Он привёз оттуда историю про какого-то папашу из Нупорта. Но это было давным-давно. Я вижу человека насквозь, – сделала непостижимый вывод леди Монт. – Куда поехал твой отец?– В свой клуб.– Ты сказала ему, Динни?– Да.– Ты же его любимица.– Нет, не я, а Клер,– Вздор!– Ваш роман протекал гладко, тётя Эм?– У меня была хорошая фигура, – ответила тётка. – Может быть, чуть пышноватая, но в то время так полагалось. Лоренс был у меня первым.– Серьёзно?– Если не считать мальчиков из хора, нашего грума и двух-трёх офицеров. Там был ещё один капитан с чёрными усиками. Но когда тебе четырнадцать, это не имеет значения.– Ваш роман протекал, наверно, вполне пристойно?– Нет, твой дядя был очень страстный. Девяносто первый год. Тридцать лет не было дождя.– Такого сильного?– Нет, вообще никакого. Я только забыла, где. Телефон!Динни подбежала к аппарату на секунду раньше дворецкого:– Это меня, Блор. Благодарю.Она схватила трубку дрожащей рукой:– Да?.. Понятно… Благодарю, Стэк… Очень, очень признательна…Блор, не вызовете ли такси?Динни примчалась на такси в галерею, расположенную напротив домаДезерта, купила каталог, поднялась наверх и встала у окна. Здесь, под предлогом детального изучения экспоната N 35, который именовался "Ритм", хотя, как показалось девушке, на то не было никаких оснований, она впилась глазами в подъезд на противоположной стороне улицы. После телефонного звонка прошло всего семь минут. Отец ещё не мог уйти. Однако вскоре она увидела, как он появился в дверях и вышел на улицу. Динни проводила его взглядом. Голова генерала была опущена, он несколько раз покачал ею. Лица не было видно, но девушка представляла себе, какое на нём сейчас выражение."Кусает усики, – подумала она. – Бедный, бедный!"Как только генерал завернул за угол, Динни скатилась вниз по лестнице, перебежала улицу и взлетела на второй этаж. Остановилась у квартиры Уилфрида, протянула руку к звонку и помедлила. Затем позвонила.– Я опоздала, Стэк?– Генерал только что вышел, мисс.– Вот как? Можно видеть мистера Дезерта? Не докладывайте.– Слушаюсь, мисс, – ответил Стэк.Приходилось ли ей когда-нибудь смотреть в столь же проницательные глаза?Динни глубоко вздохнула и открыла дверь. Уилфрид стоял у камина, опираясь на него руками и опустив на них голову. Девушка подкралась к нему и замерла, ожидая, пока он ощутит её присутствие.Внезапно он поднял голову и заметил её.– Дорогой мой, прости, что мешаю, – извинилась Динни.Подняв голову так, что шея обнажилась, и полураскрыв губы, она следила за внутренней борьбой, отражавшейся на его лице.Уилфрид не выдержал и поцеловал её.– Динни, твой отец…– Знаю, я видела, как он выходил. "Мистер Дезерт, я полагаю? Моя дочь уведомила меня о помолвке и о вашем… э-э… положении. Я явился в этой… э-э… связи. Представляете ли вы себе, что произойдёт, когда ваше э-э… поведение на Востоке получит… э-э… огласку? Моя дочь совершеннолетняя, она вправе поступать, как ей заблагорассудится, но все мы горячо любим её, и, я надеюсь, вы согласитесь, что в предвидении таких… э-э… неприятностей вам не подобает… э-э… претендовать сейчас на её руку".– Слово в слово.– Что ты ответил?– Что подумаю. Он совершенно прав.– Он совершенно неправ. Я уже говорила тебе: "Любовь, – которая боится препятствий, – не любовь". Майкл считает, что ты не должен публиковать "Барса".– Нет, должен. Мне нужно отвести душу. Когда тебя нет и я остаюсь один, я прямо схожу с ума.– Знаю! Но, родной мой, те двое будут молчать. Может быть, это и не всплывёт? То, о чём долго не вспоминают, часто совсем забывается. Зачем лезть на рожон?