— накинулся Голубь на подавальщика. — Принеси лучше бутылку вина.Темнокожий юнец отошел к стойке и стал наливать в бутылку вино.— Не понимаю… — сказал Главач. — Чего вам от меня нужно?— Послушайте… нам необходим вам совет. Готовится бунт, солдаты хотят захватить форт…Мальчишка-араб принес вино и стал разливать его по стаканам.— Нужно что-то предпринять, — напирал Голубь. — Поймите, господин майор…— Но позвольте… — опешил Главач.— Прошу прощения… — опомнился Голубь. И опять в ярости зарычал на подростка: — Ты уберешься отсюда когда-нибудь?— Вы должны сказать нам, что делать, — подбодрил Главача Троппауэр.Тот нервно потер себе лоб. Знать бы, чего им нужно. Дрожащей рукой он поднес вино ко рту и залпом выпил.— Ну, первым делом… Кто зачинщики? И… еще… сколько тех, кто не бунтует?… — робко выговорил он в страшных терзаниях.— Отлично. Мы узнаем, кто замешан в бунте.— Или, — вступил в разговор Троппауэр, — найдем тех, кому можно доверять. Это уже половина победы.— Победа! Выпьем за победу, — оживился сапожник, поскольку пользовался любым случаем выпить.— На нашей стороне Надов и Рикайев, — начал перечислять Троппауэр.— И еще Шполянский, — продолжил Голубь. — У человека, получавшего пенсию, должна быть преданность государству. Потом доктор Минкус, тоже хороший парень, еще этот старый рубака Пилот…— За его здоровье! — с радостью выпил за Пилота сапожник.— Я знаю, о чем вы думаете, — самолюбиво посмотрел на Главача Голубь и снял рубашку, поскольку жара стояла невыносимая. — Вы планируете, что мы соберем верных людей и в случае необходимости восстановим порядок.— Что-то вроде того… — неуверенно поддакнул сапожник.— Каторжники все на их стороне и среди легионеров тоже многие, — вставил Троппауэр.— Я думаю, нам лучше сначала сделать вид, что мы тоже на их стороне, — сказал Голубь, — вы не согласны?— Ну почему же… — с муками выдавил из себя сапожник, — только… надо осторожней… За ваше здоровье!— Не беспокойтесь, — заверил его Голубь и надел рубашку. — Пойдем, — сказал он Троппауэру.Они дружно кивнули Главачу и пошли искать Пилота.— Умный человек, сразу видно, — сказал Троппауэр, когда они уже были во дворе.— Что ты хочешь… Майор секретной службы… Но этому Пенкрофту-Лапорте я бы с радостью свернул шею. Только Шполянского жаль впутывать в историю… Поэтому пусть пока походит на свободе… Ты что?Поэт смущенно потирал свой обезьяний подбородок.— Я знаю, тебе тяжело с ними расстаться, — сказал он, потупив взор, — но все-таки прошу тебя, верни мне стихи, которые я отдавал на хранение…Голубь молчал. Как сообщить поэту ужасную новость?— Друг, — сказал он наконец убито. — Мужайся…— Боже!— Стихи были в клеенчатом мешочке, и их украли… — Они стояли, не произнося ни звука. Поэт тяжело вздыхал. Голубь попытался утешить его: — Там еще был мой бумажник… с пятнадцатью тысячами франков.— Ах, что деньги! Негодяю нужны были… мои стихи. Какие тут могут быть сомнения, ведь он хотел убить меня из-за них… О…По щеке Троппаузра скатилась слеза…Они молча пошли рядом. Пилот был в спальне, в чем мать родила. Даже этого бывалого легионера измучил зной.— Послушай, старый вояка, — начал Голубь, — тут некоторые затевают грязное дело. Не знаю, как ты, а я даже в этом подлом месте останусь верным солдатом Франции. Что ты насчет всего этого думаешь?Пилот помедлил.— Чего вы хотите?… Если нужно драться, можете на меня рассчитывать, но никого предавать…— Об этом речи нет, — успокоил его Голубь.— Только драться, — мечтательно произнес поэт, облизывая губы.Потом друзья отыскали Шполянского, который в тот день вышел из больницы.