ни в
одном не осталось цветов, только трава. И стекла оранжереи валяются там, в
се серые. Никто здесь ничего не чистил в течение долгих лет.
Таволга вошла в оранжерею и поселилась в этом обиталище прекрасных троп
ических цветов, и однажды ночью явилась бузина и теперь она достигла так
ой же высоты, как дом, и в конце оранжереи травы накатились подобно волне;
ибо перемены и бедствия зашли далеко и только отразились здесь. Этот пус
тынный сад и взорванный дом рядом с ним Ц один из сотен тысяч или миллион
ов таких же.
Математика не даст вам представления, как страдала Франция. Если я расск
ажу вам, во что превратились один сад, одна деревня, один дом, один собор по
сле того, как пронеслась немецкая война, и если вы прочитаете мои слова,
Ц я помогу вам, возможно, с большей легкостью вообразить страдания Фран
ции, чем в том случае, если б я говорил о миллионах. Я говорю об одном саде в
Аррасе; вы могли бы идти оттуда на юго-восток многие недели и не найти ни е
диного сада, который пострадал меньше.
Здесь только сорняки и бузина. Яблоня возвышается над кустами крапивы, н
о она давно засохла. Дикая поросль розовых кустов виднеется здесь и там; и
ли это розы, которые стали дикими, подобно котам нейтральной полосы. Одна
жды я увидел розовый куст, который был посажен в горшок и до сих пор рос, ка
к если бы он все еще помнил человека; но цветочный горшок был разрушен, под
обно всем горшкам в том саду, и роза стал дикой, как любой кустарник.
Плющ один растет на могучей стене, и кажется, ни о чем не заботится. Плющ од
ин, кажется, не носит траура, но добавляет последние четыре года к своему р
осту, как будто это были самые обычные годы. Тот угол стены один не шепчет
о катастрофах, он только, кажется, сообщает о прошествии лет, которые сдел
али плющ сильным, и от которых у мира, как и у войны, нет никакого лекарства.
Все остальное говорит о войне, о войне, которая приходит в сады без знамен
, труб и блеска, и переворачивает все, и разворачивается, и разбивает дом, и
уходит, она все опустошает, а потом забывает и исчезает. И когда будут напи
саны истории войны, нападений и контрнаступлений и гибели императоров, к
то вспомнит тот сад?
Самым печальным из всего, что я наблюдал на дорожках сада, были паучьи сет
и, сплетенные поперек тропинок, такие серые, и крепкие, и толстые, протянут
ые от сорняка к сорняку, с пауками в середине, сидящими в положении собств
енников. Глядя на эти сети поперек садовых дорожек, вы понимали: все, кого
вы представляете блуждающими по этим маленьким тропам, Ц только серые
призраки, давно ушедшие отсюда, только мечты, надежды и фантазии, нечто ещ
е более слабое, чем сети пауков.
Но старая стена сада, отделяющая его от соседа, стена из твердого камня и к
ирпича, высотой более пятнадцати футов, именно эта могучая старая стена
сберегала романтику сада. Я не рассказываю историю этого сада в Аррасе, п
оскольку это всего лишь догадки, а я ограничиваюсь только тем, что видел с
воими глазами, чтобы кто-то, возможно, в далекой стране мог узнать, что слу
чилось в тысячах и тысячах садов, когда Император задумался и сильно воз
желал блеска войны. Рассказ Ц всего лишь догадка, и все же истинная роман
тика Ц именно в нем; представьте стену высотой более пятнадцати футов, п
остроенную, как строили в давние времена, стену, разделяющую в течение вс
ех этих веков два сада. Разве не было бы искушением взобраться наверх, что
бы заглянуть через стену, если молодой человек услышал, возможно, однажд
ы вечером песню с той стороны? И сначала у него был бы какой-то предлог, а вп
оследствии вообще никакого, и предлог этот на диво мало менялся за много
поколений, в то время как плющ становился все толще и толще. Могла бы зарод
иться и мысль о восхождении на стену и спуске вниз на другую сторону, эта м
ысль могла оказаться чересчур смелой и быть резко запрещена. И затем одн
ажды, в какой-то замечательный летний вечер, когда запад весь залился кра
сным светом, а новая луна явилась в небе, когда были ясно слышны далекие го
лоса, когда поднимался белый туман, в этот замечательный летний день, сно
ва возвратилась мысль подняться на большую старую стену и спуститься по
другой стороне. Почему бы не войти к соседям с улицы, можете сказать вы. Эт
о было бы совсем другое дело, это означает визит; были бы церемонии, черные
шляпы, неуклюжие новые перчатки, принужденный разговор и незначительны
е возможности для романтических отношений. Причиной всему была стена.
С какой застенчивостью, когда миновали многие поколения, был брошен перв
ый взгляд через стену. Через несколько лет это повторилось с одной сторо
ны, через несколько веков с другой. Каким барьером казалась эта старая кр
асная стена! Каким новым казалось приключение каждый раз, в любую эпоху, т
ем, которые отважились на восхождение, и каким древним оно казалось стен
е! И во все эти годы старшие никогда не проделывали дверей, но сохраняли ог
ромную и надменную преграду. И плющ спокойно становился все зеленее. А за
тем однажды с востока примчался снаряд, и через мгновение, без плана, или з
астенчивости, или предлога, снес несколько ярдов гордой старой стены, и д
ва сада не были разделены больше: но не осталось никого, кто мог бы прогуля
ться по ним.
Через край огромной бреши в стене астра задумчиво заглядывала в сад, на т
ропинке которого стоял я.

