Равным образом в ваших интересах сделать все возможное для того, чтобы не дозволить немцам уничтожить нас…
Надо полагать, главному маршалу авиации Теддеру было не очень-то приятно выслушать эти слова, в которых сквозил намек на союзников, долгие годы тянувших с открытием второго фронта и стоявших в стороне, когда наша страна находилась в особенно тяжелом положении.
Сразу же после этой встречи Сталин направил Рузвельту телеграмму, в которой говорилось:

«Сегодня, 15 января, имел беседу с маршалом Теддером и сопровождавшими его генералами. Как мне кажется, взаимная информация получилась достаточно полная. С обеих сторон были даны исчерпывающие ответы на поставленные вопросы. Должен сказать, что маршал Теддер производит самое благоприятное впечатление.
После четырех дней наступательных операций на советско-германском фронте я имею теперь возможность сообщить Вам, что, несмотря на неблагоприятную погоду, наступление советских войск развертывается удовлетворительно. Весь центральный фронт, от Карпат до Балтийского моря, находится в движении на запад. Хотя немцы сопротивляются отчаянно, они все же вынуждены отступать. Не сомневаюсь, что немцам придется разбросать свои резервы между двумя фронтами, в результате чего они будут вынуждены отказаться от наступления на западном фронте. Я рад, что это обстоятельство облегчит положение союзных войск на западе…».

В ходе консультаций, предшествовавших встрече в Крыму, затрагивались и проблемы послевоенного устройства. Поскольку на конференции в Думбартон-Оксе не удалось достичь договоренности относительно процедуры голосования в Совете Безопасности – новой международной организации, предпринимались усилия с целью сблизить позиции и выработать взаимоприемлемую формулу. Немалые надежды возлагались и на предстоящий личный контакт высших руководителей трех держав.
В Вашингтоне шла оживленная дискуссия о послевоенном устройстве. В конце октября Гарриман получил письмо от своего личного друга Джеймса Форрестолз – тогдашнего министра военно-морского флота США, в котором говорилось:
«В Думбартон-Оксе была проделана хорошая работа, хотя она еще далеко не закончена. Я думаю, что имеется общее согласие, что Англия, Россия и мы должны сотрудничать. Это потребует терпения и выдержки каждого из нас, тем более что напряженность и трудности станут увеличиваться все больше, по мере того как мы будем удаляться от общей опасности, угрожающей нам всем… Здесь существует большое восхищение Россией и, я думаю, честное желание даже со стороны так называемых „капиталистических кругов“ прийти к договоренности. Некоторые из энтузиастов скорее мешают, чем помогают нам достигнуть тех результатов, к которым мы стремимся. Эти результаты, как я их понимаю, состоят в реалистическом подходе и здравом смысле, в осознании того, что совместно мы трое (то есть три великие державы. – В. Б .) можем обеспечить мир во всем мире на многие годы. Но если мы разойдемся в разные стороны, новая война неизбежно возникнет в будущем».
В последующем Дж. Форрестол, как и многие другие политические деятели, вошедшие в кабинет президента Трумэна, оказался зараженным вирусом «холодной войны». Но в 1944, году он, как мы убедились, разделял господствовавшее в администрации Рузвельта мнение о возможности и даже необходимости послевоенного сотрудничества между главными участниками антигитлеровской коалиции.
