С моноклем в глазу, в лихо заломленной конфедератке на голове, Лиза изображала то немецкого полковника, то французскую шансонетку, то наступающего солдата, то еще кого-то. Все это было пронизано бесшабашным юмором и достаточной долей сценического мастерства.
Ближе всех к маленькой эстрадке сидели американский летчик, английский сержант, француз и итальянец. Все четверо не сводили с Лизы восторженных глаз и шумно аплодировали.
В самом дальнем углу, у окна, за крохотным столиком сидели старшина Степан Невинный и экс-водитель польско-советской комендатуры Санчо Панса. Глядя на них со стороны, можно было подумать, что два приятеля ведут беседу на одном, понятном им обоим языке, обсуждая одну, чрезвычайно близкую им общую тему. Однако все обстояло не так. Невинный ни слова не понимал по-польски, говорил только по-русски и только о себе. Санчо Панса, не зная ни одного русского слова, говорил только по-польски, жалуясь на свою судьбу. Их объединяло родство душ, растворенное в невероятном количестве пива.
– Носится как сумасшедший и думает, что он лучше шофер, чем я, – жаловался Санчо Панса на старшего лейтенанта Зайцева. – Ты тихо научись ездить, а быстро всякий дурак сумеет...
– Вот я тебе клянусь, – отвечал ему Невинный по-русски. – Я ни супа, ни хлеба в рот не беру! А про картошку и думать забыл. И не худею... Вот скажи – почему? Проблема...
– Пожалуйста! – говорил ему Санчо Панса по-польски. – Я могу и сзади сидеть. Он старший лейтенант, а я всего лишь капрал...
– Мне бы килограммчика три сбросить – меня никто узнать бы не смог, – сказал Невинный и выпил полкружки пива.
Санчо Панса отсалютовал ему своей кружкой и заявил:
– Это, может быть, у себя там, в Москве, он на такси – король! А здесь ему не Москва. Здесь Польша... – И тоже выпил полкружки.
– Я тебе хуже скажу, – зашептал Невинный на ухо Санчо Пансе. – Я даже английскую соль пью... Слабительное, извини за выражение. И хоть бы хны!
– А очень просто! – решительно ответил ему Санчо Панса. – Уйду я от них в обычный строевой автобат. Плевал я на их комендатуру! Правильно?
В надвигающихся сумерках одна из окраинных улиц городка была перегорожена двумя машинами – «студебекером» и трофейным немецким грузовиком.
С работающими двигателями и включенными фарами, они стояли друг против друга на расстоянии сорока метров и освещали край разрушенного дома и глубокую воронку, оставшуюся от большой фугасной авиабомбы.
В этом освещенном участке копошились с полсотни польских и советских саперов. Расширяли и углубляли воронку, рыли траншею, освобождали от земли, щебенки и битого кирпича разорванные взрывом трубы, по которым должна была идти вода в город.
Воронка была затоплена, и два русских умельца, тихонько матерясь, пытались завести бензиновый движок насоса.
Неподалеку, прижавшись к стене разрушенного дома, стоял комендантский «виллис» Станишевского и Зайцева.
Сегодня, разбирая остатки архива немецкой комендатуры, Станишевский обнаружил пожелтевшую и истрепанную схему городского водопровода, а Зайцев каким-то чудом отыскал не успевшего смотаться городского инженера по водоснабжению. Инженер оказался поляком, но говорил по-польски с таким немецким акцентом, что Станишевского чуть не стошнило. Кроме всего, пан инженер был смертельно перепуган и от этого вел себя крикливо и вызывающе.
Сейчас, стоя у края воронки, заполненной водой, он, высокий, тощий, в узком потертом пальто и фуражке с теплыми наушниками, раздраженно потыкал пальцем в старенькую схему водных коммуникаций и с истерическими нотками в голосе заявил Станишевскому:
– Сначала вы сами бросаете бомбы черт вас знает куда, разворачиваете водопроводную магистраль, а потом требуете...
Но Станишевский жестко прервал его:
– Короче! Я назначил вас ответственным за водоснабжение. Если к шести часам утра в городе не начнет работать водопровод, я расценю это как саботаж и...
– Вы только не пугайте меня! – высоким голосом крикнул инженер и втянул голову в плечи.
– А вы не успеете испугаться, – спокойно сказал ему Анджей. – Я просто расстреляю вас.
Он отвернулся от инженера и крикнул командиру русских саперов, младшему лейтенанту лет девятнадцати:
– Кузьмин! Коля!.. Почему генератора для электросварки до сих пор нет?
– Не волнуйтесь, товарищ капитан, сейчас будет! Уже едут.
Зайцев отвел Станишевского к «виллису», показал глазами на инженера, который уже бросился собственноручно заводить насосный движок, и негромко спросил:
– А если они действительно не успеют к шести?
И тогда Станишевский посмотрел на Зайцева такими глазами, каких Зайцев у него не видел никогда.
– Шлепну как миленького, – еле сдерживая ярость, проговорил Станишевский. – Ты же не понял, как он говорит по-польски! Я его наизнанку выверну!..