После Ада

Он заслышал английский голос: «Газзеты! Газззеты!»
Обычная запись слов никогда не передаст этой интонации. Он снова слышал
голос английских городов. Самый голос утреннего Лондона. Это походило на
волшебство или на какой-то чудесно яркий сон.
Он был только в сотне миль или около того от Англии; он побывал дома не оче
нь давно; и все же услышанное походило на очаровательный сон, потому что т
олько вчера он еще был в траншеях.
Они провели в траншеях двенадцать дней и выбрались из них вечером. Они пр
ошли пять миль и оказались среди крытых жестью хижин совсем в другом мир
е. Через дверные проемы хижин можно было различить зеленую траву, и солнц
е сияло на ней. Было утро. Все странно изменилось. Кругом появилось больше
улыбающихся лиц. Люди не были так спокойны, как в течение последних двена
дцати дней, последних шести особенно: кто-то играл в футбол чьей-то шляпо
й и это вызывало интерес.
Орудия все еще стреляли: но люди теперь думали о смерти как о том, кто шел с
другой стороны холмов, не как о соседе, не как о том, кто мог заглянуть в люб
ой момент, и иногда заглядывал в то время, как они пили чай. Не то чтобы они б
оялись его, но напряженное предвкушение встречи исчезло; напряжение сги
нуло внезапно за одну-единственную ночь, им всем было необходимо, догады
вались они об этом или нет, нечто, что может занять опустевшее место, так ч
то футбол казался очень большим и важным делом.
Было утро, и он спал долго. Орудия, которые оживились на рассвете, не разбу
дили его; в эти двенадцать дней они стали слишком хорошо знакомы; но он про
будился тотчас же, когда услышал крик молодого английского солдата, бежа
вшего с пачкой газет трехдневной давности наперевес. «Газзеты, газзеты!»
Ц так донесся в странный лагерь голос английских городов. Он тотчас же п
робудился, заслышав это диво; и увидел солнце, радостно сияющее на пустош
ах с проблесками зелени, которая сама по себе радовала его тем утром посл
е двенадцати дней, проведенных среди грязи, когда он смотрел на грязь, был
окружен грязью, защищен грязью, разделял с грязью ответственность, внеза
пно унесенную ввысь и павшую с ливнем на шлемы и плащи других людей.
Он задался вопросом, слышал ли Данте, когда он возвращался из Ада к солнеч
ному свету, какой-либо зов с Земли, какой-нибудь знакомый звук вроде тех, к
оторыми пользуются торговцы, какую-нибудь обычную песню или крики своег
о родного города.

Счастливая Долина

«Враг напал на Счастливую Долину». Я прочел эти сло
ва в газете в то время, когда наши отряды во второй раз заняли Альбер. И сло
ва, как заклинание, снова привели меня в Альбер, в Альбер, что стоит в конце
могучей дороги Бапом Ц Альбер, тропы Марса, по которой он промчался так п
оспешно к своему саду, к широким пустынным полям битвы при Сомме. Слова во
скресили Альбер в конце той дороги на закате, и собор, заметный на западе,
и позолоченную Святую Деву, наполовину склоненную, но не способную утрат
ить достоинство, и вечер, опускающийся на болота. Они возвратили все это п
одобно заклинанию. Точнее, подобно двум заклинаниям, которые смешал неки
й волшебник. Представьте этого старого мага в его удивительных мрачных п
окоях, призывающего видения, которые перенесут его далеко-далеко, в прит
ягательные долины. Он садится и записывает заклинание на пергаменте, мед
ленно, с усилиями многовековой памяти, хотя когда-то заклинание вспомин
алось легко. Тени крокодилов и старинных богов мерцают на стенах и потол
ке в порывах пламени, когда он пишет; и в конце концов он записывает заклин
ание неправильно и смешивает с долинами, где он хотел бы отдохнуть, темны
е частицы адских областей. Так снова появляется Альбер и его Счастливая
Долина.
Я не знаю, как отличить Счастливую Долину, поскольку так много маленьких
долин простирается вокруг Альбера; и с небольшим усилием воображения, ви
дя их, скрытые военными руинами, можно представить себе, что какую-то из н
их некогда называли счастливой. И все же есть там, к востоку от Альбера, од
на долина, которая даже до последней осени казалась способной носить это
имя, столь изолированной она была в ужасном саду Марса; крошечная долина,
смыкающаяся с лесом Бекур. Несколькими ярдами выше все было опустошено,
немного дальше по пустынной дороге Ц и вы могли увидеть Альбер, скрытый
трауром по непоправимым проспектам руин и запущенным полям; но небольша
я долина сомкнулась с лесом Бекур и укрылась там, и в ней вы едва ли смогли
бы различить какие-нибудь признаки войны. Почти так же могла бы выглядет
ь английская долина около английского леса. Почва Ц та же самая коричне
вая глина, которую вы видите на юге Англии над низинами и меловыми отложе
ниями; лес Ц заросли орешника вроде тех, которые растут в Англии, очень то
нкие, как английские орешники, но с несколькими высокими деревьями; и рас
тения и поздние цветы Ц те же самые, какие растут в Суррее и Кенте. И в конц
е долины, в тени этого знакомого, уютного, домашнего леса, сотня британски
х офицеров обрела вечное пристанище.
Поскольку сегодня воцарился мир, возможно, это смутно различимое место т
ак же уместно, как любое другое, назвать Счастливой Долиной.

