Я вошел через эти домашние садовые ворота, у которых не было ни петель, ни
столбов, они опирались на кучу камней: я прошел туда, сойдя с дороги; она од
на не была частью поля боя; дорога одна была ухожена и сохранена в целости
; все остальное было полем боя, насколько хватало глаз.
На большой беловатой куче вился стебель унылого темно-красного оттенка
. И присутствие этого побега, носящего траур среди пустоши, явно указывал
о, что куча некогда была домом. Исчезли все живые существа, которые именов
али эту белую насыпь домом: отец сражался где-нибудь; дети сбежали, если о
сталось время; собака ушла с ними, или, возможно, если не осталось времени,
служила теперь другим хозяевам; кот сделал себе логовище и по ночам прес
ледовал мышей в траншеях.
Все живое, что мы могли бы заметить, исчезло; остался один побег, единствен
ный плакальщик, цепляющийся за упавшие камни, которые некогда поддержив
али его.
И по его присутствию я угадал, что здесь когда-то был дом. И по расположени
ю и составу руин вокруг я увидел, что там стояла деревня. Есть бедствия, ко
торых человек не принимает в расчет, когда думает о времени и переменах. С
мерть, исчезновение, даже разрушение Ц все это человеческий удел; но чел
овек представляет себе разрушение, принесенное милосердными веками, пр
ибывающее медленно, с лишайником, плющом и мхом, маскирующее свои самые р
езкие стороны зеленью, шествующее с достоинством и в должный срок.
Таким образом должны окончиться наши труды и дни; наши самые худшие опас
ения не простираются дальше этого.
Но здесь в один-единственный день, возможно, в одно мгновение залпом с бат
ареи все мелочи, о которых заботилось одно семейство, их дом, их сад, и садо
вые дорожки, и деревня, и дорога через деревню, и старые вехи, которые помн
или старики, и бесчисленные драгоценные вещи Ц все обратилось в мусор.
И эти вещи, которых никто себе не представлял, случились на пространстве
во много сотен миль, такое бедствие постигло обширные равнины и холмы из-
за немецкой войны.
Глубокие колодцы, старые подвалы, разбитые траншеи и блиндажи лежат в му
соре и сорняках под спутанными обломками мира и войны. На многие годы это
будет плохое место для странников, заплутавших в ночи.
Когда деревня исчезла, появились траншеи; и в том же самом шторме, который
разрушил деревню, сгинули и траншеи; снаряды все еще разрываются на севе
ре, но мир и война в равной степени опустошили деревню.
Трава начала возвращаться по изломанной земле по границам траншей.
Лишний моток проволоки ржавеет поодаль искривленным куском стали. Здес
ь нет ни старых тропинок, не переулков, ни дверей, только заграждения и про
волочные преграды; провод в свой черед был уничтожен снарядами; он свале
н теперь беспорядочными мотками. Пара колес разлагается среди сорняков,
и они могут принадлежать миру или войне, они слишком пострадали, чтобы ск
азать точно. Большой кусок железа лежит, разбитый посередине, как будто о
дин из древних гигантов небрежно обрабатывал его. Другая насыпь поблизо
сти, со старым зеленым бобом, прилипшим к ней, также была некогда домом. Тр
аншея пересекает ее. Немецкая бомба с деревянной ручкой, несколько бутыл
ок, ковш, оловянная канистра и несколько кирпичей и камней валяются в тра
ншее. Молодое дерево растет среди них. И среди разрушения и мусора Природ
а, со всем ее богатством и роскошью, возвращается в старые наследные влад
ения, снова обретая землю, которой она владела так долго, задолго до появл
ения зданий.
Садовые железные ворота брошены у стены. Там глубокий подвал, в который к
ажется, склонился весь дом. Посреди всего этого Ц сад. Огромный снаряд ис
корежил, но не свалил яблоню; другая яблоня стоит сухой на краю кратера: бо
льшинство деревьев мертво. Британские самолеты непрерывно гудят. Больш
ие орудия движутся к Бапому, их тянут медлительные тягачи с гусеничными
колесами. Все орудия покрыты пятнами зеленой и желтой краски. Четыре или
пять человек сидят на одном огромном стволе.
Темные старые ступени возле сада ведут в блиндаж; гильза привязана к кус
ку дерева у блиндажа, чтобы в нее можно было ударить, когда пойдет газ. Тел
ефонный провод брошен у входа. Куст астр, ярко-сиреневых и бледно-сиренев
ых, и ярко-желтый цветок возле них указывают, что когда-то поблизости нах
одился палисадник. Над блиндажом участок иссеченной земли показывает т
ри ясно различимых под сорняками слоя: четыре дюйма серого дорожного мет
алла, привезенного откуда-то, ибо вся эта страна Ц из мела и глины; два дюй
ма кремня под ним, а еще ниже дюйм яркого красного камня. Мы смотрим на дор
огу Ц деревенскую дорогу, которой касались мужчины и женщины, и лошадин
ые копыта и другие знакомые современные вещи, дорогу, столь глубоко погр
ебенную, настолько разрушенную, до того заросшую, случайно приоткрывающ
ую свой краешек среди дикой местности; я мог, казалось, скорее обнаружить
след динозавра в доисторической глине, чем шоссе близ небольшой деревни
, которая только пять лет назад была полна человеческими ошибками, и радо
стями, и песнями, и ничтожными слезами. Позади на той дороге, прежде чем пл
аны кайзера начали сотрясать землю, позади на той дороге… Но бесполезно
оглядываться назад, мы слишком далеко ушли за пять лет, слишком далеко от
тысяч обычных вещей, которые никогда, кажется, не будут глядеть на нас из п
ропастей времени, из другого века, очень далекого, безвозвратно отрезанн
ого от наших путей и дней. Они ушли, эти времена, ушли подобно динозаврам; у
шли с луками и стрелами и старыми, более рыцарственными днями. Ни единый л
уч не отмечает их заката там, где я сижу, не видны достоинства зданий или б
рошенных военных машин, все одинаково рассеяно в грязи, и обычные сорняк
и одерживают верх; это не руины, а мусор, который покрывает здесь всю землю
и распространяет свое неопрятное наводнение на сотни и сотни миль.
Оркестр играет в Аррасе, на север и восток отправляются снаряды.
Самое происхождение вещей делается сомнительным, так много всего перем
ешано.
Теперь так же трудно выяснить, где проходили траншеи и где была нейтраль
ная полоса, как и отличить здания от сада и цветника и дороги: мусор скрыва
ет все. Как будто бы древние силы Хаоса возвратились из пропасти, чтобы бо
роться против Порядка и Человека, и Хаос победил. Такой стала эта француз
ская деревня.
Когда я покидал ее, крыса, держа что-то в зубах и высоко подняв голову, бежа
ла прямо по улице.

