Они начнут действовать в самых разных точках города, после того как целый день прошляются по нему под видом туристов. Все машины будут угнанными, а их сигнализация и дистанционное управление – выведены из строя. Тогда ими можно будет пользоваться без помех. Очень важно, чтобы все наши люди могли собраться вместе еще на первом этапе операции.
– Хорошо, Генри, – согласился Блейз. – Тебе видней. Если считаешь, что так будет лучше, – давай.
– Мы определили четыре точки, где они скорее всего попробуют нас задержать, – предложил Генри. – Первая – на выезде из города, у начала шоссе в космопорт. Следующая – далеко за городской чертой, на мосту через реку Да Винчи. Правда, когда мы доберемся до моста, совсем стемнеет и, хотя у них хватит времени организовать блокпост, на нашей стороне будет ночная тьма.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, – перебил его Блейз, – но, по-моему, любые военные, полувоенные формирования и даже сотрудники служб безопасности обязательно постараются осветить место предполагаемого боя. Причем как можно более ярко, чтобы противник не воспользовался преимуществами темноты.
– Это верно, – подтвердил Генри. – И все же мы постараемся двигаться как можно быстрее. Надеюсь, им просто не хватит времени организовать освещение и применить что-то против нас. Может, конечно, они и установят какие-то наземные осветительные приборы, но наши Солдаты позаботятся о них.
– Понятно, – сказал Блейз. – Итак?
– После моста следующим удобным для них местом будет въезд на территорию космопорта. В принципе мы можем попасть туда через любые ворота, а ты ведь знаешь, сколько их там, – следовательно, им придется перекрыть все въезды и тем самым распылить свои и без того не очень-то крупные силы. Все это вкупе с ночной темнотой и будет нашим преимуществом при прорыве на взлетное поле.
– А мы знаем, где именно стоит «Избранник»? – спросил Блейз.
– Да, – ответил Генри, мельком взглянув на Данно.
– Это оказалось проще всего, – пояснил Данно. – Я связался со службой информации порта, и автоматическая система сообщила мне все, что нужно.
– Поначалу они не будут знать, к какому кораблю мы направляемся, – продолжал Генри. – Но как только станет окончательно ясно, куда мы стараемся пробиться, они вполне могут организовать хоть и плохонькую, но оборону этого сектора. И это будет последняя преграда на пути к кораблю. Но даже и после того, как мы окажемся на борту, они постараются помешать нам взлететь. Данно утверждает, что по закону они обязаны оставить нас в покое, как только мы оторвемся от взлетной площадки, а оказавшись в космосе, мы тут же можем совершить фазовый сдвиг. Разумеется, сейчас все это обсуждать бессмысленно. А теперь, Блейз, давай-ка навести Каджа. Пусть он тебя осмотрит.
– Да, сейчас пойду. – Блейз слегка нахмурился. – Но… ты меня, конечно, прости, дядя, но, кроме самой общей информации, ты не сообщил мне ровным счетом ничего. Или, может, я вдруг почему-либо утратил ваше доверие?
Тут Данно и Тони разом начали было говорить, но их заставил умолкнуть голос Генри:
– Помолчите, это моя проблема. Блейз, видишь ли, именно так дело и обстоит. Кадж рассказал нам, что с тобой сделали. Хотя главной целью Совета было покончить с тобой, если ты вовремя не явишься за противоядием, в состав снадобья, несомненно, входило еще и средство, которое заставило бы тебя в случае чего все им выложить.
– Выложить? – нахмурился Блейз.
– Уже много столетий известно, что никакой сыворотки правды не существует, – пояснила Тони. – Но есть средства, с помощью которых можно заставить человека просто безудержно болтать. Человек под их воздействием способен рассказать даже то, что он ни в коем случае не стал бы никому сообщать ни при каких обстоятельствах. И учти: желание говорить становится непреодолимым.
Наступило молчание.
– Понимаешь, Блейз, – с присущей ему непреклонностью произнес Генри, – если ты будешь подробно знать о моих планах и попадешь в лапы Совета, они смогут выведать практически все, что тебе известно, – в том числе и задачи, поставленные мной перед Солдатами. А я ведь должен думать и об их безопасности.
Последние его слова прозвучали как всегда спокойно и безапелляционно – он всегда так сообщал обо всех своих решениях. Но Блейз, взглянув на него, по морщинкам, собравшимся в уголках глаз, понял, что сейчас ему так же больно, как уже было однажды. Это случилось вскоре после того, как Блейз появился у него на ферме; Генри выпорол своего старшего сына, исполняя, как он считал, отцовский долг.
Тогда эта порка чуть не погубила Блейза эмоционально. Ведь его мать была уроженкой Культиса, одного из двух Экзотских миров, где всегда считалось, что причинить человеку боль – в особенности физическую – не только тягчайшее из преступлений, но более того – дело просто немыслимое, невероятное.
