https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Gustavsberg/artic/
Торопитесь!— Нет, — прошептала Катя твердо, — я не могу уехать без мужа. Его сейчас нет дома, я не знаю, где он. Я не могу сбежать.— Но подумайте о дочери!— Нет, — категорически отрезала она.Надо было во что бы то ни стало выяснить, где находится Нельсон. В штабе ВВС долго не брали трубку.Наконец она дозвонилась. Бесконечно усталый голос сообщил ей, что вчера вечером самолет полковника Жасинту сбили повстанцы. Очевидно, экипаж погиб или захвачен в плен.— Не может быть! Вы лжете! — закричала Катя по-русски, но в ответ послышались короткие гудки.Тогда она попыталась дозвониться до рабочего кабинета отца Нельсона. Он должен спасти своего сына! Он должен поднять войска в городе и вырвать Нельсона из рук мятежников!Бесполезно! Телефон не отвечал.Напрасно она крутила ручку аппарата, вызывая телефонистку. Всеобщая неразбериха захватила и телефонную станцию.Катя обессиленно опустилась в кресло. Может быть, в теленовостях сообщат что-нибудь о сбитом самолете, об экипаже, о Нельсоне?Вспыхнул голубоватым светом экран телевизора.На этот раз вместо привычной ведущей, приветливой мулатки с шоколадной кожей и почти европейскими чертами лица, на экране единолично властвовала черная каменная физиономия в военном берете набекрень. Это был один из генералов повстанческой армии Альтино Банго Сапалало по прозвищу Бок. Он говорил:— С трех часов ночи власть в стране перешла к ОПЕН… Дворец Душ Картуша окружен, правительственные войска разоружены…Это был конец! Еще час-другой — и мятежники ворвутся во дворец! Всем известно, как повстанцы расправляются с правительственными чиновниками…Значит, отца Нельсона, защиту и опору их небольшой дружной семьи, ждет ужасная смерть…Но может быть, генерал лжет? И та и другая сторона обожали приукрашивать действительность, до небес превознося собственные победы и преуменьшая таковые у противника. Может, все еще не так страшно и дед Жонас сумеет спасти своего сына?Однако нельзя сидеть на месте, нужно что-то делать Катя вызвала Нтаму.Сообщила, что должна уехать, но скоро вернется.— Идите с Ларой в подвал, сидите тихо. Не выходите ни при каких условиях. Выйдете только, когда я вернусь. Про Нельсона она не сказала ни слова.Мотор джипа завелся с пол-оборота. Куда ехать? В посольство? Там по горло заняты эвакуацией собственных семей и ничем не смогут ей помочь. До ее семейной трагедии там никому нет никакого дела, своих проблем по горло.Надо ехать к падре Насименту! — решила она. И правительственные войска, и мятежники всегда с почтением относились к миссионерам. Миссионеры, Церковь — это была единственная нейтральная сторона в затянувшемся конфликте. Падре со своей сестрой Изабеллой с радостью приютят ее и Лару. В их миссии они будут в полной безопасности!Джип притормозил возле знакомого беленого здания католической миссии.Окна были распахнуты настежь, жалюзи подняты — и это настораживало. Кто в такую жару открывает окна нараспашку?— Есть тут кто? — крикнула Катя, осторожно толкнув незапертую дверь.Тихо, пусто… Валяются пустые бутылки, битая посуда, вещи, лекарства разбросаны на полу — случай небывалый для Изабеллы, которая всегда исповедовала культ чистоты и порядка.Катя приоткрыла дверь в спальню.Она шагнула через порог и застыла, не веря своим глазам: на крюке под потолком качались тела падре Насименту и его верной Изабеллы.Мухи черной шевелящейся массой облепили глаза, ноздри и вывалившиеся изо ртов языки.Зажимая рот. Катя опрометью бросилась из комнаты. Земля горела у нее под ногами.— Мамочка! —Заплаканная дочь бросилась на шею. — Я думала, тебя убили!Она сбивчиво рассказала о том, как они с Нтамой сидели в подвале, на улице стреляли, а потом в дом ворвались вооруженные люди. Они бегали по комнатам, чего-то искали, рылись в шкафах, но потом, ничего не найдя, убрались восвояси.— А мы закрылись в подвале и сидели тихо-тихо, — сообщила Лара с гордостью. — Я ничего не боялась, правда!Иного выхода не было — только отъезд. Катя бросилась собирать вещи, но потом махнула на них рукой и принялась звонить в посольство. Она хотела сказать, что согласна лететь.Телефон посольства не отвечал. В трубке были слышны сухие щелчки и гудение — линия оказалась повреждена.