По-настоящему

Однажды на маневрах, когда прусский наследный при
нц мчался во главе своего полка, когда сабли мерцали, перья раскачивалис
ь и копыта гремели у него за спиной, он, как сообщают, сказал тому, кто скака
л рядом: «Ах, если бы только это было по-настоящему!»
Не следует подвергать сомнению данное сообщение. Такое мог почувствова
ть молодой человек, когда вел свой кавалерийский полк, поскольку сцена г
орячит кровь: все эти молодые люди и прекрасные униформы и хорошие лошад
и, скачущие позади; все течение, которое может ощущаться в воздухе; весь зв
он, который может звучать в один момент; без сомнения, чистое небо над мунд
ирами; чудесный свежий ветер для дыхания людей и лошадей; позади Ц звяка
ние и звон, длинный поток гремящих копыт. Такая сцена могла бы хорошенько
взбодрить эмоции, пробудить тоску по блеску битвы.
Это Ц одна сторона войны. Уродство и смерть Ц другая; нищета, холод и гря
зь; боль и усиливающееся одиночество людей, оставленных отступающими ар
миями, с множеством предметов для размышлений; никакой надежды, и день ил
и два, оставшихся от жизни. Но мы понимаем, что слава скрывает все это.
Но есть и третья сторона.
Я прибыл в Альбер, когда сражения шли далеко от него: только ночью проявля
лись признаки войны, когда облака вспыхивали время от времени и любопытн
ые ракеты глядели оттуда вниз. Альбер, лишенный мира, был теперь покинут д
аже войной.
Я не стану говорить, что Альбер был опустошен или пустынен, поскольку эти
длинные слова могут быть по-разному интерпретированы и легко могут дать
повод к преувеличению. Немецкий агент мог бы ответить вам: «Опустошенны
й Ц слишком сильное слово, а пустынный Ц дело вкуса». И так вы могли бы ни
когда не узнать, на что Альбер похож.
Я расскажу вам, что я видел.
Альбер был большим городом. И я не смогу написать обо всем.
Я сидел у железнодорожного моста на краю города; думаю, что был около стан
ции; там стояли маленькие здания, окруженные небольшими садами; проводни
ки и другие железнодорожные служащие могли обитать в таких домах.
Я присел на рельсы и посмотрел на одно из этих зданий, поскольку это, очеви
дно, был жилой дом. Задняя часть дома сохранилась лучше всего; там, должно
быть, когда-то находился сад. Брус, разорванный подобно колоде карт, лежал
на ножке стола у кирпичной стены под яблоней.
Внизу в той же куче валялась рама от большой кровати с четырьмя стояками;
ее обвивала зеленая виноградная лоза, все еще живая; и на краю кучи лежала
зеленая детская кукольная коляска. Хотя дом был невелик, в той куче храни
лись свидетельства некоторого процветания более чем одного поколения.
Ведь кровать была прекрасной, добротно сделанной из звучной старой древ
есины, прежде чем брус прижал ее к стене; зеленая детская коляска, должно б
ыть, принадлежала не обычной кукле, а одной из лучших, с желтыми кудряшкам
и, синие глаза которой могли двигаться. Один синий водосбор в одиночеств
е оплакивал сад.
Стена, и виноградная лоза, и кровать, и брус находились в саду, и некоторые
из яблонь все еще стояли, хотя сад был ужасно разрушен артиллерийским ог
нем. Все, что еще стояло, было мертво.
Некоторые деревья возвышались на самом краю воронки; их листья, побеги и
кора в одно мгновение были снесены взрывом; и они шатались, с чахлыми, черн
ыми, жестикулирующими ветками; так они стояли и сегодня.
Завитки матраца, который валялся на земле, были срезаны когда-то с гривы л
ошади.
Через некоторое время, осмотревшись в саду, кто-то случайно заметил, что с
другой стороны стоял собор. Когда мы разглядели его пристальнее, то увид
ели, что он накрыт, как огромным серым плащом, крышей, упавшей и поглотивше
й храм.
Около дома той избалованной куклы (пришло мне на ум) дорога шла с другой ст
ороны рельсового пути. Большие снаряды падали туда с ужасной регулярнос
тью. Вы могли представить себе Смерть, шагающую вниз ровными пятиярдовым
и шагами, требующую своей собственности в свой день.
Пока я стоял на дороге, что-то зашелестело у меня за спиной; и я увидел круж
ащуюся на ветру, в одном из тех шагов Смерти, страницу из книги, открытой н
а Главе второй: и Глава вторая начиналась пословицей: «Un Malheur Ne Vient Jamais Seul» Ц «Беда
не приходит одна!» И на той ужасной дороге с воронками от снарядов через к
аждые пять ярдов, насколько хватало глаз, и за ее пределами лежал в руинах
целый город. Какая беспечная девушка или какой старик читали это ужасное
пророчество, когда немцы напали на Альбер и вовлекли читателя, и самих се
бя, и всю эту книгу, кроме уцелевших страниц, в такое бесконечное разрушен
ие?
Конечно, и впрямь у войны есть третья сторона: ибо что сделала кукла, котор
ая лежала в зеленой детской колясочке, чтобы заслужить такую участь Ц р
азделить падение и кару Императора?