– Ну ты даешь... – потрясенно пробормотал Зайцев.
Из-под «студебекера» раздался истошный крик:
– Капитан Станишевский! Старший лейтенант Зайцев! Капитан Станишевский!..
Оскальзываясь в комьях сырой земли, выброшенной из траншеи, к комендантскому «виллису» бежал пожилой польский солдат с патрульной повязкой на руке.
– Что еще стряслось? – спросил его Станишевский. – Что вы орете как ненормальный?
Солдат испуганно оглянулся, не слышит ли кто, и зашептал:
– Там... В ресторане... Кошмар! Союзники такое творят!.. Жуткая драка! Смотреть страшно... Ужасная драка!..
– Наши тоже участвуют? – деловито спросил его Станишевский.
– Немножко... – неуверенно произнес солдат.
– А наши? – рванулся к нему Зайцев.
– Никак нет! – убежденно ответил солдат. – Стараются не обращать внимания.
Дрался почти весь ресторан.
Переворачивались столы, вдребезги разбивались стулья, окна со звоном брызгали осколками стекол. Поклонники Лизы – американец, англичанин, француз и итальянец – дрались между собой и со всеми остальными.
– Ребята! – вопила Лиза. – Я же никому ничего не обещала! Ох черт!.. Где же этот русский мальчик с водой для раненых?! Только ему от меня ничего не нужно...
Словно тихий прохладный оазис в знойной раскаленной пустыне, будто островок в бушующем море, стоял в дальнем углу у окна столик Невинного и Санчо Пансы. Не обращая внимания на происходящее, Невинный оберегал своими огромными лапищами пивные кружки, которыми был уставлен столик. Он сидел спиной к драке, и только когда кто-нибудь в боевом раже наваливался на него, отпихивал плечом и продолжал давно начатый разговор:
– Я уже и пробежки делал по утрам, и в бане парился... Ни хрена!
– Вот то-то и есть, – горестно шмыгал носом Санчо Панса. – Ты, говорит, не следишь за машиной... А когда за ней следить? Минуты свободной нету...
– Был бы я в строевой части... Но я же в санбате! Там одни бабы. Меня за мужика не считают. Ну ничуть не стесняются! Я для них просто толстый человек... – горько сказал Невинный.
После сокрушительного удара американца на Невинного упал француз и осоловело уставился на него и на Санчо Пансу.
– Не балуй, – кротко сказал Невинный и плечом отпихнул француза. Тот отлетел в сторону.
Итальянец увидел это, выдрался из общей кучи и тут же бросился на Невинного. Француз очухался и тоже полез в драку. Невинный привстал, удержал их обоих на расстоянии своих вытянутых рук и сказал им вежливо, как и полагается русскому человеку, временно оказавшемуся за границами своей Родины:
– Как же вы ведете себя в общественном месте?
И в эту секунду произошло чудо! Санчо Панса вдруг стал понимать все, что говорил Невинный, а Невинный тут же обнаружил, что разбирает все, о чем говорит Санчо Панса!
– Вот сволочи, – удивленно сказал Санчо Панса. – И чего лезут?
– Нехорошо, – сказал Невинный французу. – Некультурно.
– Да дай ты ему в глаз, – посоветовал Санчо Панса.
– Нельзя, – ласково сказал Невинный. – Союзник. Только пьяный.
– Это тебе нельзя. А мне можно, – уверенно произнес Санчо Панса. – Я на своей земле. Отодвинь-ка итальяшку...
Он поставил кружку с пивом и так врезал французу, что тот перелетел через два стола. Санчо Панса отхлебнул из кружки и вторым ударом отправил итальянца в глубокий нокаут.
Распахнулись входные двери, и в ресторан ворвались патрульный наряд, Зайцев и Станишевский с автоматом в руке.
Санчо Панса увидел Зайцева и тут же, на глазах у изумленного Степана Невинного, выскочил в окно. Но Валера этого даже не заметил.
– Прекратить!!! – заорал он и выхватил из кобуры пистолет. – Стрелять буду!..
Никто не обратил внимания на истошный крик Зайцева. Тогда Анджей Станишевский поднял автомат и дал в потолок длинную очередь. И драка немедленно прекратилась Наступила мертвая тишина. Затрещал потолок, посыпалась сверху какая-то труха, что-то наверху хрястнуло, и на пол рухнула большая медная люстра.
– Обещаешь стрелять – стреляй, – назидательно заметил Станишевский Зайцеву. – Чего зря глотку драть?
Из семнадцати арестованных в ресторане шестерым понадобилась срочная медицинская помощь. У американца была разбита надбровная дуга и никак не останавливалось кровотечение; англичанина кто-то треснул бутылкой по голове, и наверняка нужно было накладывать швы. Француз оказался с распоротой ягодицей – видимо, когда падал после удара Санчо Пансы, он умудрился задом проехать по бутылочному осколку. Итальянец просто не мог прийти в себя и почти не подавал признаков жизни. Польскому сержанту-пехотинцу вывихнули в плече руку, кому-то из местных выбили два передних зуба, отчего его верхняя губа вздулась до чудовищных размеров и явно требовала врачебного внимания. Остальные участники побоища отделались синяками, царапинами и ссадинами.