— Послушай, — стал объяснять ему Голубь, — ты человек государственный и обязан быть верен родине. Позор всему заплечному цеху, если хоть один из его представителей окажется недостойным носить котелок и черный галстук.— Господа, — благородно заявил Шполянский, -вы можете положиться на меня. Моя верность вне сомнений. Я в своей жизни повесил не одного мерзавца, но только из любви к родине.— А также доказал, — продолжил поток восхвалений Голубь, — что можешь быть солдатом, даже если все веревки оборвутся…Минкус, Надов и выздоровевший после лихорадки Рикайев примкнули к ним. Их Голубь настроил в свою пользу признанием, что Главач — майор секретной службы и, по его сведениям, к ним следует карательный отряд. На Главача все теперь смотрели другими глазами, и многие даже с удовольствием оплачивали ему выпивку. Сапожник не понимал причины своей неожиданной популярности, но легко примирился с ней, ибо питал к вину самые нежные чувства.— Теперь пойдем в столовую, — сказал Голубь, поскольку пара-тройка людей у них уже была, а он видел, как давит на Троппауэра пропажа стихов. — Я тебе сыграю отличную песню.Но поэт продолжал мрачно идти рядом с ним и тяжело вздыхать.— Лучшие мои стихи украли. Там был мой эпос «Завтра рота тренирует кисти рук». Тебе он так нравился…Они сели за столик в углу. Им принесли вина, и Голубь полез в карман за гармошкой.Но ее там не оказалось.Вместо гармошки он вытащил бумажник Гризона с майорским жетоном, пятнадцать тысяч франков, блокнот и вырезку из газеты…Голубь глупо уставился на ворох вещей.— Что это? — спросил Троппауэр.— Вещи, которые… были в клеенчатом мешочке… Который пропал из сейфа… А теперь они в кармане!— Мои стихи! Они ведь тоже были там! — в волнении воскликнул поэт. — Смотри скорей в кармане!Но напрасно Голубь шарил. Стихов не было.— Нету… — пробормотал он. — Все отдал обратно… даже пятнадцать тысяч франков…— Так я и думал, — горько сказал поэт, — он знал, мерзавец, что ему нужно. Станет он цепляться за какие-то пятнадцать тысяч франков, когда у него есть почти все подлинники Троппаузра.Губы у него дрожали, а большие серые глаза влажно блестели…
2
Голубь угрожающе поднялся.Так— так! Никто другой, кроме как мальчишка-араб, который постоянно вертелся возле стола вокруг снятой рубашки, не мог подсунуть ему вещи в карман! Но куда же подевался этот шпаненок?Голубь оставил Троппауэра и, ни слова не говоря, направился за стойку, к кухне. Там никого не было. Он пересек кухню. Вышел в небольшой, окруженный каменной оградой дворик, где чистили картошку и выливали оставшуюся от мытья посуды воду.Вот он! Стоит и чистит ботинки.Голубь схватил его.— А ну, признавайся, чертенок, не то сверну тебе шею! Как к тебе попали эти вещи?— Я все скажу… только отпустите меня… господин…Но стоило Голубю чуть разжать пальцы, как мальчишка выскользнул у него из рук и по узенькой тропинке помчался к дому. Голубь схватил его за запястье… Их руки едва не прищемило дверью. Но парень вырвался и влетел в комнату, где жил маркитант. Голубь надавил плечом на дверь, с легкостью выломал замок — и вот он уже на пороге.В живот ему уперся здоровенный унтер-офицерский револьвер, который подрагивал в трясущихся мальчишеских руках…— Только троньте, застрелю!Голубь с удивлением смотрел в отважно сверкающие глаза темнокожего подростка. Потом перевел взгляд на его руки. И обомлел. Там, где рука задела за дверь, кожа была белой и на ней виднелось треугольное родимое пятно! Призрак! Это вовсе не темнокожий мальчишка-араб, а белая женщина! Голубь в волнении отступил.— Извините… я не знал… что…Мальчишка проследил за его взглядом… И в испуге прикрыл на руке пятно. Стало тихо.