Одновременно в столице США происходил обмен мнениями относительно будущих двусторонних отношений между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Эта проблема особенно волновала президента Рузвельта, который не раз высказывался в пользу взаимовыгодного сотрудничества и создания солидной экономической базы для советско-американских отношений. 10 января 1945 г. тогдашний министр финансов США Генри Моргентау направил в Белый дом проект плана, предусматривавшего предоставление СССР кредитов на весьма льготных условиях. Речь шла о 10 млрд. долл. при 2 % годовых со сроком выплаты в 35 лет. Неделю спустя Г. Моргентау посетил нового государственного секретаря США Эдварда Стеттиниуса, с которым обсудил этот план. Излагая свои соображения, Моргентау сказал, что его цель – убедить Советское правительство в решимости США сотрудничать с СССР в послевоенный период. «Настало время, – заявил он, – четко изложить наши благоприятные предложения, которые были бы рассмотрены Советским правительством как конкретный жест нашей доброй воли».
Вскоре помощник государственного секретаря Клейтон уведомил Гарримана, что президент чрезвычайно заинтересован в идее предоставления крупного кредита СССР, но что ничего не следует предпринимать, пока он сам не обсудит весь этот вопрос лично со Сталиным в Ялте.
Что касается Черчилля, то он, готовясь к «Аргонавту», особенно хлопотал насчет предварительных переговоров с американцами в целях создания на предстоящей конференции единого фронта против Советского Союза. Зная, что Рузвельт холодно относится к этой идее, Черчилль предложил провести на Мальте совещание начальников объединенных штабов США и Великобритании, в котором могли бы также принять участие английский премьер и президент США накануне отлета в Крым. По этому поводу Черчилль писал Рузвельту, что двум западным лидерам следует обсудить «некоторые вопросы, не касающиеся русских».
Президент Рузвельт отклонил это предложение. Он ответил, что при самых благоприятных погодных условиях не сможет прибыть на Мальту с достаточным запасом времени и что поэтому ему придется сразу же отправляться дальше, чтобы поспеть в Ялту к сроку, согласованному со Сталиным. Тем не менее Черчилль продолжал настаивать на своем. 8 января он послал президенту новую телеграмму, убеждая его в необходимости проведения предварительного англо-американского совещания хотя бы на уровне министров иностранных дел. Чтобы успокоить американцев, Черчилль писал о возможности пригласить на эту встречу и Молотова. После этого президент пошел на частичную уступку: Он согласился, чтобы американские генералы Кинг, Арнольд и Маршалл прибыли для встречи-с британскими коллегами на несколько дней раньше и обсудили вопросы, представляющие взаимный интерес. Однако Рузвельт отклонил идею встречи министров иностранных дел.
Он пояснил, что в отсутствие президента государственный секретарь должен оставаться в Вашингтоне и вылетит на конференцию в самый последний, момент. Все же, уступая новым просьбам Черчилля, президент Рузвельт обещал направить в Лондон в качестве своего личного представителя Гарри Гопкинса. 21 января Г. Гопкинс прибыл в столицу Англии. Он обсудил с Черчиллем и Иденом не только вопросы, стоявшие на повестке дня «большой тройки», но также и некоторые проблемы англо-американских отношений. В частности, речь шла о действиях английских властей в Италии, вызвавших отрицательную реакцию Вашингтона.
Суть дела заключалась в том, что англичане стремились сохранить на итальянском троне короля Виктора-Эммануила, санкционировавшего в свое время фашистский режим Муссолини. Вашингтон считал это не очень удобным и предлагал создать в Италии более либеральный правительственный фасад. С этой целью США организовали прибытие в Рим находившегося в эмиграции известного буржуазного политического деятеля графа Сфорца. Однако англичане не допустили его в правительство, созданное ими в Риме, что и побудило незадолго до того назначенного государственным секретарем США Э. Стеттиниуса выступить с соответствующим заявлением. Это взорвало Черчилля, который обрушился на американцев в одном из своих личных посланий президенту.