Бросив в сумку документы и деньги. Катя вновь включила телевизор.Может, опасная заварушка уже закончилась и все улеглось? Может, правительственные войска уже разгромили повстанцев и уезжать нет необходимости?Однако на экране все еще царила все та же самодовольная генеральская рожа.Пора было решаться. Сквозь слезы Катя попрощалась с Нтамой, посадила дочь в машину, вырулила за ворота.В зеркале заднего вида постепенно удалялся уютный белый особняк, в котором прошли долгие пять лет ее жизни. Возможно, лучшие пять лет…Она увеличила скорость — надо было как можно быстрее проскочить опасные кварталы, где бродили обезумевшие от мародерства повстанческие войска. 'Если ее схватят, то не простят ей ни белой кожи, ни богатой одежды, ни дорогой машины.Конец ее будет ужасным. Может, хотя бы ребенка они пожалеют?Посольство встретило ее наглухо задраенными окнами. Напрасно Катя сигналила перед воротами — все было тихо. Наконец небольшое оконце в глинобитной стене отворилось, и чей-то голос встревоженно произнес:— Вы хотите привлечь сюда побольше солдат? Что вам нужно?— Я… Мы приехали на самолет, — запинаясь, произнесла Катя.— Все уже в аэропорту. Езжайте, может, успеете.Джип понесся по улицам, не разбирая дороги. Вслед ему слышались возмущенные крики пешеходов, пару раз кто-то выстрелил вдогонку.Еще издалека виднелся на взлетной полосе знакомый силуэт серебристой «аннушки» с красным флагом на борту — слава Богу, успели!Бросив автомобиль. Катя с дочерью метнулась к самолету. Черный охранник в берете преградил им дорогу, что-то лопоча и угрожая автоматом. Она оттолкнула его что есть силы и отчаянно бросилась вперед.«Пусть стреляет в спину, — подумала она на бегу. — Пусть стреляет, мне уже все равно. Может, лучше умереть, чем возвращаться в Союз?»Но солдат не стал стрелять и опустил автомат.Катя подбежала к трапу. Посадкой распоряжался второй секретарь Костиков.— А, это вы! — облизнул он сухие, спекшиеся губы. — Проходите в салон.Сидячих мест больше нет, располагайтесь на полу.И, немилосердно потея, он продолжал руководить погрузкой посольских документов в грузовой отсек.В салоне был ад — спертый воздух, плач детей, стоны больных, истерические причитания женщин. Катя с Ларой еле-еле нашли местечко в проходе.Теперь можно было немного передохнуть. Здесь они были в относительной безопасности. Они были со своими, они летели в безопасную, мирную Россию, где никто не стрелял, не врывался в дома, не вешал людей на деревьях…Через несколько минут погрузка закончилась. Захлопнулся бортовой люк, и самолет после короткого разбега взмыл в кобальтовое бездонное небо.Только тогда Катя вздохнула с облегчением. Впереди ее ждала холодная безразличная Москва.
Глава 14
Борт посадили во Внукове, а не в Шереметьеве, где собралась основная масса встречавших. Самолет приземлился на закате дня, учитывая перелет и разницу во времени.Еще при подлете к аэропорту пассажиры стали рыться в багаже, выискивая теплые вещи. Катя запоздало вспомнила, что сейчас декабрь, в России, стало быть, зима, а на ней только шорты и рубашка с коротким рукавом, на Ларе — тоненькие туфельки и легкое платьице. И у них нет ничего теплого!Самолет вздрогнул, прокатился по асфальтовой дорожке, заметенной серебристой пылью, и наконец замер. В иллюминаторе под тяжелым неприветливым небом сколько хватало взгляда расстилалась белая целина с настороженным ежиком коричнево-серого леса у горизонта.Стюардессы предусмотрительно облачились в синие драповые пальто с крошечными самолетиками в петлицах. Морозный воздух вихрем ворвался в открытый люк.— Пойдем, Лара. — Катя осторожно тронула сонную дочь.— Холодно, мам, — поежилась девочка. — Почему так холодно?— Хоть и холодно, зато не стреляют, — оптимистически заметила их соседка, пожилая женщина из торгпредства. Она достала из сумки шорты и принялась натягивать их для тепла прямо под шелковое струящееся платье.На трапе ледяной ветер пронизал насквозь дрожащие, избалованные африканским теплом тела.— Что это, мама? — Лара подняла на ладони пригоршню пушистой сверкающей крупы.— Это снег, доченька, — объяснила Катя, — Он холодный.Закрываясь боком от ветра, они побежали к зданию аэропорта. Жидкая кучка встречающих бросилась навстречу пассажирам злополучного рейса из Луанги.