Борт речной галеры лишь немного возвышался над чайкой, поэтому наклон абордажных лестниц был незначителен, что облегчало атаку. Меткие пули казачьих стрелков тоже сделали свое дело — экипаж галеры был изрядно выбит и не смог оказать запорожцам длительного сопротивления. А может, не особенно стремился к этому — в воде вокруг галеры виднелось множество голов спрыгнувших в реку турок, пустившихся вплавь к берегу Яростный бой кипел только на корме у пушек да у мачты, на которой ярко горел массивный, изукрашенный резным орнаментом фонарь, чуть ниже которого реял по ветру бунчук из конского хвоста. Теперь ясно, почему Получуб атаковал именно эту галеру! Его наметанный глаз издалека приметил знаки достоинства командовавшего флотилией капитан-паши, и сотник решил лично возглавить атаку на вражеский флагманский корабль. А вон и сам капитан-паша: дородный, рыжебородый, в расшитой золотом феске с кисточкой. Зло кричит на защищавших его янычар-телохранителей, машет ятаганом, а сам нет-нет да и глянет в сторону борта галеры, за которым шумит Дунай.
Подпоручик Пиери врубился в окруживших капитан-пашу янычар, стал шпагой прокладывать к нему дорогу. Осторожней, Николенька! Высокий турок уклонился от удара подпоручика, занес ятаган над его головой. И не прозвучи пистолетный выстрел Белича, не миновать бы Пиери знакомства с вражеским клинком. А подпоручик, ничего не замечая вокруг, рвался к капитан-паше. Срубил одного турка, проткнул второго, сейчас скрестит шпагу с ятаганом капитан-паши. Эх, опоздал! Мелькнул в воздухе аркан, захлестнул шею и правое плечо капитан-паши, прижав его руку с ятаганом к туловищу. Капитан-паша рухнул на колени, выхватил левой рукой кинжал, полоснул им по натянутому аркану. Но несколько вражеских клинков, в том числе и шпага подпоручика, уткнулись ему в грудь. Оставшиеся в живых двое янычар-телохранителей бросили оружие, с безразличным видом скрестили на груди руки подле своего плененного военачальника.
Вскоре победой казаков закончилась и схватка у пушек. Секунд-майор взбежал на корму, окинул взглядом участок реки, на котором развернулось сражение. Чайка есаула и поручика Петковича захватила еще одну галеру, отбиты были и все три канчебаса. Две оставшиеся в турецких руках галеры и мелкие суденышки, спасаясь бегством от казаков, уходили к своему берегу, вслед им палили пушки с чаек.
— А ну, друга, поддайте басурманам жару! — скомандовал Получуб, кивая на трофейные орудия.
Пушкари-добровольцы засуетились на бывшей вражеской батарее, и залп не заставил себя ждать. Перелет! Зато следующий залп был удачен: с одной галеры ядром снесло мачту, две лодки перевернулись. Открыли огонь и другие, оказавшиеся у запорожцев, суда флотилии. Спасаясь от обстрела, многие турки бросались в реку, плыли к берегу. Однако запорожские пули и картечь находили их и в воде. Несмотря на обстрел, обе галеры и несколько лодок все-таки достигли суши.
— Туда! — указал Получуб на приставшие к берегу турецкие суда. — И жару им, хлопчики, жару!
Не прекращая стрельбы, бывшая галера капитан-паши и чайка сотника поплыли к остаткам турецкой флотилии. Туда же устремились другие чайки, а также трофейные корабли с запорожскими экипажами на борту. Турки вначале отвечали огнем на огонь. Однако видя, что казаки приближаются и готовятся к абордажу, покинули суда и скрылись в прибрежном кустарнике. Но едва запорожцы принялись хозяйничать на новых трофейных судах, с суши затрещали мушкетные и пистолетные выстрелы, на причалившие к берегу чайки и канчебасы помчалась турецкая конница, двинулись в атаку янычары и матросы, спасшиеся с судов разгромленной флотилии.
— Не жалей пороха, хлопцы! — раздалась команда Получуба, и он лично встал к трофейному фальконету.
Нескольких залпов оказалось достаточно, чтобы турки отхлынули назад, в темноту, густо покрыв береговой откос и песчаную косу перед судами трупами. Повторная атака была отбита всего тремя залпами, но радоваться было рано — издалека, из степи, донесся нарастающий стук копыт, воинственные крики и протяжное «Алла-а-а!» Белич поспешил к Получубу.
— Господин сотник, к неприятелю подходит подкрепление из Мачина.
Получуба известие нисколько не взволновало.
— Значит, услыхали пальбу на реке або турки в крепость гонца успели отправить.
— Что вы намерены предпринять?
— Отбить турок и заняться добычей.
— Что значит «заняться»? — не понял Белич. — Все уцелевшие суда флотилии в наших руках, мы вольны поступить с ними, как заблагорассудится.
Завладение трофеями и продолжение ненужного нам боя — суть совершенно разные вещи.
