься с палой! Умеренные валы первой скорости выходят из своего ограждения и держатся на положенном расстоянии.
— Не отходите от мамы, а то сейчас же выйдете из воды и больше уже никогда…
Только теперь движением мизинца кёльнский преподаватель переходит с первой скорости на вторую, ибо у его машины три скорости.
(Полистать и найти: «Все намеренные действия идут от намерения умножить власть».)
Поэтому скорей, прежде чем радость купанья перейдет в страх и бегство на кафель парапета, включить третью скорость и задать обоим поршням одинаковый темп, чтобы откат показал себя как следует. Бурное море — гребни с загибом. Сейчас эта предварительно вымытая публика с латунными номерками на запястьях, жирные дамы и седеющие господа, новобранцы бундесвера с вестерфельдской молодежью и она со своим кланом — все будут подвергнуты испытанию.
Первый же, вызванный второй скоростью бурун бросает их, это больно, на кафельные ступеньки бассейна. Вопли. Откат уносит из назад. Третья скорость надежно подхватывает их, перебрасывает через ступеньки и ударяет о торцовую стенку всего только год назад открывшегося бассейна. Нет, ломается не глазированный клинкер, ломаются ребра.
(Только что он искал и нашел в наследии восьмидесятых годов относящиеся к этому места, а сейчас, прямо от книги, взгляд смотрителя купален прыгает на стеклянный фасад ресторана: там они расплющивают прилипшие к стенке носы.)
Ведь вот уже откат хочет взять назад и загладить учиненное этим буруном, однако у буруна есть нахальный брат. Назад ничего не возвращается! Размолвлены значит размолвлены! (Зубной камень — окаменевшая ненависть.)
После четвертого наката на торцевую стенку детишки дрейфуют бескостно. Еще раз ее обрывистый голос: «Вёльфхен, Улли, о Боже!» — о папе ни звука — потом никакие ахи и охи не пытаются уже остановить шторм и призвать волносмирительную небесную милость.
Даже в ресторане за стеклянной стеной царит благоговение: плохи дела в аквариуме, плохи. Официанты забыли, что остывает пунш. Некоторые гости фотографируют. Смотритель купален кладет в свою книгу закладку и созерцает действительность. Он прижимает языком один уже шатающийся клык. Как этот зуб пружинит и поддается. Он хочет вымести их из храма. Уже дрожит клинкерная стена, выложенная в полкирпича. Ибо когда принималось решение строить бассейн, ни архитектор, ни курортная комиссия не рассчитывали на такой шторм. Теперь этот способ строительства мстит за себя. Цементный раствор не выдерживает, не держится. Последний бурун уже плечисто вырывается из погнутой решетки. Он перепрыгивает откат, мимоходом захватывает дрейфующую немую компанию и вышвыривает ее, сломав стену, в январский день. Они шлепаются, разбрызгивая соленую воду, на плиты площадки за променадом. Легких детей заносит к самому аквариуму, где миниатюрные тюлени мечтают о все новых и новых селедках. («Мама, когда мы пойдем кормить тюленей, кормить тюленей…") Уже, вместе с ветром, появляются чайки. Позднее фотографы. Еще три-четыре раза изливается зияющая стена торца. Но вот бассейн пуст. Любопытство толкает сторожих мужского и женского отделений в продуваемый сквозняками зал.
В ресторане, за мутным от осевшего на нем дыхания стеклом, расплачиваются. Вхолостую, все еще не насытившись, усердствуют поршни волногонной машины. Лжесмотритель купальни нажимает кнопку выключателя. Усталый, частично удовлетворенный, он складывает свои книжки, идет к себе в кабинку, старается быть печальным.
Немного разочарованный, потому что все произошло так быстро, я вскоре — еще до того как вмешались власти и оцепили место происшествия — покинул этот зимний и летний курорт: скорый поезд до Гамбурга-Альтоны перевез меня через Гинденбургдам…
На своем письменном столе я нашел начатое: «Жест стойкости, или дело Шёрнера». — Два года спустя Веро Леванд ушла из школы и вышла замуж (незадолго до выпускного экзамена) за лингвиста-канадца. Шербаум — студент-медик. Ирмгард Зайферт все еще помолвлена. А у меня образовалось нагноение внизу слева. Мост распилили. Минус шестой пришлось вырвать. Гнойник выскоблили. Врач показал мне повисший на кончике корня мешочек: какая-то гнойно-водянистая ткань. Ничто не вечно. Снова и снова боль.
