Они поехали рядом. Тугаев тихо заговорил:— Жить мне тяжко, Терентий Михайлович. На душе у меня туча черная. Извелся я совсем, измучился!…Князь Терентий маяча посмотрел на него, и во взгляде его сверкнул луч участия.Тугаев оживился и продолжал:— Тайна у меня на душе. Давит она меня и мучает. Хочу тебе душу свою открыть…Терентий произнес:— Только потом не кайся. Иногда так-то бывает. Выложит человек перед человеком свою душу, а потом и сам не рад, и прежний друг в одночасье злым врагом делается. Подумай, а потом говори.Тугаев встряхнул головою и с решимостью ответил:— Все тебе как на духу поведаю! — и дрогнувшим голосом начал свою страшную исповедь…Сперва рассказал он, как повенчали его, не смысля, по обету родительскому с нелюбимой женою. Как страдал он с нею и мучился, взяв на плечи свои непосильный крест. Как сломал он походы и сдружился с Петром. Как вернулся и увидел сестру их Анну, как полюбил ее. Как виделись они. Как колдовал он у Еремейки и что сделалось потом.Голос его дрожал и доходил до шепота.Князь Теряев давно уже остановил коня, и они стояли посреди дороги, оба взволнованные, бледные от ужаса внезапно раскрытой тайны.— И нет мне теперь покоя, — тихо проговорил Тугаев, — и вижу я загубленные жизни, и свою, и Анны! И не знаю выхода. Вот я встретил тебя, поведал как на духу, тайну свою и теперь в твоей власти! Хочешь, иди в приказ и скажи о моем окаянстве!…Терентий скорбно покачал головою и ответил:— Господи! Господи! Греха-то сколько! Не знамение ли это антихриста? Что могут сделать люди с тобою? Бог наказует тебя! Загубил ты две жизни, двух жен своих; над душой сестры моей насмеялся. У людей нет на тебя наказания. Иди в монастырь и там свой грех замаливай!— Тяжко мне! Тяжко, — застонал Тугаев и склонил голову на шею лошади.Терентия охватила жалость к этому человеку. Он положил руку на его плечо и сказал ему задушевным голосом:— Бог простит! Он все видит, и ни одна покаянная слеза твоя не упадет даром. Время теперь страшное, пришел антихрист со слугами своими, и благо тому, кто вовремя успел принести покаяние! Иди в монастырь, не мешкай…Тугаев встрепенулся и, взглянув на Терентия, сказал:— Спасибо тебе, князь! Указал ты мне путь истинный!…Князь сложил двуперстно руку и осенил Тугаева крестным знамением.— Мир с тобою, мой бедный брат! — сказал он. — Иди и поборай дьявола!…Князь порывисто поцеловал Терентию плечо и погнал коня во всю его конскую мочь… VII ГРОЗА На другой день после этой беседы князь и княгиня Тугаевы, простившись со стариками Теряевыми, тронулись в дальний путь.— С чего надумались? — спрашивал у князя Петр. — Теперь у нас самое веселье. Вскорости весна начнется, охоты!— Не до того нам, — ответил Тугаев, — поездим по святым монастырям, за грехи свои помолимся. До сей поры одна Аннушка ездила, а теперь и я с нею.И они поехали в двух возках, взяв с собою только десяток слуг.— Дела! — говорил жизнерадостный Петр своей жене. — Людям бы веселиться, ан на них грусть-тоска так и лезет! С чего?— Грехи, надо быть, одолели, — задумчиво отвечала Катерина.— У них-то грехи?…Катерина тихо кивнула головою.— На верху-то слухи ходят, что жена его первая неспроста померла!Петр вздрогнул, и глаза его сверкнули гневом.— Катерина! — грозно сказал он. — При мне таких слов не говори! Не учил я тебя еще; как бы не начал!…Дела!Это слово теперь переносилось с уст на уста. С новым встретилось старое в лице боярыни Морозовой и все с напряжением и тревогой следили за ее неравной борьбою.