Катя знала, что ее некому встречать.Перемены, случившиеся со страной за последние пять лет, здесь, в аэропорту, ощущались особенно остро.— Такси! Такси! — шипели бравые молодчики с красными мордами, позвякивавшие ключами. — Кому такси?Здание аэропорта было оккупировано кургузыми некрасивыми палатками, полными самого безобразного, самого отвратительного барахла по самым высоким ценам. Было очень много нищих. Стойкий запах мочи витал под высоким потолком аэровокзала, перебиваемый ароматом жареных пирожков.— Мама, хочу есть! — сообщила Лара, плотоядно глядя на тележку, где торговка с грязными руками, кокетливо украшенными чумазыми нарукавниками, выдавала страждущим аппетитно пахнущие пирожки.— Подожди, Лара. Нам еще нужно обменять доллары.Услышав магическое слово «доллары», из воздуха соткался молодой, недурно одетый человек вороватого вида и предложил свои услуги.Катя достала из кошелька единственную купюру. В спешке она захватила с собой только нгольские деньги, совершенно бесполезные фантики в любой стране, кроме самой Нголы. По счастью, у нее оказалась одна американская двадцатка. Что такое курс рубля к доллару, Катя представляла плохо. Об инфляции она, конечно, знала, отец писал в письмах, но одно дело знать в теории и совсем другое — на практике.Молодчик сунул ей в ладонь целую горсть бумаги. Катя с удивлением смотрела на пачку смятых сторублевок. До ее отъезда, еще пять лет назад, на эти деньги можно было припеваючи жить целый месяц. Поначалу вырученные деньги казались огромными.Катя накупила целую гору пирожков, по которым, честно говоря, соскучилась за пять лет, вручила их Ларе и отправилась на почту отбивать отцу телеграмму. Что делать дальше, она не знала.Она присела на скамейке, жуя пирожок, огляделась. Люди в собачьих дохах, кургузых драповых пальто и огромных меховых шапках изумленно оглядывались на нее и дочку, одетых, точнее, раздетых по июльской моде.К ним приблизился милиционер, попросил документы. Катя достала нгольский паспорт, объяснила ситуацию. Тот сочувственно хмыкнул, взял под козырек.— Где можно переночевать с дочерью? — спросила она.— Здесь! — Милиционер с усмешкой обвел рукой грязные скамейки, где вповалку спали плохо одетые люди.— А гостиница здесь есть? — брезгливо поморщилась Катя.— Есть, но там нужно на лапу дать, чтобы устроили. Лучше в город ехать.Что же делать? Катя ни на что не могла решиться. Еще утром, в Луанге, ей казалось, что Москва — это земля обетованная. А оказалось, здесь еще хуже, чем там. Не стреляют, нет… Но они здесь никому не нужны. И этот ужасный, пронизывающий насквозь холод!— Мамочка, у меня болит живот, — внезапно бледнея, произнесла Лара. Ее шоколадная кожа посерела. Несмотря на холод, на лбу выступила испарина. — Мне плохо!Внезапно она застонала, вздрогнула, и ее вырвало. Катя металась возле дочери, не зная, что делать. Ей казалось, что девочка умирает.Кто-то из догадливых пассажиров сбегал за врачом, и вскоре Катя с дочкой оказались в медпункте.— Пирожки! — безапелляционно произнесла врач, глядя на девочку, и упрекнула:— Что ж вы, мамаша, такой гадостью ребенка кормите, кооперативными пирожками?— Я… я не знала, что нельзя, — пролепетала Катя. — В мое время было можно.— В ваше время, — усмехнулась врачиха. Она начала делать промывание желудка Ларе. — А теперь нельзя. И одеть надо ребенка потеплее, простудится же.— Нам не во что, — объяснила Катя.— Да вот в зале ожидания ларьков полно. Из-за границы прилетели, небось денег полно.Но денег было очень, очень мало…Все же, послушавшись совета врача. Катя прошлась вдоль анфилады приветливо сверкавших огоньками киосков. Среди коробок с презервативами, порножурналов, заколок для волос и вызывающей расцветки бюстгальтеров она присмотрела для Лары драповое ношеное пальтишко и потрепанную куртку для себя.Потом она все же отважилась на то, о чем думала все время. С трудом нашла единственный работающий телефон-автомат, выстояла возле него длиннющую очередь, набрала номер, который помнила наизусть.— Алло, — ответила трубка ленивым молодым, знающим себе цену голосом.Это, наверное, была Даша. — Кто это?— Это я, Катя…— Какая еще Катя?