КОММЕНТАРИИ
Роман впервые опубликован в 1969 году издательством «Герман Лухтерханд», Дармштадт и Нойвид. Вторую часть Гюнтер Грасс одновременно переделал в пьесу под названием «Davor» («Перед тем»). На русском языке роман опубликован в однотомнике издательства «Радуга» (1985) в переводе Л. Черной.
Е. Канева
[1] Picohenry — единица измерения концентрации водорода.
[2] Скрибоний Ларге — древнеримский врач (первая половина I века после Рождества Христова). Некоторое время он состоял в свите императора Клавдия. Сохранилось собрание его рецептов «Композиции».
[3] Доггерская банка — мель в средней части Северного моря, здесь в январе 1915 года произошла первая морская битва между Германией и Англией
[4] «Кенигсберг» — крейсер; когда разразилась Первая мировая война, стоял в гавани Дар-Эс-Салам (Танзания) и вышел в Индийский океан. Участвовал в битвах с англичанами, вернулся обратно, где в июле 1915 года был взорван англичанами. Команда присоединилась к немецко-восточноафриканским частям.
[5] Дельта Меконга. — Здесь в 1967 году (время действия романа) произошли бои между вьетконговцами и американскими и южновьетнамскими войсками.
[6] Лойс Лейн — подруга Супермена.
[7] Супермен. — Описанные Жеромом Зигелем и Джо Шустером приключения Супермена издаются с 1938 года. Радиоактивный металл в вариантах розового и зеленого криптонита от его разрушенной родной планеты парализует силы обычно непобедимого героя.
[8] Шлотау и Крингс… выступили… 1 сентября… — 1 сентября 1939 года нападением Германии на Польшу началась Вторая мировая война.
[9] Отто Нушке (1883 — 1957), председатель Христианско-демократической партии (ХДС) в ГДР, 1949 — 1957 — заместитель Председателя премьер-министра ГДР.
[10] Паулюс тоже там. — Генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс (1890 — 1957), Главнокомандующий 6-й немецкой армии в Сталинграде, жил после освобождения из плена в ГДР.
[11] Национал-социалистический моторизованный корпус, Союз немецких девушек, Имперская служба трудовой повинности, Передний край обороны.
[12] главный персонаж драмы Вольфганга Борхерта (1921 — 1947) «На улице перед дверью».
[13] «Пасхальный поход». — Ежегодные демонстрации, проводимые в Пасху; начало им было положено в 50-х годах в Англии в знак протеста против ядерного вооружения. В 1960 году «пасхальный поход» впервые прошел в ФРГ.
[14] Созданная в 1960 году левая партия, выступавшая за разоружение и сотрудничество со странами социалистического лагеря.
[15]…цитата из Баумана… — Ганс Бауман (род. 1914), наиболее известный поэт гитлеровской молодежи.
[16]…господина Шпайделя… — Ганс Шпайдель (1897 — 1984), начальник штаба во время наступления в Нормандии, после покушения на Гитлера 20 июля 1944 года был арестован, после 1949 года — военный советник Аденауэра, 1957 — 1963 — Главнокомандующий вооруженных сил НАТО в Центральной Европе.
[17] Бальдур фон Ширах (1907 — 1974), фюрер гитлеровской молодежи. На Нюрнбергском процессе приговорен к двадцати годам тюремного заключения; после освобождения опубликовал свои мемуары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Мосты поставлены, и врач выключил телевизор. Ассистентка поднесла мне зеркальце: «Что теперь скажете?»
(С этим нестыдно выйти на люди. Зубы смыкаются. С таким прикусом можно начинать все сначала. И смеяться веселее. И разыгрывается аппетит, и хочется вгрызться в яблоко. С этим я обручусь. Да. Подумать только. Да. Подумать только. Столько зубов — и все за меня. С этим выйду на улицу…)
Врач — а не ассистентка — подал мне пальто: «Как только наркоз отойдет, язык начнет искать старые просветы. Потом это пройдет».
И когда я уже стоял в дверях, он дал мне рецепт: «Я предусмотрительно выписал вам двойную упаковку. Этого вам хватит. — Вы были приятным пациентом…»
За дверью и правда был Гогендоллерндам. На пути к Эльстерплац мне встретился Шербаум: «Ну, Филипп? Я освободился и кусаю теперь всей наличностью».
Для объяснения я показал ему свою уменьшенную прогению. Шербаум показал мне свой дистальный, с опозданием исправляемый прикус: «Это корректирующая пластинка. Довольно противная штука».
Я все еще издавал какие-то нёбные звуки: «Ну, дай вам бог!»
Шербаум сказал: «Да уж вытерплю».