— Боярыня, — говорил Терентий Морозовой, — во дворце царь что ни день ждет тебя с поклоном. Чего не идешь ты? Грозу на себя кликаешь!…— Сестрица, голубушка, — говорила ей княгиня Урусова, — муж сказывал, царь больно на тебя серчает. Иди скорее, поклонись!…Морозова улыбалась им обоим в ответ.— Ах вы, мои заступники! Миленькие вы мои! Как же, подумайте, золотые, я к царю поеду? Приеду, войду, тут меня архиереи благословлять троеперстно станут, приму ли на душу такое поругание? Войду, говорить стану. Поначалу царя благоверным наречи. Благоверным! Подумайте, милостивцы. А какой же он благоверный, коли он слуга антихриста? А там ему и руку целовать надо. Тьфу! Не возьму на душу греха такого!Терентий молчал, чувствуя правоту ее, а княгиня, сестра ее, умиляясь, говорила:— Не оставлю я тебя, страстотерпица! С тобою муку приму!— Мати Феодора, отпусти нас! — просили трусливые инокини.— Подождите, милые! Придет беда, сама укажу вам, а теперь скучно мне без вас будет!— Царский посол! — доложила однажды испуганная Меланья.— Что ж, пусть войдет, — ответила Морозова, и в горницу к ней вошел боярин Троекуров, лицом красный как свекла, толстый как боров, с рыжею бородою и рыжими бровями кустиками.— Уф! — заговорил он, отираясь платком. — Что ж это ты, боярыня, супротивничаешь? Ась?— Ты хоть лоб-то перекрести, слуга антихристов, — спокойно заметила ему Морозова.— Лоб? Ах ты! Вот вошел, и сейчас лукавый попутал!Боярин истово помолился на образа и снова обратился к Морозовой.— Что ж это ты строишь, мать? — грозно заговорил он. — Царь поженился, в радостях, а ты хоть бы челом ему побила, на радости поздравила. Вишь, на свадьбу не поехала и теперь кочевряжишься!…Боярыня слушала его с кроткой улыбкой.Он был ровесник ее покойного мужа, пировал на ее свадьбе, помнил ее красу и величие, и теперь приходил прямо в раж.— Эх, живи боярин Глеб Иванович! Взял бы он плеть шелковую… Ты что думаешь себе? Перед царем ты козявка малая. Царь повелит, и тебя на цепях притащат! Чего молчишь, гордячка? Али не дело говорю? Вот что! Царь прислал меня, чтобы я тебя честью уговорил. Так сказывай теперь: приедешь к царю или нет?— Нет!— Как? — боярин даже попятился и сел с размаху на коник.— Так, Степан Трофимович, нечего мне у царя твоего делать. Он так думает, а я так! Зла царю я не делаю и дивлюсь только, за что такой гнев на мое убожество!— Тьфу! — обозлился Троекуров. — Ради Ивашки одумайся!— А что могут младенцу сделать?— Ну-ну! Однако и заноза ты, Прокофьевна! Теперь уж на себя пеняй, распрекрасная!— Челом тебе, боярин! Чего в случае, помяни меня, убогую, в молитвах!— Помяну, помяну! — пробормотал боярин, уходя от Морозовой, и тяжко вздыхая влез на своего коня.После него был с таким же увещанием князь Урусов, муж ее сестры.— Эх, сестрица, — говорил он ей, — что тебе? Съездила, поклонилась, а там опять у тебя и келейницы, и юродивые, и весь обиход. Веруй себе по-своему!— Ах, князь, князь, — с укором сказала ему Морозова, — чему учишь? А? Господа моего обмануть учишь! Разве от Него скроюсь?!Князь сконфузился и ни с чем вернулся к царю. Царь сидел в думе. С ним, кроме бояр, сидели патриарх, его духовник, архиереи и настоятель Чудовского монастыря. Царь выслушал доклад Урусова и гневно нахмурился.— Тяжело ей бороться со мною, — глухо сказал он, — один кто из нас беспременно одолеет!Терентий побледнел в страхе.— Ну-ну! Будем ее из дому изгонять и на суд ваш, пастыри, отдадим. Пусть уж напрямо скажет, како верует?…— Давно говорили тебе, государь, про это, — вкрадчиво сказал чудовский архимандрит Иоаким, — гордыню ее с корнем вырвать надобно, как сорную траву из злака!