Ничего не видя вокруг себя, одетый в ночную рубашку с чужого плеча, Блейз попытался пройти к своему чуть более взрослому, чем он, кузену. Но Генри перехватил его и, поняв, какие чувства переполняют мальчика, отправил обратно в постель. Вот тогда-то Блейз и заметил в глазах Генри те же самые признаки душевной боли, которой железная воля не дает прорваться наружу.
Но на сей раз раздиравшие Генри чувства относились не к его сыну Джошуа. Это была боль за самого Блейза.
Глава 30
Блейз стоял посреди одной из комнат своих апартаментов. Кадж Меновски осматривал его с помощью трех небольших настольных приборов, сердито подмигивающих красными лампочками.
Машинам было наплевать на одежду – они просто не замечали ее. Однако стоило пациенту хоть чуть-чуть пошевелиться, как они тут же начинали протестовать. Они сразу же принимались жаловаться, сообщая о нарушении процедуры резкими сигналами, свидетельствующими о том, что настройка на исследуемый орган сбита и все нужно повторять заново.
– Сейчас они снова начнут, – сказал Кадж. – Чем меньше вы будете шевелиться, тем быстрее закончится обследование.
Кадж углубился в просмотр столбцов каких-то символов, которые на длинной ленте печатала четвертая машина, очевидно собирающая и обрабатывающая данные, что поступали от остальных трех.
Слова врача подействовали на Блейза так, будто ему в спину вдруг ткнули чем-то острым. Для человека, который считал себя столь натренированным, как Блейз, они были равносильны оскорблению.
Он мрачно велел себе стоять абсолютно неподвижно и сколь угодно долго. Просто до сих пор он относился к обследованию без должного пиетета и позволил мыслям отвлечь себя от процедуры, утратив контроль над телом.
Зато теперь он… «Я статуя, – сказал он себе. – Статуя из чистого и твердого мрамора. То же самое сейчас подтвердят и машины. Мраморная. Неподвижная. Сейчас мое ощущение времени изменится, и сколько бы мне вот так ни пришлось простоять, мне будет казаться, что прошло всего несколько секунд».
Блейз постарался сосредоточиться на том, что говорил себе, и вскоре ему это удалось: машины больше сигналов не подавали. Наконец Кадж снова заговорил.
– Что ж, все ясно, – послышался его голос, и Блейз, придя в себя, понял, что красные лампочки больше не горят. Кадж между тем продолжал:
– Я примерно так и думал. Они добавили препарат, развязывающий язык, – его в принципе ничего не стоит распознать и нейтрализовать – к генетическому агрессору, который должен воздействовать на вашу ДНК. Но, к сожалению, пока я ничем не могу вам помочь. Для этого мне понадобится аппаратура медчасти вашего корабля. Но зато теперь я знаю, что искать и где.
– По-моему, вам и так удалось выяснить довольно много, доктор, всего за какие-то полчаса, да?
– Чуть больше. – Кадж оторвал кусок бумажной ленты с непонятными значками, сложил ее и сунул в карман. Затем указал рукой на машины, без своих разноцветных огоньков казавшиеся теперь просто какими-то ящиками. – За меня все сделали они. Эта во-первых. А во-вторых, совершенно ясно, что Совет, как я и предполагал, в выборе средств для вас не проявил особой изобретательности. Наркотик, развязывающий язык, стандартный, известно всего лишь несколько его разновидностей. Следовательно, определить его – дело недолгое. Генетический же агрессор, который имеет чужеродное происхождение – чужеродное для вас, – потребует небольшой работы воображения и кое-каких исследований. Но, как я уже говорил, ничего неожиданного.
– А вы вообще что-нибудь ожидали? – поинтересовался Блейз. – Я, между прочим, все еще чувствую себя совершенно нормально.
– Скорее всего, так оно и будет, пока до критического срока не останется около часа или двух – кстати, срок может оказаться и совсем не тем, что они вам назвали. Вот тогда вы, может, и почувствуете неладное, хотя вряд ли особенно сильно. Зато по истечении срока покатитесь под гору очень быстро. Остается только надеяться, что к тому времени мы окажемся на корабле и я смогу хоть чем-то временно облегчить ваше состояние, а сам тем временем займусь самым главным – поисками средства для борьбы с этой дрянью. Что же касается моих ожиданий, так это вопрос лишь знания человеческих возможностей и физиологии.
– Значит, вы говорите, мне ввели что-то вроде агрессора ДНК? – уточнил Блейз.
– Назовем это фрагментом ДНК. Но это можно считать кусочком живой материи, который может напасть на «особенно уязвимый» участок вашей собственной генетической системы и превратить ее в нечто иное, очень похожее, но тем не менее чрезвычайно враждебное и губительное для вас.