Мы посмеялись без повода. Потом он ушел, потом, захватывая зубами воздух, пошел и я…
Линдалиндалиндалинда… (Покушения на убийство про запас.) Я поездил за ней. Январь шестьдесят пятого: с супругом и детьми фрау Шлотау хочет провести зимний отпуск на Зильте, так посоветовал врач. Ежедневные прогулки по дюнам, отшлифованным ветром. С закрытым ртом против расширяющего поры ветра по пустынной местности Лист. Вдыхая йод вокруг Элленбогена или оконечности Хёрнума, где, образуя водовороты, сливаются море и прибрежная полоса. Отец каждый день делает отметки на туристической карте. Взгляните на семью: впереди мальчики в резиновых сапогах, центр поля держит мать в куртке с капюшоном, в арьергарде отец, вооруженный биноклем. Так ходят они по берегу туда-сюда, ищут ракушек, здоровья.
А я лежу в засаде: прижав язык к наросшему зубному камню, распластавшись в шуршащей траве, хихикая, потому что мальчики находят только электрические лампочки, щедро выброшенные морем. Целые, словно еще годятся в дело, они вместе с дрожащими хлопьями пены катаются на ветру по оголенному отливом песку. «Возьмем!» — «Папа, возьмем!»
(Вчерашний день вернется и предъявит счет за свет.)
Когда я преподавал в Кёльнском институте спорта, я во время летних каникул подрабатывал смотрителем купален. В моем ведении была волногонная машина знаменитого бассейна с морской водой. Шаркая парусиновыми туфлями по теплому кафелю, я украдкой поглядывал на ресторан над душевыми и раздевалками, туда, где курортники в годах и местные не-пловцы нагуливали аппетит за стеклянной стеной; тоже какие-то семьи, но не Шлотау.
Когда она придет, с семьей в кильватере? Раздалась в бедрах, но все еще цепкая горная козочка, суровая и нескладная возле хлева и только над обрьюами грациозная. Когда она придет, озабоченно распоряжающаяся: «Улли, ты не пойдешь купаться, пока я не скажу: „Пошли купаться…"» — «Не пялься так на людей, папа» — «Нырять нельзя, Вёльфхен, слышишь? Нырять нельзя».
Этот клан еще бродит в резиновых сапогах, обходит Кампен, Кейтум, Морзум. Хотят — так посоветовал врач — сначала акклиматизироваться. Они еще дивятся крытым тростником фризским домам. Еще показывают друг другу кораблики на горизонте. «Гляди-ка, маяк! Гляди-ка, реактивный самолет! Гляди-ка, чайки на остатках бункера…»
Едят то, чем может угостить море: палтусов, камбалу, густеру. Папа хочет угря — мама, поправляя его, заказывает треску. Ему хочется мидий — она находит, что сегодня супа не нужно. Дети съедают по полпорции, обычно, поскольку оно без костей, окуневого филе. И все это попеременно: то вкусно и дорого у Кифера, то кое-как в пансионе: телячье фрикасе с мучной подливкой. А на сладкое: манный пудинг с малиновым соком.
Семья быстро освоилась в незнакомой обстановке. Они отдыхают без кино. (Папа и мама пишут открытки с чайками и тюленями дедушке и тете Матильде.) Удачный брак. Вечерами, перед тем, как они лягут в постель, она читает — что же она читает? (Романы с продолжениями из растрепанных иллюстрированных журналов, уже не Клаузевица, не Шрамма, не Линделл-Гарта [43].)
В своей кабинке, рядом с пультом волногонной машины лжесмотритель купален оставляет своего Марксэнгельса в сумке и, затягиваясь, страницу за страницей, вдыхает посмертные строки Ницше.
Теперь малыши канючат: «Мама, когда мы пойдем купаться в волнах…» Притихший было язык смотрителя бассейна начинает тереться о новый, все новый и новый зубной камень. (Ну, идите же сюда, идите!) Он беспокойно рыщет, он удостоверяет ему облупившуюся эмаль и сквозные дыры между обнаженными, боящимися холодного и горячего шейками зубов. Когда хозяину хочется, чтобы язык угомонился, тот поднимается, отправляется в путь вкрадчивыми толчками, легкими нажиманиями норовит вконец расшатать именно этот, уязвимый из-за осевшей десны клык.
Теперь, войдя через мужскую и женскую дверь, вымывшись с мылом, слегка смущенные множеством правил купанья в бассейне, они у него в руках.