Пришлось долго объяснять, какая именно.— Я сейчас позову маму, — недовольно проговорила Даша. Видно, ей не очень-то хотелось поддерживать родственные связи;Наконец в трубке прозвучал знакомый грудной голос, который вспоминался ей бессонными ночами.— Мне не хотелось беспокоить вас, но я в безвыходном положении. Мы в аэропорту, без денег, без одежды… Да еще Лара чем-то отравилась, ей плохо…— Не знаю, как я могу помочь, — удивленно-холодно отозвалась мать. — У нас сейчас у самих очень трудное положение. Мы сами перебиваемся с хлеба на воду. А что отец? А ты не попробовала устроиться в гостиницу? У тебя, наверное, есть валюта?Катя швырнула трубку и отошла от телефона. На что она надеялась, чего ждала, дура!В это время Ира с удивлением прислушивалась к разговору матери.— Мама, кто это?— Это опять она! — с тяжелым вздохом проговорила Нина Николаевна. — Опять она приехала меня мучить.— А где она? — спросила Ира. Между темных бровей образовывалась упрямая складка.— В аэропорту… О Боже, я уже опаздываю на вечер в Кремлевском дворце!Лена, одеваться мне, быстрее! крикнула она Кутьковой. И вновь тяжело вздохнула. — Не знаю, как я буду теперь выглядеть, меня так взволновал этот звонок. Надо же, сколько лет она обо мне не вспоминала, а теперь появляется в самый неподходящий момент, чтобы опять попросить денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Глава 14
Борт посадили во Внукове, а не в Шереметьеве, где собралась основная масса встречавших. Самолет приземлился на закате дня, учитывая перелет и разницу во времени.Еще при подлете к аэропорту пассажиры стали рыться в багаже, выискивая теплые вещи. Катя запоздало вспомнила, что сейчас декабрь, в России, стало быть, зима, а на ней только шорты и рубашка с коротким рукавом, на Ларе — тоненькие туфельки и легкое платьице. И у них нет ничего теплого!Самолет вздрогнул, прокатился по асфальтовой дорожке, заметенной серебристой пылью, и наконец замер. В иллюминаторе под тяжелым неприветливым небом сколько хватало взгляда расстилалась белая целина с настороженным ежиком коричнево-серого леса у горизонта.Стюардессы предусмотрительно облачились в синие драповые пальто с крошечными самолетиками в петлицах. Морозный воздух вихрем ворвался в открытый люк.— Пойдем, Лара. — Катя осторожно тронула сонную дочь.— Холодно, мам, — поежилась девочка. — Почему так холодно?— Хоть и холодно, зато не стреляют, — оптимистически заметила их соседка, пожилая женщина из торгпредства. Она достала из сумки шорты и принялась натягивать их для тепла прямо под шелковое струящееся платье.На трапе ледяной ветер пронизал насквозь дрожащие, избалованные африканским теплом тела.— Что это, мама? — Лара подняла на ладони пригоршню пушистой сверкающей крупы.— Это снег, доченька, — объяснила Катя, — Он холодный.Закрываясь боком от ветра, они побежали к зданию аэропорта. Жидкая кучка встречающих бросилась навстречу пассажирам злополучного рейса из Луанги.Катя знала, что ее некому встречать.Перемены, случившиеся со страной за последние пять лет, здесь, в аэропорту, ощущались особенно остро.— Такси! Такси! — шипели бравые молодчики с красными мордами, позвякивавшие ключами. — Кому такси?Здание аэропорта было оккупировано кургузыми некрасивыми палатками, полными самого безобразного, самого отвратительного барахла по самым высоким ценам. Было очень много нищих. Стойкий запах мочи витал под высоким потолком аэровокзала, перебиваемый ароматом жареных пирожков.— Мама, хочу есть! — сообщила Лара, плотоядно глядя на тележку, где торговка с грязными руками, кокетливо украшенными чумазыми нарукавниками, выдавала страждущим аппетитно пахнущие пирожки.— Подожди, Лара. Нам еще нужно обменять доллары.Услышав магическое слово «доллары», из воздуха соткался молодой, недурно одетый человек вороватого вида и предложил свои услуги.Катя достала из кошелька единственную купюру. В спешке она захватила с собой только нгольские деньги, совершенно бесполезные фантики в любой стране, кроме самой Нголы. По счастью, у нее оказалась одна американская двадцатка. Что такое курс рубля к доллару, Катя представляла плохо. Об инфляции она, конечно, знала, отец писал в письмах, но одно дело знать в теории и совсем другое — на практике.