– Дело не в огласке. Во мне самом живёт проклятый страх, – я боюсь, не струсил ли я. Пусть всё будет известно. Тогда, трус я или не трус, я смогу высоко держать голову. Неужели ты не понимаешь, Динни?Она понимала. Достаточно взглянуть на его лицо. "Мой долг – чувствовать так же, как чувствует он, что бы я при этом ни думала, – размышляла девушка. – Только таким путём я могу помочь ему и удержать его".– Я все прекрасно понимаю. Майкл не прав. Мы выдержим эту свистопляску, и наши головы будут "в крови, но подняты высоко". Что бы ни случилось, душу свою мы в жертву не принесём.И, вызвав у Дезерта улыбку, Динни села сама и усадила его рядом. Затем, после долгого молчания, открыла глаза и посмотрела на него долгим взглядом, как это умеют делать все женщины.– Уилфрид, завтра четверг. Ты не будешь возражать, если мы по дороге домой заедем к дяде Эдриену? Он на нашей стороне. А что касается помолвки, то её можно и отрицать, а на деле всё останется как было. До свиданья, любовь моя.Внизу, в подъезде, когда Динни открывала входную дверь, её окликнул Стэк:– Прошу прощенья, мисс.– Да. В чём дело?– Я давно живу у мистера Дезерта и много о нём думал. Если не ошибаюсь, вы помолвлены с ним, мисс?– И да, и нет, Стэк. Но я всё же надеюсь выйти за него.– Понятно, мисс. И, с вашего позволения, очень хорошо сделаете. Мистер Дезерт – джентльмен стремительный, и я полагал, что, если бы мы с вами были, как говорится, заодно, это пошло бы ему на пользу.– Совершенно согласна. Поэтому я позвонила вам утром.– Я видел много разных молодых леди, но вы первая, мисс, на ком я желал бы ему жениться. Вот я и взял на себя смелость.Динни протянула ему руку:– Я ужасно рада. Это как раз то, чего я хотела, потому что дела плохи и, боюсь, будут ещё хуже.Стэк вытер руку о штаны, принял руку девушки, и они обменялись горячим рукопожатием.– Я чувствую, что он что-то задумал, – сказал слуга. – Конечно, не мне судить, но ему не впервой принимать внезапные решения. Вы бы дали мне номера ваших телефонов, – может, я и пригожусь вам обоим.Динни записала номера.– Это городской – моего дяди Лоренса Монта, Маунт-стрит; это иногородний – нашего дома в Кондафорде, Оксфордшир. Вы меня обязательно найдёте по одному из них. Бесконечно вам признательна. У меня камень с души свалился.– И у меня, мисс. Мистер Дезерт может на меня положиться. Я ему хочу только добра. Мистер Дезерт не с каждым уживается, но, по мне, он хорош.– И по мне, Стэк.– Не люблю отпускать комплименты, мисс, но, с вашего позволения, скажу, что он счастливчик.Динни улыбнулась:– Нет, это я счастливица. До свидания, и ещё раз благодарю.Обратно с Корк-стрит она не шла, а, так сказать, летела. У неё нашёлся союзник в самом логове льва, соглядатай в дружественном лагере, изменник-доброжелатель! Так, изобретая немыслимые катахрезы, она торопилась обратно к тётке: отец непременно зайдёт туда до возвращения в Кондафорд.В холле дома Монтов она заметила его старый котелок, который невозможно было спутать с другим, и предусмотрительно сняла шляпу, прежде чем подняться в гостиную. Генерал разговаривал с сестрой, и, когда Динни вошла, оба смолкли. Теперь все замолкали, когда она входила! Спокойно и открыто взглянув на родных, девушка села.Глаза генерала встретились с её глазами.– Я был у мистера Дезерта, Динни.– Знаю, дорогой. Он думает. В любом случае мы подождём, пока все не станет известно.Генерал неловко поднялся.– И, если тебе от этого станет легче, формально мы не помолвлены.