— Нет, пан майор, не разные, — возразил Получуб. — Говоришь, мы вольны распоряжаться добычей? Вольны, да не всей. Смотри, — и он указал на турецкие суда, брошенные экипажами у берега. — Одиннадцать шлюпок и лодок с грузами, а увести с собой можно лишь три. Остальные пошматованы ядрами так, что затонут в пути. А поклажа в них знатная: провиант и столь потребный для нашей флотилии припас — парусина, весла, якоря. Оставлять их туркам?
— Зачем? Сжечь!
— С лодками так и поступим, а с поклажей… С места не тронусь, покуда не перегружу все добро на чайки да канчебасы. Потом, разве добыча только на судах? А это? — Получуб вытянул руку в направлении берега. — Погляди, сколько там побитых турок, и при каждом оружие, порох, пули, справная одежда. Господь не простит, ежели мы такое добро на нужды христиан не обратим.
— Вы собираетесь высаживаться на берег? — поразился Белич. — Неприятеля втрое больше и к нему с минуты на минуту прибудет помощь. Это безумие!
— На все воля Божия, — перекрестился сотник. — Не для того мы сию сшибку затеяли, чтоб вернуться драными и голодными… А тебя, пан майор, я не держу. Флотилия разгромлена? Разгромлена. Сообщение по Дунаю к Мачину нарушено? Нарушено. Свое дело ты сделал? Сделал наилучшим образом. Бери с чистой совестью любую лодку, отбитую у неприятелей, и… сообщай поскорее начальству о победе. А я еще маленько тут задержусь… так сказать, передохну с казаченьками после тяжкого боя.
Этому вчерашнему мужику не откажешь в умении удачно иронизировать: «…Бери с чистой совестью любую лодку, отбитую у неприятелей, и… сообщай поскорее начальству о победе». Другими словами, если трусишь — убирайся отсюда побыстрее и подальше под благовидным предлогом. Нет уж! Он, Белич, отвечает за отряд наравне с тобой, сотник, и останется с ним до конца похода: вместе начинали его, вместе и закончим.
Потом, нет худа без добра. Нам с тобой, возможно, предстоит участвовать еще не в одном сражении, поэтому желательно повидать тебя в разных переделках… господин сотник. Напасть на врага внезапно из засады — одно, а сразиться с ним в открытом поле на равных — иное. Да, именно на равных, ибо если турок много больше числом, то запорожцы превосходят их в огневой мощи. А раз так, ему, секунд-майору Беличу, никак нельзя быть в предстоящем сражении посторонним наблюдателем: дров наломает Получуб, а отвечать придется обоим.
— О победе доложим вместе, господин сотник. Как вы собираетесь отстоять добычу? Я имею в виду ту, что лежит на берегу и, по сути дела, покуда ничья.
— Подожду, пока турки навалятся на меня всей силой, остужу их пыл хорошенько картечью и прогоню за гору Буджак.. Коли не желают сидеть смирно на берегу, пускай убираются в степь.
— Вы недооцениваете врага, — назидательным тоном сказал Белич. — Желая взять реванш за поражение на реке, он будет действовать весьма решительно.
— Ошибаетесь, пан майор. Я двадцать лет хожу на нехристей и изучил их породу и повадки дальше некуда… Коли басурманин чувствует свою победу и надеется на богатую поживу, он смел как голодный волк, а ежели считает, что зазря рискует шкурой, ведет себя как шакал. С какой стати турок сейчас полезет под пули? Разве не понимает, что флотилия полностью в наших руках и ее у нас не отбить: в любой момент можем уплыть, спровадив прежде суда на дно або пустив их дымом по ветру. Да и отобьет, что от этого проку простому янычару: добро то на флотилии войсковое, возвратится казне, а не пополнит его карман. Так нужно ли из-за казенного добра подставлять под пули або сабли свою единственную шкуру? Все это турок понимает… К тому же победа от него никуда не денется: рано или поздно мы все равно покинем это место, значит, басурманы нас отсюда прогнали. Вот и выходит, что туркам совсем ни к чему воевать всерьез. Они хоть и басурмане, а себе на уме.
«А ты занятная штучка… господин Получуб. Оказывается, тебе дано не только махать саблей да палить из пушки, но и философствовать. Ну и ну! Век живи — век учись!» — подвел итог длинной речи сотника секунд-майор.
— Как понимаю, отряду предстоит разделиться: часть останется на суднах при артиллерии, часть высадится на сушу. Я намерен принять команду над десантом, — тоном, не терпящим возражений, заявил Белич.
— Ради Бога, пан майор. Только возьмите с собой моего есаула — глядишь, сгодится при случае…
Турецкая конница, прискакавшая от Мачина, ударила по запорожцам с флангов, в центре вновь пошли в атаку янычары и остатки экипажей судов.
— Не меньше двух сотен подмоги, — проговорил стоявший рядом с секунд-майором есаул. — Ничего, как прискакали, так и ускачут.