— Так и будет! — решительно сказал царь, вставая. — Не то она только всю Москву мне мутит! Ин быть по сему. Ты, старец, — обратился он к Иоакиму, — и сыск над ней учинишь! К тебе дьяка дам!Терентий, себя не помня, выскочил из дворца и помчался к Морозовой.— Берегись, боярыня! Царь на тебя распалился лютым гневом и на тебя людей посылает! Спасайся!Морозова просияла и словно выросла. Она протянула руки Терентию и братски его поцеловала.— Весть принес ты мне радостную, голубь мой! Пострадать за Господа — великая честь!Терентий затрепетал от восторга и умиления, и лицо его сразу оросилось слезами.Морозова спешно пошла по кельям своих инокинь.— Матушки вы мои, — говорила она им, — время мое пришло. Идите! Может, Господь где вас и сохранит, а меня благословите на дело Божье и помолитесь обо мне, чтобы укрепил меня Господь!— Сестрица! — вбежала к ней княгиня Урусова. — Час, не более, к тебе с сыском придут!— Господь с ними! Я готова! — ответила Морозова.— И я с тобою!— Благослови тебя Бог, миленькая!Старицы спешно оставили дом Морозовой, юродивые и нищие разбежались, оставив двери и ворота раскрытыми настежь.Князь съехал со двора Морозовой, но не мог покинуть ее и остался на улице следить за домом в темноте ночи.Он знал, что теперь об эту позднюю пору царь с думою сидит в Грановитой палате и заметит его отсутствие, но страх за Морозову, за свою первую любовь, осилил страх вины перед царем, и он оставался за углом дома. VIII ВО СЛАВУ ГОСПОДА! Долго ждал Терентий. Подошла уже глухая полночь, когда к раскрытым настежь воротам неслышно подъехали пошевни, и из них вылезли друг за другом три человека.Терентий стал всматриваться в их лица и при ясном лунном свете сразу узнал архимандрита Иоакима.— А этот — дьяк Ларион Иванович, думный дьяк. А этот, — Терентий перегнулся в седле, — этот — дьякон Иосиф. Ишь, сколько их наехало!Они с шумом пошли во двор, громко сказав слугам:— Подержите коней!Их голоса и шага услышали Морозова с сестрою и задрожали от страха, но через мгновение оправились.— Сестрица, — сказала княгиня, — помоги нам Господь и ангелы. Совершим метание!Они совершили семь поклонов, потом бросились в объятья друг друга и крепко поцеловались.— С нами Христос! — сказала Морозова. — Теперь поляжем, княгиня!И, задув огонь, они полегли: Морозова в свою постель, а княгиня торопливо скрылась в ближний чуланчик, где до того спала Меланья, и легла на лавку.Почти тотчас вошли к ним посланные.— Эй, огня! Кто там есть! — закричал в темных горницах дьяк. Испуганный слуга принес светец, и они вошли в опочивальню боярыни.Архимандрит прямо подошел к ней.— Ты боярыня Морозова?— Я! — не вставая, ответила боярыня.— Государь до тебя прислал спросить: как крестишься? Встань и ответствуй!Морозова протянула руку с двуперстным сложением и твердо ответила:— Так!— Гм! — ответил несколько смущенный архимандрит. — А были у тебя тут старица Меланья и прочие инокини. Они где? Сказывай без утайки!— По милости Божьей и молитвами родителей наших, по силе нашей, в убогом дому нашем были завсегда отворены настежь ворота для странных, убогих и нищих. Были тогда и Меланьи, и Степаниды, и Карпы, и Александры. Ныне ж никого нет!— Ну-ну, поищем! Ларион Иванович, делай сыск!Дьяк Иванов, худой как щепа, с острой козлиною бородкою, щурясь и шмыгая носом, стал шарить по всем углам, вошел в чулан и вдруг нащупал женское тело.— Здесь! — закричал он и поспешно спросил: — Кто ты есть?— Я князя Петра жена, Евдокия Урусова!