Генерал слегка поклонился, и Динни повернулась к тётке, которая обмахивала раскрасневшееся лицо куском фиолетовой промокательной бумаги.Наступило молчание. Затем генерал спросил:– Когда ты едешь в Липпингхолл, Эм?– На будущей неделе, – ответила леди Монт. – А может быть, через две? Лоренс знает. Я показываю двух садовников на цветочной выставке в Челси. Босуэла и Джонсона, Динни.– Как! Они все ещё держатся за вас?– Крепче, чем раньше. Кон, вам нужно завести у себя анемии… Нет, не то слово. Ну, знаешь, такие яркие.– Анемоны, тётя.– Очаровательные цветы. Для них нужна глина.– В Кондафорде нет глины, – возразил генерал. – Тебе, Эм, следовало бы это знать.– В этом году азалии у нас – просто мечта, тётя Эм.Леди Монт положила промокашку:– Я говорила твоему отцу, Динни, чтобы тебя оставили в покое.Динни, искоса наблюдавшая за мрачным лицом генерала, обошла скользкую тему:– Тётя, знаете вы магазинчик на Бонд-стрит, где продают фигурки животных? Я купила там чудесную лисичку с лисенятами, чтобы папа перестал ненавидеть этих зверьков.– Ах, охота! – вздохнула леди Монт. – Они такие трогательные, когда высовываются из норы!– Даже папа не любит раскапывать их жилье и брать их прямо в земле. Правда, папа?– Н-нет, не люблю, – ответил генерал.– Они кусают детей до крови, – объявила леди Монт. – Я помню, как у тебя шла кровь. Кон.– Грязный и бесцельный способ. В наше время к нему прибегают только охотники старой школы, приверженцы арапника.– Кон выглядел тогда отвратительно, Динни.– У тебя не хватает выдержки для такого способа, папа. Тут нужны курносые, рыжие, веснушчатые мальчишки, способные убивать ради того, чтобы убивать.Генерал поднялся:– Мне пора обратно в клуб. Джин заедет туда за мной. Когда мы увидим тебя, Динни? Твоя мать…Он оборвал фразу.– Тётя Эм оставляет меня у себя до субботы.Генерал кивнул. Он принял поцелуи сестры и дочери с таким видом, как будто хотел сказать: "Да, но…"Динни посмотрела ему вслед из окна, и сердце у неё сжалось.– Твой отец! – раздался за спиной голос тётки. – Все это очень тягостно, Динни.– Я считаю, что с папиной стороны крайне любезно не напоминать о своих правах на меня.– Кон – чудный, – согласилась леди Мон. – Он сказал, что молодой человек был очень почтителен. Кто это ворчал: "Гр-гр"?– Старый еврей в "Дэвиде Копперфилде".– Вот, вот. Я чувствую себя точно так же.Динни оторвалась от окна:– Тётя! А я чувствую, что стала совсем другой, чем две недели назад. Тогда у меня не было никаких желаний; сейчас я – одно сплошное желание, и мне совершенно безразлично, пристойно я себя веду или нет. И не уверяйте, что это пройдёт.Леди Монт потрепала племянницу по руке.– "Почитай отца своего и матерь свою", – напомнила она. – Но ведь есть ещё: "Оставь все и следуй за мной". Никогда не – знаешь, какой заповедью руководствоваться.– Нет, я знаю, – сказала Динни. – Как вы думаете, на что я сейчас надеюсь? На то, что завтра всё раскроется. Если это произойдёт, мы можем немедленно пожениться.– Выпьем чаю, Динни. Блор, чаю! Индийского и покрепче. XVI На другой день Динни привела своего возлюбленного к дверям музея, где служил Эдриен, и там рассталась с ним. Оглянувшись, она увидела, что Уилфрид, высокий, перехваченный в талии поясом, снял шляпу и дрожит. Но он улыбнулся девушке, и его взгляд согрел её даже на расстоянии.