Нет ничего проще волногонной машины: два поршня, попеременно сжимающие подогретую до двадцати двух градусов морскую воду. (За двадцатиминутным безветрием следует десятиминутный шторм.) Наивная, переведенная на язык техники, система прибоя. (Слишком сильный откат ослабляется разными скоростями поднимающегося и падающего поршней.) Возможно, изобретатель этой машины наблюдал, как дети, бросая в пруд камешки, поднимают в нем волну. И вот моя легко управляемая машина начинает работать. Достаточно нажать кнопку: «Купаться в волнах! Купаться в волнах!»
Какой поднимается визг среди кафельных стен! Подтянутые пожилые мужчины, расплывшиеся дамы, десяток новобранцев бундесвера из Хёрнумер Экке (на них была сделана заявка, и с них взяли меньше за общий билет) — а также вестерландская молодежь, которую сейчас, в январе, пускают сюда без курортной карточки, просто по удостоверению личности и со скидкой. И среди всех: она, она, она. Бедрами наседка, а выше пояса — девушка. Она со своим выводком, которому когда-нибудь достанется наследство. Она со своим уже раздобревшим жеребцом.
Вот они, наседка впереди, спускаются в бассейн. Пусть окунутся, пусть повизжат. — Ну и здорово, мама, волны!
И отвести от зубного камня язык, чтоб дать ему разбег, — Не нырять, Вёльфхен, Улли, останься с палой! Умеренные валы первой скорости выходят из своего ограждения и держатся на положенном расстоянии.
— Не отходите от мамы, а то сейчас же выйдете из воды и больше уже никогда…
Только теперь движением мизинца кёльнский преподаватель переходит с первой скорости на вторую, ибо у его машины три скорости.
(Полистать и найти: «Все намеренные действия идут от намерения умножить власть».)
Поэтому скорей, прежде чем радость купанья перейдет в страх и бегство на кафель парапета, включить третью скорость и задать обоим поршням одинаковый темп, чтобы откат показал себя как следует. Бурное море — гребни с загибом. Сейчас эта предварительно вымытая публика с латунными номерками на запястьях, жирные дамы и седеющие господа, новобранцы бундесвера с вестерфельдской молодежью и она со своим кланом — все будут подвергнуты испытанию.
Первый же, вызванный второй скоростью бурун бросает их, это больно, на кафельные ступеньки бассейна. Вопли. Откат уносит из назад. Третья скорость надежно подхватывает их, перебрасывает через ступеньки и ударяет о торцовую стенку всего только год назад открывшегося бассейна. Нет, ломается не глазированный клинкер, ломаются ребра.
(Только что он искал и нашел в наследии восьмидесятых годов относящиеся к этому места, а сейчас, прямо от книги, взгляд смотрителя купален прыгает на стеклянный фасад ресторана: там они расплющивают прилипшие к стенке носы.)
Ведь вот уже откат хочет взять назад и загладить учиненное этим буруном, однако у буруна есть нахальный брат. Назад ничего не возвращается! Размолвлены значит размолвлены! (Зубной камень — окаменевшая ненависть.)
После четвертого наката на торцевую стенку детишки дрейфуют бескостно. Еще раз ее обрывистый голос: «Вёльфхен, Улли, о Боже!» — о папе ни звука — потом никакие ахи и охи не пытаются уже остановить шторм и призвать волносмирительную небесную милость.
Даже в ресторане за стеклянной стеной царит благоговение: плохи дела в аквариуме, плохи. Официанты забыли, что остывает пунш. Некоторые гости фотографируют. Смотритель купален кладет в свою книгу закладку и созерцает действительность. Он прижимает языком один уже шатающийся клык. Как этот зуб пружинит и поддается. Он хочет вымести их из храма. Уже дрожит клинкерная стена, выложенная в полкирпича. Ибо когда принималось решение строить бассейн, ни архитектор, ни курортная комиссия не рассчитывали на такой шторм. Теперь этот способ строительства мстит за себя. Цементный раствор не выдерживает, не держится. Последний бурун уже плечисто вырывается из погнутой решетки. Он перепрыгивает откат, мимоходом захватывает дрейфующую немую компанию и вышвыривает ее, сломав стену, в январский день. Они шлепаются, разбрызгивая соленую воду, на плиты площадки за променадом. Легких детей заносит к самому аквариуму, где миниатюрные тюлени мечтают о все новых и новых селедках. («Мама, когда мы пойдем кормить тюленей, кормить тюленей…") Уже, вместе с ветром, появляются чайки. Позднее фотографы. Еще три-четыре раза изливается зияющая стена торца. Но вот бассейн пуст. Любопытство толкает сторожих мужского и женского отделений в продуваемый сквозняками зал.