Словно ошпаренный выскочил дьяк из чулана. Был он думным дьяком и хорошо знал, что за сила князь Петр.— Чего ты? — спросил архимандрит.Дьяк только тряс головою.— Тамо… тамо… княгиня Урусова!— Княгиня Урусова! — воскликнул изумленный архимандрит, но тотчас принял важный вид и грозно сказал:— Спроси, как крестится?— Не смею! — ответил дьяк. — Нас до Морозовой посылали!— Спрашивай, волчья сыть! — заревел Иоаким.Дьяк трусливо заглянул в чулан.— Кккак… крестишься, княгинюшка? — замирающим голосом спросил он.— Так! — твердо ответила Урусова и вытянула руку со сложенными двумя перстами.— Ай-ай-ай! — загнусил дьяк. — Что же теперь делать?— Побудь да поблюди их, а я живо! — сказал архимандрит и, выйдя из дому, спешно поехал во дворец. Царь ждал его со всею думою.— Государь, — сказал Иоаким, кланяясь, — как повелишь: там сестра ее Евдокия, княгиня Урусова. Обе сопротивляются крепко.— Возьми и ту! — угрюмо ответил царь и глянул на князя Урусова. Тот не повел и бровью Достойно внимания, что князь Урусов при всей своей силе не оказал никакой заступы жене своей, а напротив, как бы даже поощрял ее в упорстве. Не хотел ли он попросту избавиться от нее?… (Примеч. автора). Князь П.С.Урусов вскоре после ареста своей жены Евдокии и еще при ее жизни женился вторично на С. Д. Строгановой.

.Иоаким вернулся.— Ну, боярыня, — сказал он ей строго, — понеже не умела жить ты в покорении, но в прекословии своем утвердилася, а потому царское повеление постигнет тебя, и из дому ты изгоняешься. Полно тебе жить на высоте, сниди долу, встань и иди отсюда!— Скорбна ногами зело, старче, — насмешливо ответила Морозова, — ни стоять, ни ходить не могу!— А ты, княгиня?— И я тож!Иоаким покраснел от досады.— Эй! Посадите их на стулы и вон несите!Люди тотчас ухватили сестер, посадили их на кресла и понесли вон из горниц.— Матушка! — раздался крик ее сына, и он подбежал к ней.— Иди прочь! — закричал на него дьяк.— Дайте проститься! — в первый раз взмолилась Морозова и обняла своего сына.— Прощай, Иваша! Прощай, сокол мой!Мальчик плакал. Их разлучили насильно.Потом заковали обеих сестер и вместе с креслами посадили их в подклети.Терентий тотчас въехал во двор, едва скрылись царские слуги. Он подбежал к клетям и страстно прижался лицом к двери.— Мати, благослови и меня на страдания! — вскричал он.— Благословляю тебя на жизнь в миру! — нежно и ласково ответила Морозова. — Иди, Терентий, прочь теперь. Неравно увидят, и тебе худо будет!Через два дня взяли Морозову в Чудов монастырь и привели в палату.Там заседал целый синклит. Митрополит Крутицкий Павел был во главе, сидел тот же Иоаким, думные дьяки и много попов.— Феодосия, чадо мое! — ласково заговорил Павел. — Опомнись! Наговорили это тебе старцы и старицы, а ты довела себя до такого поношения!— Не старцы и старицы, а слуги Христовы! — ответила Морозова, не вставая со стула, на котором сидела.— О, овца заблудшая…— Вы заблудшие, а не я!— Не перебивай речи…— И слушать вас зазорно!— Истинно ты бесом обуяна, — с горечью сказал Павел, — ответствуй спроста. По тем служебникам, по которым царь причащается, и благоверная царица, и царевич, и царевны, причащаешься ли ты?Морозова только усмехнулась.— Известно, нет! Потому я знаю, что царь по развращенным Никоном изданиям служебников причащается.— Как же ты об нас всех думаешь? — с гневом вопросил Павел. — Что? Мы все еретики?— Ясно, что все вы подобны Никону, врагу Божию, который своими ересьми как блевотиною наблевал, а вы теперь его скверненье подлизываете!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100