«Меня сильно задело то, – писал Черчилль, – что разногласия в отношении графа Сфорца стали поводом для попытки государственного департамента публично сделать выговор правительству Его Величества. В условиях исключительно опасной военной ситуации, создавшейся в настоящее время, было бы очень прискорбно, если бы нам приходилось разглашать в процессе публичного спора естественные разногласия, неизбежно возникающие в действиях такого великого союза. Я не припомню ни одного высказывания государственного департамента о России или любом другом союзном государстве, подобного данному документу, которым г-н Стеттиниус ознаменовал свое вступление в должность».

Гопкинсу стоило немалого труда успокоить Черчилля и несколько приглушить англо-американские противоречия в этом регионе.
Из Лондона Гопкинс отправился в Париж для встречи с, де Голлем. Известно, что правительство США, делавшее ставку на генерала Жиро, не жаловало де Голля, и Гопкинс хотел выяснить перспективы отношений США с Францией. Затем Гопкинс посетил Рим, где имел аудиенцию у папы Пия XII, а также более детально ознакомился с ситуацией в Италии.
31 января Гопкинс прилетел на Мальту, где согласно достигнутой ранее договоренности состоялись переговоры начальников объединенных штабов Великобритании и США. Но этим дело не ограничилось. Черчилль все же добился встречи с Рузвельтом, хотя тот и противился этому, не желая создавать в Москве впечатление о предварительном англо-американском сговоре. Когда президент и сопровождавшие его лица прибыли 2 февраля на американском тяжелом крейсере «Куинси» в порт Ла-Валлетта, на рейде уже стоял британский корабль «Орион» с Черчиллем на борту. Встреча двух лидеров состоялась в тот же день в 6 часов вечера на крейсере «Куинси».
В ходе обсуждения военной ситуации в Европе Черчилль убеждал президента поскорее оккупировать как можно большую часть австрийской территории, чтобы задержать продвижение Красной Армии. Рузвельт не проявил особого энтузиазма. Крайние авантюры Черчилля явно претили ему. Они не согласовывались с высокими целями послевоенного сотрудничества великих держав, на которые он рассчитывал после победы над общим врагом.
Вечером Рузвельт пригласил британских представителей на обед в кают-компанию крейсера. За столом, как свидетельствуют участники этой трапезы, дело ограничилось лишь обменом мнениями в самой общей форме по вопросам, которые должны были обсуждаться в Ялте. Глубокой ночью делегации отправились в дальний путь. Самолеты стартовали один за другим каждые десять минут. Им предстояло пересечь Средиземное и Черное моря. На аэродром Саки, близ Симферополя, самолет Черчилля прибыл одним из первых, и британский премьер находился среди лиц, встречавших президента. «Священная корова» подрулила к скромному зданию аэровокзала, в почти касавшемся бетона фюзеляже открылись двери и в проеме появился Рузвельт. Его снесли по трапу вниз и усадили в джип. Машина медленно двигалась вдоль почетного караула. Рядом шли Черчилль и Молотов, приветствовавшие высоких гостей на советской земле.
После торжественной церемонии встречи на аэродроме делегации разместились по машинам и направились в Ялту. В то время еще не было нынешней широкой автострады и путешествие по узкому, извилистому шоссе заняло почти 9 часов, На перевале была сделана кратковременная остановка. Все направились в просторное помещение, где был подан ланч. Черчилль отмечает в своем дневнике, что не ожидал от русских такой предусмотрительности и потому еще в самолете запасся сэндвичами. Вместе с личным врачом лордом Мораном, с которым они ехали в одной машине, они съели бутерброды вскоре после выезда из Симферополя. Однако, пишет Черчилль, русский ланч был столь хорош, что он, хотя и не чувствовал голода, никак не мог от него отказаться.
Немного передохнув, двинулись дальше. Вдоль петлявшего шоссе через равные промежутки стояли регулировщицы в военной форме и солдаты войск охраны. Наконец кортеж достиг цели.

За и против

Проходившая с 4 по 11 февраля 1945 г. Ялтинская конференция заняла важное место в дипломатической истории второй мировой, войны. Это была вторая встреча руководителей трех великих держав антигитлеровской коалиции – СССР, США и Англии, и она, так же как и Тегеранская конференция, прошла под знаком преобладания тенденции к выработке согласованных решений как в деле организации окончательной победы, так ив области послевоенного устройства.
Впоследствии в годы «холодной войны» противники сотрудничества с Советским Союзом по обе стороны Атлантики приложили немало сил к тому, чтобы опорочить ялтинские решения. Они пытались изобразить дело так, будто западные державы сдали в Крыму свои позиции, позволив советской стороне извлечь всю выгоду «в ущерб Западу». Тогда же была пущена в обращение легенда о «больном человеке в Ялте» – президенте Рузвельте, который, дескать, из-за тяжелого состояния здоровья вообще не ведал, что творил, и не мог оценить последствий решений конференции.
Эта легенда до сих пор имеет приверженцев, хотя она и была в свое время авторитетно опровергнута. Когда «большая тройка» встретилась в Крыму, Рузвельту действительно оставалось жить менее чем два месяца. Однако резкое ухудшение здоровья наступило лишь в самые последние недели его жизни. Что же касается Ялтинской конференции, то личный врач президента, находившийся с ним в Ливадии, доктор Говард Бруэн утверждал, что состояние здоровья Рузвельта было нормальным, «его легкие были чистыми, а сердечная деятельность и кровяное давление – без изменений». То же свидетельствует и супруга президента Элеонора Рузвельт: «Франклин глубоко надеялся, что на этой конференции он сможет достичь подлинного прогресса, в деле укрепления личных взаимоотношений с маршалом Сталиным… Он понимал, что переговоры неизбежно должны включать элемент торга, но он отлично умел торговаться, хорошо играл в покер и любил игру переговоров. Я уверена, что даже на Ялтинской конференции необходимость скрестить шпагу своего интеллекта с другими стимулировала его и способствовала бодрому состоянию духа и заинтересованности, каким бы ни был он порой усталым».
Стоит отметить еще одну версию, распространявшуюся апологетами «холодной войны».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108