Всех арестантов погрузили в кузов комендантского «ЗИСа», и так как второй грузовой машины не оказалось, было решено всем вместе сначала ехать в медсанбат, а уж потом – для дознания – в комендатуру.
Когда были отданы последние распоряжения и Станишевский с Зайцевым собирались сесть в свой «виллис», на заднем сиденье они обнаружили неподвижно сидящего Санчо Пансу.
В последнюю секунду, когда «виллис» и «ЗИС-5» уже тронулись, с криком: «Эй! Эй!.. Я тоже! Меня нельзя оставлять!..» – в кузов «ЗИСа» ввалилась Лиза, прижимая мокрый платок к подбитому глазу.
В перевязочную были вызваны два хирурга – майор Васильева и недавний выпускник Военно-медицинской академии старший лейтенант Игорь Цветков. Операционная сестра Зинка уже раскладывала инструменты и перевязочный материал.
Для необходимого общения с союзниками, говорящими на разных языках, был поднят с постели старик Дмоховский.
Невинный же прибыл вместе со всеми в комендантском грузовике, как ни в чем не бывало быстренько напялил на себя кургузый белый халат и теперь трогательно ухаживал за бесчувственным итальянцем.
Во дворе медсанбата четыре солдата комендантского взвода под командованием старшего сержанта Светличного сторожили кузов «ЗИСа», набитый задержанными.
Так как все пострадавшие были пьяны, никому не делали никаких обезболивающих уколов. Васильева заявила, что не собирается тратить на эту алкогольную ораву бесполезные сейчас для них редкие лекарства, так необходимые настоящим раненым.
– Сумели нажраться, пусть сумеют и потерпеть, – сказала она. – Им сейчас любая анестезия – как рыбе зонтик.
Польскому сержанту она так молниеносно вправила руку в плечевой сустав, что тот даже не успел как следует выругаться, Зинка быстренько наложила ему тугую фиксирующую повязку, и бедняга тут же был отконвоирован в кузов «ЗИСа» под наблюдение Светличного. За это же время Игорь Цветков обработал изнутри верхнюю губу местному гражданскому, запихнул ему в рот на кровоточащее место бывших передних зубов ватный тампон с перекисью водорода, и гражданский почти вслед за польским сержантом был вышиблен во двор под недреманное око комендантского патруля.
Зайцев и Станишевский стояли у открытых дверей перевязочной и покуривали, пуская дым в коридор.
Мимо прошел старик Дмоховский в стареньком белом халате и поздоровался. Станишевский кивнул ему, а Валера Зайцев демонстративно отвернулся и выпустил кольцо дыма в потолок коридора.
Примчались еще две заспанные сестрички. Увидели уйму незнакомых молодых мужчин, захлопали глазками, срочно попытались придать сонным физиономиям выражение лихости и лукавства.
Француз лежал на столе. Васильева быстро и бережно накладывала ему швы на ягодицу. Зинка ассистировала. Васильева только руку протягивала, а Зинка уже вкладывала в нее то, что нужно. Ни одного слова лишнего. С сорок второго года вместе за операционным столом – о чем говорить-то...
– Где он так умудрился?.. – удивленно покачала головой Васильева.
– Видать, порезался обо что-то, – подал голос Невинный. Он стоял перед очнувшимся итальянцем, одной рукой держал перед ним тазик, а другой заботливо придерживал ему голову. Итальянца тошнило, и он шумно страдал между спазмами.
– Накушался, – ласково, по-старушечьи сказал Невинный.
Васильева бросила быстрый взгляд на итальянца и заметила:
– У него еще и явное сотрясение. Кто-то ему крепенько приложил.
– Кто бы это его? – фальшиво поспешил удивиться Невинный.
Он с трудом удержался от того, чтобы не посмотреть в окно на Санчо Пансу, который, словно изваяние, неподвижно сидел в «виллисе» с автоматом в руках.
– Это тебе лучше знать – кто, – сказал Зайцев. – Ты там был.
– Господи... – плачущим голосом запричитал Невинный. – Уж и кружечку пива нельзя выпить! Да я спиной сидел ко всему этому шуму... Ничего я такого страшного не видел.
Васильева, Игорь и Зинка переглянулись как по команде. Если до сих пор у них были еще какие-то сомнения в причастности Невинного к ресторанному побоищу, то теперь, услышав знакомые жалостливо-лживые интонации в голосе своего любимого старшины, они убедились в том, что Невинный, если копнуть его поглубже и без свидетелей, просто перенасыщен информацией.
Станишевский стоял прислонившись к дверному косяку и понимал, что, если он сейчас же не возьмет себя в руки, произойдет непоправимое – еще чуть-чуть, и ему станет наплевать на присутствие союзников, кучу посторонних людей, на неподходящую обстановку, на все на свете!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33