— Ну и глупая я… — грустно сказала женщина. — Понятно было, что вы догадаетесь, если положить все обратно в карман…— Знаете ли, — небрежно махнул рукой Голубь, — я со всем этим делом стал первоклассным сыщиком. Так что извольте принять это к сведению. А теперь скажите мне, кто вы. Потому что я упорно не хочу верить в привидения… Женщина на секунду задумалась.— Магда Рюсель… Исследователь, которого подло убили, был моим отцом, а мать позже… вышла замуж за доктора Бретая.— Теперь все ясно… потому вы так похожи на нее… и это родимое пятно…— Прошу вас… Я сейчас ничего не могу вам рассказать. Я долго думала, что вы… предатель. Например…когда просила часы… там, в оазисе. Вы ведь помните?…— Смутно… — недовольно ответил Голубь и закашлялся…— Потом я убедилась благодаря одному человеку, что вы… абсолютно… порядочный и…Голубь с сияющими глазами шагнул к ней и взял за руку.— Я давно ждал этого разговора… И должен вам. сказать…— Нет, не говорите ничего, — перебила его девушка и пунцово покраснела.— Ах да… конечно… часы… если угодно…— Ничего… Держите их у себя… но прошу вас, — ома добавила с искренней тревогой, — будьте осторожны, вас за них хотят убить…— Но почему-то все никак не убьют! — огорченно воскликнул Голубь.Запела труба. Отбой.— Когда я вас увижу?… — быстро спросил Голубь.— Возможно… еще представится случай… Позвольте мне самой решить. Я сейчас не принадлежу себе, но обещаю вам, что скоро увидимся…Девушка не стала бы противиться, если бы Голубь поцеловал ей руку. Но у него, кажется, и в мыслях такого не было. Глава двадцать четвертая 1
Было видно, что солдат форта охватило какое-то странное беспокойство. В углах перешептывались. Безжалостный Кобенский ходил с рядовыми чуть ли не в обнимку, а те злобно косились на Латуре и Батисту и шушукались за их спинами.Вечером Финли докладывал больному Делаю о донесениях унтер-офицеров. Стоило майору почувствовать себя лучше, как офицеры собирались в его комнате на чашку чая, ибо даже в своем крайне немощном состоянии Делэй оставался душой гарнизона.— В периоды засухи они всегда беспокойны, — сказал он, когда Финли покончил с докладом. — А может быть, действительно что-то замышляют от тоски… но в любом случае у нас есть такое оружие, как вода… в этом адском пекле жажда прикончит их за полдня…— А вы не думаете, — заметил Гардон — что они все-таки могут найти способ вскрыть сейф?…— Это исключено… — ответил Делэй, с трудом переводя дыхание. — Его можно… только взорвать… Именно поэтому… на складе гарнизона… нет тринитрофенола.Делэй откинулся на подушки.— Успех… зависит от понимания… в каких случаях вам следует применять безжалостную строгость… а в каких… посмотреть на что-то сквозь пальцы… Это нужно знать… Теперь оставьте меня… я должен отдохнуть…Он устало закрыл глаза.В конторе офицеров поджидал какой-то толстый мужчина в штатском.— Я доктор Бордан. Мы к вам из Тимбукту с бригадой Красного Креста. Нигерийская миссия получила разрешение провести среди каторжников медицинское обследование.Гардон просмотрел бумаги. Разрешение на имя доктора Бордана и его спутников, уполномоченных провести в провинции Нигер анализы крови с целью воспрепятствовать распространению сонной болезни, было составлено по всем правилам.Гардон подписал его и распорядился, чтобы конвой проводил бригаду до леса.Доктор Бордан вернулся к машине и сел за руль. Кроме него, там находились еще двое.— Все в порядке, — сказал Бордан своим спутникам. Это были Лорсакофф и Маккар.В салоне автомобиля лежало несколько больших свертков с эмблемой Красного Креста. Целых пять упаковок тринитрофенола.