Молодчик сунул ей в ладонь целую горсть бумаги. Катя с удивлением смотрела на пачку смятых сторублевок. До ее отъезда, еще пять лет назад, на эти деньги можно было припеваючи жить целый месяц. Поначалу вырученные деньги казались огромными.Катя накупила целую гору пирожков, по которым, честно говоря, соскучилась за пять лет, вручила их Ларе и отправилась на почту отбивать отцу телеграмму. Что делать дальше, она не знала.Она присела на скамейке, жуя пирожок, огляделась. Люди в собачьих дохах, кургузых драповых пальто и огромных меховых шапках изумленно оглядывались на нее и дочку, одетых, точнее, раздетых по июльской моде.К ним приблизился милиционер, попросил документы. Катя достала нгольский паспорт, объяснила ситуацию. Тот сочувственно хмыкнул, взял под козырек.— Где можно переночевать с дочерью? — спросила она.— Здесь! — Милиционер с усмешкой обвел рукой грязные скамейки, где вповалку спали плохо одетые люди.— А гостиница здесь есть? — брезгливо поморщилась Катя.— Есть, но там нужно на лапу дать, чтобы устроили. Лучше в город ехать.Что же делать? Катя ни на что не могла решиться. Еще утром, в Луанге, ей казалось, что Москва — это земля обетованная. А оказалось, здесь еще хуже, чем там. Не стреляют, нет… Но они здесь никому не нужны. И этот ужасный, пронизывающий насквозь холод!— Мамочка, у меня болит живот, — внезапно бледнея, произнесла Лара. Ее шоколадная кожа посерела. Несмотря на холод, на лбу выступила испарина. — Мне плохо!Внезапно она застонала, вздрогнула, и ее вырвало. Катя металась возле дочери, не зная, что делать. Ей казалось, что девочка умирает.Кто-то из догадливых пассажиров сбегал за врачом, и вскоре Катя с дочкой оказались в медпункте.— Пирожки! — безапелляционно произнесла врач, глядя на девочку, и упрекнула:— Что ж вы, мамаша, такой гадостью ребенка кормите, кооперативными пирожками?— Я… я не знала, что нельзя, — пролепетала Катя. — В мое время было можно.— В ваше время, — усмехнулась врачиха. Она начала делать промывание желудка Ларе. — А теперь нельзя. И одеть надо ребенка потеплее, простудится же.— Нам не во что, — объяснила Катя.— Да вот в зале ожидания ларьков полно. Из-за границы прилетели, небось денег полно.Но денег было очень, очень мало…Все же, послушавшись совета врача. Катя прошлась вдоль анфилады приветливо сверкавших огоньками киосков. Среди коробок с презервативами, порножурналов, заколок для волос и вызывающей расцветки бюстгальтеров она присмотрела для Лары драповое ношеное пальтишко и потрепанную куртку для себя.Потом она все же отважилась на то, о чем думала все время. С трудом нашла единственный работающий телефон-автомат, выстояла возле него длиннющую очередь, набрала номер, который помнила наизусть.— Алло, — ответила трубка ленивым молодым, знающим себе цену голосом.Это, наверное, была Даша. — Кто это?— Это я, Катя…— Какая еще Катя?Пришлось долго объяснять, какая именно.— Я сейчас позову маму, — недовольно проговорила Даша. Видно, ей не очень-то хотелось поддерживать родственные связи;Наконец в трубке прозвучал знакомый грудной голос, который вспоминался ей бессонными ночами.— Мне не хотелось беспокоить вас, но я в безвыходном положении. Мы в аэропорту, без денег, без одежды… Да еще Лара чем-то отравилась, ей плохо…— Не знаю, как я могу помочь, — удивленно-холодно отозвалась мать. — У нас сейчас у самих очень трудное положение. Мы сами перебиваемся с хлеба на воду. А что отец? А ты не попробовала устроиться в гостиницу? У тебя, наверное, есть валюта?Катя швырнула трубку и отошла от телефона. На что она надеялась, чего ждала, дура!В это время Ира с удивлением прислушивалась к разговору матери.— Мама, кто это?— Это опять она! — с тяжелым вздохом проговорила Нина Николаевна. — Опять она приехала меня мучить.— А где она? — спросила Ира. Между темных бровей образовывалась упрямая складка.— В аэропорту… О Боже, я уже опаздываю на вечер в Кремлевском дворце!Лена, одеваться мне, быстрее! крикнула она Кутьковой. И вновь тяжело вздохнула. — Не знаю, как я буду теперь выглядеть, меня так взволновал этот звонок. Надо же, сколько лет она обо мне не вспоминала, а теперь появляется в самый неподходящий момент, чтобы опять попросить денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56