Играть на ничью – заранее обречь себя на неудачу.
Матч мы проиграли – 2:3. Я не могу за это поражение бросить упрек ни команде, ни себе.
Несмотря на дождь и тяжелый грунт, встреча прошла на очень высоком уровне. Не зря матч вошел в историю нашего футбола.
Скоростная, высокотехничная игра обеих команд доставила истинное удовольствие зрителям. Футболистам в столь напряженной борьбе не удалось избежать ошибок. Защитник армейцев Иван Кочетков во втором тайме после подачи Савдунина срезал мяч в свои ворота, в результате чего счет стал 2:2. Бытовало мнение, что после этого наша команда отошла назад и стала играть на удержание выгодного ей результата, за что-де и поплатилась. Неверное суждение. В оставшееся время футболисты ЦДКА в самом деле атаковали больше, положение вынуждало их к этому, но ни о какой глухой обороне с пашей стороны не могло быть и речи.
За четыре минуты до финального свистка таллинского арбитра Эльмара Саара Иван Кочетков со своей половины пошел в атаку, сделал передачу на ход Вячеславу Соловьеву, тот пробил, мяч попал в штангу, отскочил в поле, и набежавший Всеволод Бобров послал его в сетку. Так еще раз были сокрушены наши надежды. То одна сотая мяча, то злополучные четыре минуты. Я и сейчас отчетливо помню последнюю результативную комбинацию армейцев. Когда Иван Кочетков двинулся с мячом в атаку, он прошел буквально рядом с нашим нападающим, который не сделал даже попытки его атаковать, хотя мог в этом случае изменить всю ситуацию. Конечно, скажете вы, знай, где упадешь, соломку бы положил. Но я с тех пор всем футболистам, которых тренировал, внушал, что в игре мелочей не бывает. Знаешь ты или не знаешь, что произойдет, а должен делать на поле все, что в твоих силах и возможностях.
Был у меня такой случай в пятидесятые годы в тбилисском «Динамо», когда я там работал. В одном из матчей нападающий Николай Тодрия, хотя он уже безнадежно опаздывал на передачу партнера, все равно побежал к воротам. Тут возьми и случись такое: вратарь довольно легкий мяч выпустил из рук, а Тодрия тут как тут – и забил гол.
После матча я его в присутствии товарищей спрашиваю:
– Знаешь, почему ты забил? Тодрия, подумав, отвечает:
– Потому что побежал…
– Правильно, – говорю я, обращаясь уже ко всей команде. – Теперь вы поняли, что никогда нельзя выключаться из игры, каким бы безнадежным ни выглядело для вас положение? Бегать надо в игре постоянно. С умом, конечно, вот как это показал сегодня Тодрия…
Наглядный пример иной раз стоит многочасовых теоретических внушений.
Большой успех киевских динамовцев, когда они выиграли и Кубок обладателей кубков европейских стран, и чемпионат страны в 1986 году, кстати, во многом связан с тем, что их игроки постоянно двигались по полю, совершали многочисленные скоростные рывки, не прикидывая перед этим, много ли у них шансов на успех. Шли, что называется, всегда до конца и заставляли соперника самого ошибаться. Сколько благодаря этому они «лишних» мячей забили, сколько раз себя от неприятных атак уберегли!
В 1949 году мы с ЦДКА за все прежние обиды сполна рассчитались. Как захватили со старта лидерство, так и не выпустили его из рук до конца.
Мне не раз приходилось слышать горячие дискуссии на тему: у кого же все-таки была в те годы сильней пятерка нападения – у ЦДКА или «Динамо»? Понимаю некоторую условность обсуждения этого вопроса, знаю, что у каждого – свои вкусы, взгляды, соображения. Расскажу, как я, тренер одной из этих команд, лицо, безусловно, заинтересованное, оценивал ситуацию тогда, в сороковые годы.
Перед встречей наших клубов друг с другом ясно было одно: нападение и у той и у другой команды превосходит в классе оборону соперников. Вопрос стоял так: если наша защита справится с их нападением, то паше нападение их защиту переиграет.
Итак, Гринин или Трофимов? Я считал, что они могут принести примерно одинаковую пользу своим командам. Трофимов играл, правда, чуть эффектнее и оригинальнее, более хитро мог пас отдать или обводку применить, а это всегда трогало зрителей. У Гринина зато с ударами по воротам дело обстояло намного лучше.
Николаев или Карцев? Игроки они, конечно, совершенно разного характера. Первый из них мог набегать за игру столько, сколько второму и не спилось. У Карцева был такой расчет: пусть ты сделаешь десять рывков, а я пять, но зато в завершающей части атаки принесу больше пользы. Полагаю, что сейчас некоторые наши тренеры отвергли бы игрока типа Карцева, посчитав, что незачем держать его в команде, раз он не бегает весь матч. Мы же умышленно снижали ему нагрузки в игре, поручая неутомимому Трофимову отрабатывать за него в обороне, и за счет этого получали от Карцева больший эффект в атаке, поскольку он постоянно держал оборону соперника в напряжении. Николаев играл прекрасно, но он все-таки большей частью находился вдали от ворот, а это еще не непосредственная угроза. От Карцева же, если чуть прозеваешь, жди неприятностей.