Сад в Аррасе

Когда я вошел в Аррас через Испанские ворота, сады с
веркали на моем пути один за другим, просвечивая сквозь здания.
Я шагнул в оконный проем одного из домов, привлеченный смутно различимым
сиянием сада; и прошел через пустой дом, свободный от людей, свободный от
мебели, свободный от маскировки, и вошел в сад через пустой дверной проем.

Когда я подошел поближе, это оказалось гораздо меньше похожим на сад. Сна
чала он, казалось, почти призывал прохожих с улицы; столь редки сады тепер
ь в этой части Франции, что это место, казалось, окутано большей тайной, че
м обычный сад, оно укрыто тишиной на заднем дворе тихого дома. Но когда чел
овек входил туда, часть тайны исчезала, и казалось, скрывалась в удаленно
й части сада среди диких кустов и неисчислимых сорняков.
Британские самолеты часто ревели, тревожа в нескольких сотнях ярдов отс
юда конгрегацию Собора Арраса, взлетавшую с карканием и носившуюся над с
адом; ибо только галки появлялись теперь в соборе, да еще несколько голуб
ей.
Около меня дико цвел неухоженный бамбук, нисколько не нуждаясь в людях.
С другой стороны маленькой дикой тропы, которая была садовой дорожкой, в
ысились скелеты оранжерей, окруженные крапивой; их трубы валялись повсю
ду, разломанные на куски.
Побеги роз пробились сквозь бесчисленную крапиву, но только для того, чт
обы их окружил и задушил водосбор. Поздний мотылек искал цветы не совсем
напрасно. Он порхнул, с невообразимой скоростью размахивая крылышками, н
ад одиноким осенним цветком, а затем помчался по руинам, которые не являю
тся руинами для мотыльков. Человек уничтожил человека; природа возвраща
ется; это хорошо Ц такова должна быть краткая философия несметного числ
а крошечных созданий, жизненный путь которых редко замечали прежде; тепе
рь, когда города людей исчезли, теперь, когда разрушение и нищета противо
стоят нам, какой бы путь мы ни избрали, следует уделять больше внимания ме
лочам, которые уцелели.
Одна из оранжерей почти полностью исчезла, эта беспорядочная масса могл
а бы показаться частью Вавилона, если б археологи прибыли ее изучать. Но э
то слишком грустно, чтобы изучать, слишком неопрятно, чтобы вызывать инт
ерес, и, увы, слишком обычно: такие развалины простираются на сотни миль.
Другую оранжерею, грустный, неловкий скелет, захватили сорные травы. По ц
ентру, на возвышении, некогда аккуратно выстраивалось множество цветоч
ных горшков: они и теперь стоят ровными рядами, но все горшки разбиты;
1 2 3 4 5 6