2
Утром Шполянский отозвал Голубя в сторону.— Сегодня после обеда начнется, когда будет сменяться конвой. Вроде бы каторжники раздобыли оружие и взрывчатку. Сейф взорвут. Конвой примет их сторону. Кобенский тоже с ними,— Подонок.— Не только он. Чуть ли не все солдаты с ними заодно. Нервы не выдерживают этого безделья, однообразия, этой удушливой жары, они готовы идти на верную гибель только ради того, чтобы хоть что-то делать. Я знаю, я одно время занимался психологией.— Это ты правильно сделал… А скажи, может, стоит предупредить Финли… или нет?… — размышлял Голубь.— На мой взгляд, поздно. Людей озлобили. Здесь для этого совсем немного требуется. Теперь все будет идти как идет, события покатятся лавиной, все быстрее и быстрее. Это я в одном романе вычитал.— Мы сделаем все, что в человеческих силах. Для начала устроим военный совет. Послеобеденный взрыв не должен застать нас врасплох.Голубь пошел искать Главача и Троппауэра, которого он решил позвать на военный совет.Пора засухи вступила в свой последний, самый страшный период. Тяжесть воздуха была почти осязаемой, кости ломило, полуденный ветер доводил людей до исступления.Днем в канцелярию явился Илье, и с ним каторжник, Барбизон. По приказу лейтенанта конвой пропустил его, чтобы дотащить до форта огромную сумку с инструментами. Илье сразу же поспешил к Гардону.— Этого человека зовут Барбизон. Его послала секретная служба. — Он передал капитану удостоверение. В нем было написано, что за оказанные отечеству услуги бывший бандит помилован и назначен агентом секретной службы. В его обязанности входила сыскная деятельность в среде каторжников.— Итак? — спросил Гардон, изучив документ. — Вы имеете что-нибудь доложить?— Более чем, — ответил бандит. — Сегодня начнется бунт. К арестантам под видом бригады Красного Креста нроникли умелые организаторы. Они привезли с собой тринитрофенол.Гардон побледнел.— Бунт, — продолжал Барбизон, — невозможно предотвратить. Недовольство умело подогревается. План был разработан еще в Оране. Их людей большинство и среди туземцев, и среди жандармов, и среди каторжников, да и в конвойном отряде тоже. Верных солдат не наберется даже на один патруль. Но самое опасное, конечно, тринитрофенол. Если они взорвут трубу в том месте, где она ответвляется к нам, мш останемся без воды. Кроме того, к арестантам часто наведывается какой-то туземный вождь и обещает им поддержку племени сокота, которое придет с того берега Нигера, а в случае если они займут форт, то и выведет их тайной тропой к Верхней Гвинее.Гардон в страхе тер подбородок. Все это звучало крайне неутешительно. Первым подал голос Финли:— Батиста!Когда итальянец вошел, он отдал приказ:— Распорядитесь, чтобы Латуре выставил четыре пулемета и подготовил двадцать пулеметных лент.Капрал спешно удалился.— Вечером, на световой сигнал, каторжники, объединившись с конвоем, ворвутся в форт и быстро расправятся со всеми, кто станет оказывать сопротивление…— Илье, — сказал Финли, — будьте любезны, отдайте приказ, чтобы закрыли ворота, и попросите Латуре втащить пулеметы на бруствер, вы с Барбизоном ни во что не вмешивайтесь, что происходит внутри, ваше дело следить и, когда конвой с каторжниками подойдет к стенам форта, открыть по ним безжалостный огонь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24