Эдриен, предупреждённый заблаговременно, принял молодого человека с "нездоровым", как он сформулировал про себя, любопытством и тут же мысленно сопоставил его с Динни. Удивительно несхожая между собой пара! Однако его чутье, обострённое, вероятно, длительным изучением скелетов, сразу же подсказало ему, что сточки зрения физической племянница выбрала правильно. Этот человек имел право стоять рядом с ней. Его мужественная грация и мускулистая элегантность была под стать её стильной хрупкости. А смуглое усталое и напоенное горечью лицо озарялось такими глазами, заглянув в которые даже Эдриен, воспитанник закрытой школы, не выносивший кинозвёзд мужского рода, признал, что они обладают притягательной силой для представительниц слабого пола. Разговор зашёл о костях, и это растопило первый лёд; когда же началась дискуссия о принадлежности к хеттской расе одного не слишком хорошо сохранившегося скелета, отношения стали почти сердечными. Люди и страны, с которыми они оба познакомились в несколько необычных условиях, явились следующим стимулом для упрочения взаимной симпатии. Но лишь взявшись за шляпу, Уилфрид наконец неожиданно спросил:– Мистер Черрел, а как поступили бы вы? Эдриен поднял голову и молча окинул собеседника взглядом прищуренных глаз.– Я плохой советчик, но за Динни стоит держаться.– Да.Эдриен наклонился и запер дверь кабинета:– Сегодня утром, принимая ванну, я наблюдал за одиноким муравьём, который пытался отыскать дорогу и разобраться, куда он попал. Со стыдом признаюсь, что стряхнул на него пепел из трубки, – мне захотелось выяснить, что он будет делать. Провидение тоже постоянно осыпает нас пеплом и смотрит, каков результат. Я обдумал много вариантов и пришёл к такому выводу: если вы по-настоящему любите Динни…Уилфрид судорожно передёрнулся, но всё кончилось тем, что пальцы его стиснули шляпу.– …а я вижу, что это так, и знаю, что она всей душой с вами, то крепитесь и вместе с ней пробивайте себе путь сквозь пепел. Она охотнее сядет с вами в телегу, чем в пульман с любым из нас. Я уверен, – продолжал Эдриен, и лицо его засветилось искренностью, – что она из тех, о ком в Писании позабыли сказать: "И будут двое дух един".Лицо молодого человека дрогнуло."Настоящий!" – решил Эдриен.– Словом, думайте прежде всего о ней, но только не в таком плане: "Я люблю тебя, поэтому ничто не заставит меня жениться на тебе. Сделайте то, чего она хочет, если она, конечно, этого хочет. Ей здравого смысла не занимать. И, честно говоря, я не сомневаюсь, что никому из вас не придётся раскаиваться.Дезерт шагнул к нему, и Эдриен увидел, что он глубоко тронут. Но молодой человек справился с наплывом чувств, не выдав его ничем, кроме судорожной улыбки, махнул рукой, повернулся и вышел.Эдриен неторопливо задвинул ящики и запер дверцы шкафов, где хранились кости. "Да, у него самое своеобычное и в каком-то смысле самое красивое из всех лиц, виденных мною, – думал он. – Оно – глубокое озеро: дух шествует по его водам и порой чуть не тонет. Я, может быть, дал ему преступный совет. Хотелось бы знать, так ли это, ибо мне почему-то кажется, что он его примет".Несколько минут Эдриен сидел молча, с язвительной усмешкой на губах. Доктринёры, экстремисты! Этот араб, приставивший пистолет к виску молодого Дезерта, олицетворял собой наихудшее свойство человеческой натуры. Идеи и кредо! Что они такое, как не полуправда, полезная лишь постольку, поскольку она помогает соблюдать равновесие в жизни? Географический журнал соскользнул с колен Эдриена.Возвращаясь в Блумсбери, он задержался в сквере на площади перед домом, чтобы подставить лицо солнцу и послушать пение чёрного дрозда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32