В Бетьюне

Под всеми руинами Ц история, как известно каждому
туристу. Действительно, пыль, которая собирается над развалинами городо
в, может, как говорят, скрывать самые дивные из иллюстрированных книг Вре
мени, те секретные книги, в которые мы иногда заглядываем. Мы переворачив
аем, возможно, только уголок одной-единственной страницы в своих раскоп
ках, но мы различаем в книге, которую нам не суждено увидеть, отблески веще
й столь великолепных, что разумно при первой же возможности отправиться
в путешествие в далекие страны, чтобы увидеть одну из тех книг, и в тех мес
тах, где края слега обнажились, различить образы странных крылатых быков
, и таинственных королей, и богов с львиными головами, которые не предназн
ачались нам. И из отблесков, которые человек различит в странных фрагмен
тах книг Времени, где скрыты минувшие столетия, он может Ц частично из пр
едположений, частично из фантазий, смешанных с ничтожными познаниями,
Ц создать историю или теорию о том, как мужчины и женщины жили в неведомы
е века в эру забытых богов.
Так, люди жили в Тимгаде и покинули его, вероятно, в ту эпоху, когда уменьша
ющийся Рим начал отзывать свои форпосты. Много времени спустя после исче
зновения горожан город стоял на высоком плато в Африке, показывая арабск
им пастухам, каким был Рим; даже сегодня стоят его огромные арки и фрагмен
ты его храмов; его мощеные улицы все еще ясно сохраняют колеи, проделанны
е колесницами, и сбитые на каждой стороне к центру парами лошадей, которы
е мчались здесь две тысячи лет назад. Когда весь шум затих, Тимгад застыл в
тишине.
В Помпеях город и его жители вместе нашли свой конец. Помпеи не носили тра
ура среди незнакомцев, не остались городом без людей Ц нет, город был пох
оронен сразу, закрыт как древняя книга.
Я сомневаюсь, знает ли кто-нибудь, почему боги покинули Луксор, почему Лук
сор утратил веру в своих богов или в себя самого; я подозреваю, что дело в з
авоевателях из пустыни или с низовьев Нила, или в коррупции в городе. Кто з
нает? Но однажды я увидел, как женщина вышла из задней двери своего дома и
вывалила корзину, полную пыли и мусора, прямо в Луксорском храме, где темн
о-зеленый бог, чей рост в три раза превышает рост человека, засыпан уже по
пояс. Я полагаю, это случалось очень часто Ц каждое утро в течение послед
них четырех тысяч лет.
Под слоем пыли, которую выбросила эта женщина, и женщины, которые жили до н
ее, Время надежно укрыло свои тайны.
И затем я видел края камней в пустынях, которые могли быть, а могли и не быт
ь частью городов: они пали так давно, что сказать с уверенностью нельзя.
Во всех этих городах, пришла ли в них беда, когда обломки внезапно полетел
и на переполненные улицы; или ли они медленно выходили из моды, становясь
все тише год от года, в то время как шакалы подходили все ближе и ближе; на в
се эти города можно смотреть с интересом и не испытывать при этом самой с
лабой печали Ц ибо все, что было, случилось с такими непохожими на нас люд
ьми так давно. Боги с головами тельцов, у которых рога сломаны и все служит
ели исчезли; армии, слоны которых обратились против них; короли, предки ко
торых скрылись в небесах и оставили их беспомощными перед гневом звезд
Ц ни единая слеза не прольется сегодня ни о ком из них.
1 2 3 4 5 6