Он нагнулся к убитому янычару, чьи ноги торчали из-под скамьи, вытащил у него из-за пояса пару пистолетов. Внимательно осмотрел их, щелкнул курками, протянул Беличу.
— Возьми, пан майор. Бой будет жарким, не помешают.
Белич взял пистолеты, а есаул быстро пошел вдоль борта, за которым с мушкетами наготове застыли запорожцы.
— Смотри на меня, а не на турка, братчики! Махну саблей — все разом на берег.
Вот турецкая конница от реки всего в сотне шагов, миг — и она будет на песчаной отмели, откуда рукой подать до судов. Чего молчат пушки? Передние всадники с ятаганами и арканами в руках вынеслись на отмель, и тогда дружно ударили пушки с чаек и трофейных судов. Вражеские наездники были готовы к такой встрече и, защищая себя от картечи, вздыбили лошадей. Крики, ржание, топот! Второй залп — и перед судами вырос вал из конских трупов, а оставшиеся в седлах турки разворачивали скакунов назад.
— Слава! — И есаул с саблей наголо перемахнул через борт, бросился в погоню за турками.
— Слава! — подхватили клич запорожцы и без промедления последовали за ним.
Очутившись на берегу, Белич догнал есаула.
— Строй казаков! Покуда турки не опомнились, надобно закрепить успех.
— Все готово, пан майор!
Действительно, запорожцы без каких-либо команд уже приняли боевой порядок: впереди — полусотня стрелков с мушкетами в руках, за спиной каждого — два казака с парой ружей на каждом плече. Вот оно, излюбленное сечевиками построение, при котором они готовы сразиться с любым числом турок и татар, полагаясь на свое превосходство в «огненном бое». И все-таки наступать с полутора сотнями человек на тысячу рискованно! Тем более что о тактике запорожцев он знает лишь понаслышке, однако ни разу не сталкивался с ней на деле. Больше смелости, секунд-майор: за всякое дело всегда когда-то принимаешься впервые.
Значит, таю никаких каре, штыковых атак, вся надежда на меткость и частоту огня. Итак, куда и как направить свой удар: равномерно по всему неприятельскому фронту или массированно на один из его флангов по типу «косой атаки»? Пожалуй, лучше навалиться на ближний фланг: и собственные силы не будут распылены, и артиллерия с судов сможет стрелять смелее, не страшась поразить своих.
— Теснее ряды! — во весь голос крикнул Белич. — Поручик Пяткович — на левый фланг, подпоручик Пиери — на правый!
Секунд-майор проследил за исполнением отданной команды, махнул шпагой.
— В атаку — марш, марш!
Турецкая конница, отхлынувшая от берега в степь, успела там развернуться и опять мчалась на суда. Едва в темноте обрисовались передние всадники, грянул залп из казачьих мушкетов. Сразу за ним второй, третий. Турки, неожиданно наткнувшись на запорожскую пехоту, круто взяли в сторону, обходя ее. Тогда заговорили пушки и фальконеты с судов. Конница, поражаемая картечью и ядрами с фронта и пулями с фланга, сбилась в бесформенную толпу, которая промчалась вдоль берега и исчезла в степи.
— Стой! Заряжай! — раздалась команда есаула. Не рано ли он прекратил атаку? Турки бегут, подхлестни их в спину еще парой-тройкой залпов, они уже не остановятся! Хотя… Пушечной стрельбы и мушкетной трескотни было предостаточно, а лежавших на земле убитых сипахов можно пересчитать по пальцам. Что ж, полумрак, спешка в стрельбе, быстрое перемещение целей отрицательно повлияли на меткость. Возможно, есаул прав: турки еще в большой силе и удаляться в степь далеко от своей артиллерии опасно.
Запорожцы не успели закончить перезарядку всех мушкетов, а из степи опять накатывался конский топот и крик «Алла-а-а!» На этот раз сипахи мчались не на суда, а на отряд Белича. Мчались всей массой в три сотни сабель и в полный намет. Зрелище не из приятных! Как вовремя есаул остановил строй, дав возможность зарядить большую часть мушкетов и не позволив запорожцам скрыться из глаз своих пушкарей!
Со стороны реки донесся слитный пушечный залп, между отрядом Белича и атакующими турками запрыгали по земле ядра, разорвалось несколько бомб. Конница была еще далековато, осколки бомб не причиняли ей ни малейшего вреда. После орудий с судов ударили фальконеты, рои картечи запели в воздухе. Вновь рявкнули пушки, и ядра с бомбами легли на прежнее место. Ай да сотник! Верно рассудил, что нечего попусту палить по трудно уязвимой в темноте скачущей коннице, куда разумнее поставить огневой заслон перед своими пешими товарищами.
Пушечный залп, выстрелы фальконетов. Еще пушечный залп. Конница быстро приближалась на дистанцию, когда бомбы и картечь перестанут быть просто казачьим щитом, а станут рваться под ногами лошадей и валить из седел всадников. Еще полусотня шагов — и конная лава встретится с раскаленным металлом, несущимся из жерл пушек и фальконетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15