Сошлюсь тут и на Аркадьева, который однажды высказал такое мнение: «Динамовский полусредний Карцев при всем его пассивно-выжидательном, а иногда просто бездеятельном поведении на поле вызывает, пожалуй, наибольшие опасения и тактические предосторожности в стане противника. И это потому, что, владея быстрым бегом, он не упускал случая на скоростном рывке выйти с мячом на ворота и забить гол».
В футболе не все однозначно, тем он и хорош, в том и кроется его вечная тайна.
На первый взгляд игра Карцева и мои заключения о ней противоречат тому, что я говорил несколько выше об обязательном участии каждого футболиста во всех возможных эпизодах матча. Но нет правил без исключений. Всякий тактический план на игру бывает хорошим только тогда, когда он предусматривает максимальное использование лучших качеств футболистов. Яркая индивидуальность Карцева требовала к нему особого подхода, и мы его находили, что в конечном счете оборачивалось пользой для команды.
Федотов или Бесков? В лучшие времена, до того, как он получил две тяжелые травмы, Федотов, может быть, играл и посильнее – и авторитет у него был повыше, и маневрировал более широко. Но в послевоенные годы Бесков уже превосходил его тем, что чаще участвовал в игре – он и сам мог в атаке остро и результативно сыграть и партнерам хорошие возможности создавал. Федотов же играл в основном для партнеров, прежде всего для Боброва. И среди футболистов тогда стало складываться мнение, что он только для других играет, а это в какой-то степени психологически действовало на самого Федотова. Он вроде с этим смирился. Когда же на поле делаешь одно дело, пусть даже делаешь его отлично, то сопернику к тебе приноровиться легче, а вот к тому, кто играет более разнообразно, – труднее. Поэтому я считаю, что Бесков в решающей фазе атаки имел преимущество в сравнении с Федотовым, что делало его в то время более опасным игроком.
Бобров или Малявкин? Игроки они тоже совершенно непохожие, как Николаев и Карцев. Малявкина можно было называть и оттянутым нападающим и атакующим полузащитником. Подвижность у него была недостаточная, зато мог хитро и точно сыграть в пас, создать благоприятную ситуацию для партнера. Сам угрожал воротам сравнительно редко, хотя был случай в международном товарищеском матче с софийским «Локомотивом», когда он забил два мяча, а ленинградскому «Зениту» в памятной для пас встрече 1949 года, когда мы, лидеры, сошлись лицом к лицу, даже сразу три. В целом же, конечно, Малявкин уступал Боброву. В своих оборонительных планах соперники уделяли ему гораздо меньше внимания, чем мы армейскому бомбардиру, сдержать которого для нас было целой проблемой.
Сергей Соловьев или Демин? Тут, мне кажется, перевес был на стороне нашего форварда. Если Демин считался для защиты соперника игроком неприятным, то Соловьев – крайне неприятным. У Соловьева была короткая голень, что позволяло ему бить по мячу практически без замаха, как бы мощным щелчком, и поэтому все его удары, когда он на высокой скорости врывался в лагерь соперника, были неожиданны для вратарей.
За долгие годы соперничества мы, естественно, досконально изучили друг друга, хорошо знали, как будет действовать тот или иной футболист, по не всегда и не все рассчитаешь до конца. Многое зависело от того, как заладится игра у нападающих той или другой команды, насколько уверенно сумеют им противостоять в конкретном матче защитники.
В целом же, я считаю, силы у нас были примерно равные, о чем, собственно говоря, и свидетельствуют результаты первых пяти послевоенных чемпионатов. В 1945 году мы обогнали ЦДКА на очко, в 1946-м – они нас на четыре, в 1947-м показатели были равными, в 1948-м – они на очко впереди, в 1949-м – мы впереди на шесть очков… Интересно, что в четырех из этих пяти турниров динамовцы забили больше мячей, чем армейцы.
Почему именно этот период я анализирую? Потому, что на него пришелся как раз расцвет игры двух наших команд и лучших ее футболистов. Позже составы начали меняться. У ЦДКА прекратил играть Федотов, в ВВС ушел Бобров… Возраст давал о себе знать и многим известным игрокам «Динамо».
Шайбу!
В 1947 году я в какой-то степени неожиданно для себя стал обладателем золотой чемпионской медали по… хоккею с шайбой. Это, конечно, была не моя область. Хоккей с мячом – другое дело, в нем меня не раз называли лучшим игроком страны, да и наша динамовская команда гремела, выигрывая обычно все всесоюзные турниры.