В ресторане, за мутным от осевшего на нем дыхания стеклом, расплачиваются. Вхолостую, все еще не насытившись, усердствуют поршни волногонной машины. Лжесмотритель купальни нажимает кнопку выключателя. Усталый, частично удовлетворенный, он складывает свои книжки, идет к себе в кабинку, старается быть печальным.
Немного разочарованный, потому что все произошло так быстро, я вскоре — еще до того как вмешались власти и оцепили место происшествия — покинул этот зимний и летний курорт: скорый поезд до Гамбурга-Альтоны перевез меня через Гинденбургдам…
На своем письменном столе я нашел начатое: «Жест стойкости, или дело Шёрнера». — Два года спустя Веро Леванд ушла из школы и вышла замуж (незадолго до выпускного экзамена) за лингвиста-канадца. Шербаум — студент-медик. Ирмгард Зайферт все еще помолвлена. А у меня образовалось нагноение внизу слева. Мост распилили. Минус шестой пришлось вырвать. Гнойник выскоблили. Врач показал мне повисший на кончике корня мешочек: какая-то гнойно-водянистая ткань. Ничто не вечно. Снова и снова боль.
КОММЕНТАРИИ
Роман впервые опубликован в 1969 году издательством «Герман Лухтерханд», Дармштадт и Нойвид. Вторую часть Гюнтер Грасс одновременно переделал в пьесу под названием «Davor» («Перед тем»). На русском языке роман опубликован в однотомнике издательства «Радуга» (1985) в переводе Л. Черной.
Е. Канева
[1] Picohenry — единица измерения концентрации водорода.
[2] Скрибоний Ларге — древнеримский врач (первая половина I века после Рождества Христова). Некоторое время он состоял в свите императора Клавдия. Сохранилось собрание его рецептов «Композиции».
[3] Доггерская банка — мель в средней части Северного моря, здесь в январе 1915 года произошла первая морская битва между Германией и Англией
[4] «Кенигсберг» — крейсер; когда разразилась Первая мировая война, стоял в гавани Дар-Эс-Салам (Танзания) и вышел в Индийский океан. Участвовал в битвах с англичанами, вернулся обратно, где в июле 1915 года был взорван англичанами. Команда присоединилась к немецко-восточноафриканским частям.
[5] Дельта Меконга. — Здесь в 1967 году (время действия романа) произошли бои между вьетконговцами и американскими и южновьетнамскими войсками.
[6] Лойс Лейн — подруга Супермена.
[7] Супермен. — Описанные Жеромом Зигелем и Джо Шустером приключения Супермена издаются с 1938 года. Радиоактивный металл в вариантах розового и зеленого криптонита от его разрушенной родной планеты парализует силы обычно непобедимого героя.
[8] Шлотау и Крингс… выступили… 1 сентября… — 1 сентября 1939 года нападением Германии на Польшу началась Вторая мировая война.
[9] Отто Нушке (1883 — 1957), председатель Христианско-демократической партии (ХДС) в ГДР, 1949 — 1957 — заместитель Председателя премьер-министра ГДР.
[10] Паулюс тоже там. — Генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс (1890 — 1957), Главнокомандующий 6-й немецкой армии в Сталинграде, жил после освобождения из плена в ГДР.
[11] Национал-социалистический моторизованный корпус, Союз немецких девушек, Имперская служба трудовой повинности, Передний край обороны.
[12] главный персонаж драмы Вольфганга Борхерта (1921 — 1947) «На улице перед дверью».
[13] «Пасхальный поход». — Ежегодные демонстрации, проводимые в Пасху; начало им было положено в 50-х годах в Англии в знак протеста против ядерного вооружения. В 1960 году «пасхальный поход» впервые прошел в ФРГ.
[14] Созданная в 1960 году левая партия, выступавшая за разоружение и сотрудничество со странами социалистического лагеря.
[15]…цитата из Баумана… — Ганс Бауман (род. 1914), наиболее известный поэт гитлеровской молодежи.
[16]…господина Шпайделя… — Ганс Шпайдель (1897 — 1984), начальник штаба во время наступления в Нормандии, после покушения на Гитлера 20 июля 1944 года был арестован, после 1949 года — военный советник Аденауэра, 1957 — 1963 — Главнокомандующий вооруженных сил НАТО в Центральной Европе.
[17] Бальдур фон Ширах (1907 — 1974), фюрер гитлеровской молодежи. На Нюрнбергском процессе приговорен к двадцати годам тюремного заключения; после освобождения опубликовал свои мемуары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33