Блейз боролся с искушением спросить, откуда же взялся этот фрагмент ДНК и каков механизм его воздействия. Его всегдашняя жажда знаний подталкивала задать этот вопрос. Но за окном комнаты дневной свет уже сменился сумерками, а ему еще предстояла встреча, о которой Каджу знать не следовало и на которую никак нельзя было опаздывать.
– Так, значит, сейчас вы чувствуете себя нормально? – еще раз довольно резко переспросил Кадж.
– Конечно, – ответил Блейз. – Вы же сами сказали, что до срока я вряд ли что-нибудь почувствую!
– Так должно быть, – сказал Меновски. – Но в подобных делах никогда нельзя быть до конца уверенным в чем-либо. Если заметите хоть какие-нибудь изменения в своем состоянии, немедленно дайте мне знать. Слышите – немедленно! Насколько я понимаю, мы все отправляемся на корабль завтра где-то в середине дня. Вы случайно не знаете, в одной мы с вами будем машине или нет? Сдается мне, до корабля добраться будет не так просто.
– Мы совершенно уверены, что будет куча проблем, – подтвердил Блейз. – А насчет машины не знаю. Если вы считаете, что это действительно необходимо, то лучше поговорите с Генри Маклейном и объясните ему, почему вам предпочтительнее ехать вместе со мной. Операцию организует он и, соответственно, принимает все решения.
– Мне непременно нужно находиться рядом с вами, – сказал Меновски.
Блейз внимательно взглянул на него.
– Доктор, а насколько вы уверены, что та дрянь, которую мне впрыснули, не начнет действовать уже через несколько часов?
– Уверен настолько, насколько это возможно! Просто когда имеешь дело со штукой, которая воздействует на самые важные системы организма, ни в чем нельзя быть уверенным на все сто процентов. На разных людей это может действовать по-разному.
– То есть вы хотите сказать, что нужда в вашем присутствии не больше чем перестраховка, чтобы исключить малейший риск? Или все-таки вас настораживают результаты анализов и данные, полученные ваши приборами?
– Вообще-то да. Я был почти уверен, что знаю, какую вам сделали инъекцию, еще до того как впервые увидел вас, поскольку знаком с привычными им методами и аналогичными случаями в прошлом. Мне казалось, что и в вашем случае они пойдут проторенным путем, что еще раз послужило бы свидетельством их ограниченности.
– Ограниченности? – переспросил Блейз. – Лично мне они показались далеко не глупыми людьми.
– Само собой, они даже очень умны – каждый в своей собственной области знаний, – подтвердил Кадж. – Можно сказать, выдающиеся ученые, если не представители редкой нынче породы гениев. Глупость их проявляется только в обращении с людьми. Сказывается пагубное влияние длительного пребывания в членах Совета. Власть всегда портила даже лучших из лучших. Облеченные властью люди со временем обязательно становятся заносчивыми и ко всему безразличными. Люди, которые считают для себя возможным ради каких-то личных целей использовать достижения медицины, полностью потеряли человеческий облик. Чем дольше они остаются у власти – а многие из тех, кого вы там видели, снова и снова занимают кресла Совета, – тем большими тиранами становятся. Эти люди мало чем отличаются от некоторых древних правителей Старой Земли, которые не брезговали ни пытками, ни убийствами.
У Каджа была странная манера говорить – очень резко и очень быстро. Нет, он не сердился, но впечатление было такое, что, услышав какие-либо возражения, он может мгновенно взорваться.
– Понятно, – кивнул Блейз.
– Рад, что вы понимаете, – произнес Кадж. – Я знавал нескольких очень хороших людей, которых они уничтожили, поэтому в случае с вами я просто хочу утереть им нос и лишить их того, что им очень нужно.
Голос его по-прежнему был спокоен, но глаза потемнели еще больше и теперь были похожи на угли, внутри которых прячутся зловещие огоньки.
– Поэтому вы и решили прийти к нам вместе с Уиллом Сазером? – уточнил Блейз.
– Отчасти да. Я просто знал о вашем визите к ним и знал, кто они такие. Случилось только то, что и должно было случиться.
– Хорошо, – сказал Блейз. – Сообщите Генри: я согласен ехать с вами в одной машине. А теперь извините, но мне пора. У меня назначена встреча.
Обратно Блейзу предстояло идти через анфиладу комнат, где должны были находиться или Генри, или Тони, или Данно, однако никого из них он не встретил.
Было еще сравнительно рано – по местному времени где-то около восьми часов вечера. Он решил, что все трое, скорее всего, занялись организацией завтрашнего прорыва в космопорт и поэтому вынуждены были уйти из отеля по делам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69