Как играют в хоккей с шайбой, я впервые увидел в Париже в январе 1936 года, во время поездки во Францию футбольной сборной Москвы. Нас пригласили в «Палас де спорт» посмотреть матч сборных Франции и Англии. В составах обеих команд играли в основном натурализованные канадцы. После игры, в которой победили англичане (если мне не изменяет память, со счетом 2:1), я сделал для себя такую запись, которая сохранилась и поныне: «Как бы мы сыграли с этими командами? Наверное, проиграли бы, по если канадский хоккей у пас будет культивироваться, то мы скоро достигнем класса лучших европейских команд». Запись, как видите, оказалась пророческой. Из чего я исходил, делая такой вывод? Конечно, хоккей с мячом и с шайбой – игры во многом различные, по основа у них одна – умение хорошо бегать на коньках. Технике же владения клюшкой умелому спортсмену научиться не так сложно. В Париже я тогда заметил, что мы бегаем на коньках не хуже, если не лучше, чем игроки сборных Франции и Англии, поэтому и позволил себе столь смелый прогноз.
До войны хоккей с шайбой у нас так и не привился. Приезжали как-то в Москву немецкие студенты, изъявившие вдруг желание сыграть в эту игру с какой-нибудь нашей командой. Собрали, помню, нас, столичных хоккеистов, – тех, кто пожелал, но ничего серьезного не вышло. Так, побаловались на ледяной площадке и разошлись. Игра тогда на нас особого впечатления не произвела.
А вскоре после войны было наконец принято решение о внедрении у нас хоккея с шайбой, в связи с чем и учредили чемпионат страны. Включили в первый из них и нашу динамовскую команду. Из кого ее формировать? Разумеется, из тех, кто играет в русский хоккей. Закончился как раз очередной розыгрыш Кубка СССР по хоккею с мячом, и мы практически всем составом переключились на новую для себя игру. Играющим тренером у нас стал Аркадий Иванович Чернышев, а игроками – известные футболисты и хоккеисты Василий Трофимов, Всеволод Блинков, Сергей Соловьев, Николай Поставнин, я…
Таким же путем создавались и другие команды. В ЦДКА заметной фигурой сразу стал Всеволод Бобров, который был яркой индивидуальностью и в хоккее с мячом. Он хорошо бегал на коньках, много маневрировал, владел своеобразной обводкой. Клюшку Бобров держал в левой руке, что было для соперников непривычным, и он умело пользовался этим.
Немного потренировались мы перед чемпионатом. Клюшки в ту пору делали из дуба, были они тяжеленными, шайбу ими со льда не поднимешь… Успеха мы, конечно, добились в основном за счет того, что получше соперников на коньках бегали. С современным хоккеем ту нашу первую пробу и сравнивать, разумеется, нельзя. Борт, кстати, тогда был невысоким, сантиметров сорок, да еще из дерева – шайба после сильного броска пробивала его насквозь. Защитного оборудования у вратарей вообще не было. Доходило до курьезов – получив два-три удара шайбой, они вообще отказывались играть. Однажды Чернышев с большим трудом уговорил нашего вратаря Ухмылова вновь выйти на площадку, предложив ему для прикрытия головы… пожарную каску.
Сыграл я и в нападении и в защите, но особого удовлетворения не получал. Если бы был помоложе, может быть, и всерьез заинтересовался этой игрой. Но начинать все сначала в 36 лет было, конечно, поздно – сил уже для настоящей спортивной борьбы не хватало.
До свидания, «Динамо»! Здравствуй, «Динамо»!
Мог ли я подумать после окончания футбольного чемпионата страны 1949 года, который московское «Динамо» столь триумфально завершило, что в скором времени мне придется расстаться со своим родным клубом?
Один крупный руководитель в генеральском чипе, сидевший в президиуме собрания, на котором нашу команду чествовали после победы в первенстве СССР, прослушав множество разных восторженных речей, отозвал потом меня в сторону и строго, но с какой-то грустинкой в голосе сказал: «Слушай, Якушин (он всегда обращался ко мне на „ты“), вот тут говорят и еще будут говорить, что московское „Динамо“ достигло своих успехов благодаря твоему мудрому и чуткому руководству. Не верь!». И ушел.
Не верить тому, что сказано, или не верить тем, кто это говорит?
Я в общем-то никогда не был склонен к зазнайству, каких бы успехов ни добивался. И к похвалам относился критически – всегда смотрел, кто и за что меня хвалит, и делал, конечно, соответствующие выводы. Никогда я не выражал бурной радости по поводу победы, не показывал и переживаний при неудачах. Некоторые люди меня поэтому считали сухим и необщительным. Но они ошибались. Просто я таил все в себе, считая, что не к лицу мужчине выплескивать наруя^у свои эмоции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43