Внезапно Поттер стал убегать, протискиваясь через толпу детей. Его сопровождающий бежал в другую сторону вокруг фонтана.
Шруилл рискнул бросить взгляд на Калапину, успев увидеть, что она подглядывает сквозь пальцы.
Пронзительный крик с экрана привлек его внимание, он снова уселся назад.
Сопровождающий Поттера стал существом, извергающим ужас, одежда с него упала, молочно-белый купол поднялся из груди и стал метать сверкающий свет.
Экран погас, снова ожил и показал сцену немного под другим углом.
Быстрый взгляд показал, что Калапина прекратила все притворство с закрытием глаз и внимательно смотрела на экран. Нурс тоже следил через плечо.
Еще одна вспышка огня прорвалась из фигуры на экран, снова экран потух.
– Это Киборг, – сказал Шруилл, – Знайте об этом, когда наблюдаете.
Снова ожил экран, теперь с другого угла, на этот раз высоко сверху. Действие в пласмелдовом каньоне сократилось до движения неясных фигур, но было не очень трудно найти центр насилия. Струи сверкающего огня прыгали вверх от бегущей фигуры на площади. Авиакары взрывались и разбивались в воздухе на куски.
Одна машина безопасности появилась позади Киборга. Пульсирующий луч различимого света появился из нее и пустил длинный след к стене здания. Киборг повернулся, поднял руку, из которой ослепляющий синий палец, казалось, вытягивался до бесконечности. Палец встретил нырнувшую машину, расщепил ее пополам. Одна половина ударилась в здание, отскочила рикошетом и влетела прямо в Киборга.
На площади появился шар желтого сияния. Через секунду оглушительный взрыв потряс сцену.
Шруилл взглянул вверх и увидел, что круг следящих сканеров исчез, каждый линзовый глаз горел красным цветом.
Калапина кашлянула, – Поттер вошел в это здание направо.
– Это все, что ты можешь сказать? – спросил Шруилл. Нурс повернул свой трон, взглянул на Шруилла.
– Разве было неинтересно? – спросил Шруилл.
– Интересно? – переспросил Нурс.
– Это называется военные действия, – сказал Шруилл. На экране снова появилось лицо Олгуда, смотрящее на них с завуалированной напряженностью.
«Естественно, ему любопытно увидеть нашу реакцию», – подумал Шруилл.
– Вы знаете о наших видах оружия, Макс? – спросил Шруилл.
– Я знаю ваши виды оружия, – сказал Олгуд, – Они полностью обеспечивают безопасность ваших личностей.
– Конечно, у нас есть виды оружия, – закричал Нурс, – Но почему должны мы… – Нурс, ты унижаешь себя, – сказала Калапина. Нурс снова опустился в трон, ладони его схватили ручки трона, – Унижаюсь!
– Давайте сделаем обзор этих новых событий, – сказал Шруилл, – Мы знали, что Киборги существуют. Они постоянно избегают нас. Таким образом, они контролируют каналы, дающие записи через компьютеры, и они пользуются сочувствием среди простых смертных. Таким образом, мы видим, у них есть Рука Действия, которые могут приносить в жертву… Я говорю, они могут пожертвовать одним членом для блага всех.
Нурс уставился на него, широко открыв глаза, впитывая его слова.
– И мы, – сказал Шруилл, – Мы уже забыли, что такое быть действительно жестоким.
– Фу-у-у! – рявкнул Нурс.
– Можно ли ранить человека с оружием, – сказал Шруилл, – Кто имеет ответственность: эта группа людей, оружие или те, кто размахивает им?
– Объяснитесь, – прошептала Калапина.
Шруилл указал на Олгуда на экране, – Существует наше оружие. Мы размахивали им бессчетное количество раз, пока оно не научилось размахивать само. Мы не забыли, как быть жестокими, мы просто забыли, что были жестокие.
– Какая чушь, – сказал Нурс.
– Посмотрите, – сказал Шруилл. Он указал вверх на следящие сканеры, все они снова ожили, – Вот мое свидетельство, – сказал Шруилл, – Когда еще так много следили за деятельностью в этом шаре?
Несколько огоньков замигали и погасли, но снова возвращались, когда в канал включались другие наблюдатели.
Олгуд, наблюдая с экрана, чувствовал себя просто полностью зачарованным. Острое ощущение в груди мешало ему глубоко дышать, но он не замечал этого. Оптимены наблюдали за насилием! После пожизненной игры эвфемизмами Олгуд считал, что это почти невозможно. Все произошло так быстро. Но ведь это были вечноживущие, люди, которые никогда не ошибаются. Что же проходит сейчас в их головах?
Шруилл, обычно молчаливый и наблюдательный, взглянул на Олгуда и сказал:
– Кто еще ускользнул от нас, Макс?
Олгуд почувствовал, что не может говорить.
– Дюраны пропали, – сказал Шруилл, – Свенгаард не найден. Кто еще?
– Никто, Шруилл. Никто.
– Мы хотим, чтобы их схватили, – сказал Шруилл.
– Конечно, Шруилл.
– Живыми, – сказала Калапина.
– Живыми, Калапина, – сказал Олгуд.
– Если это возможно, – сказал Шруилл. Олгуд кивнул:
– Повинуюсь, Шруилл.
– Ты можешь возвращаться на работу, – сказал Шруилл.
Экран потух.
Шруилл занялся приборами контроля на ручке трона.
– Что ты делаешь? – спросил Нурс и, услышав раздражение в собственном голосе, выразил ему презрение.
– Я вынимаю сенсоры, которые исключили насилие из нашего видения, за исключением оставленных данных, – сказал Шруилл, – Настало время, когда мы должны следовать реальности своей земли.
Нурс вздохнул:
– Если ты считаешь это необходимым.
– Я знаю, что это необходимо.
– Очень интересно, – сказала Калапина.
Нурс посмотрел на нее, – Что ты находишь интересного в этом бесстыдстве?
– Я чувствую приятное возбуждение, – сказала она, – Это очень интересно.
Нурс отвернулся от нее, посмотрел на Шруилла. Сейчас он определенно мог видеть, что на лице Шруилла было пятно на коже – около носа.

Глава 12

Для Свенгаарда, выросшего в мире приказов оптименов, мысль о том, что ОНИ уязвимы, пришла, как ересь. Он пытался выкинуть ее из головы и ушей. Быть уязвимым значит подвергаться опасности смерти. Только существа низшего порядка страдали от этого. Но не оптимены. Как могли ОНИ быть уязвимы?
Он знал хирурга, сидящего перед ним в тусклом свете, который просачивался через узкие щели в куполе потолка. Человеком этим был Тур Иган, один из хирургической элиты Централа, человек, которому доверялись самые тонкие генетико-медицинские проблемы.
Комната, которую они занимали, была тесным маленьким помещением, встроенным в промежутке между стенами шапки воздушной системы, обслуживающей подземные «муравейники» комплекса каскадов. Свенгаард сидел в удобном кресле, но руки и ноги его были связаны. Другие люди, которые заполняли это пространство, были позади небольшого стола, где сидел Иган. У людей были странного вида пакеты. По большей части они игнорировали Игана и его спутника.
Свенгаард изучал темные, напряженные черты лица хирурга Централа. Углубленные линии на лице человека выдавали начало ферментного разбалансирования. Он начинал стареть. Но глаза были синевы летнего неба и еще молодые.
– Вы должны выбрать на чьей вы стороне, – сказал ему Иган.
Свенгаард позволил себе немного отвлечься и осмотреться. Прошел человек, несущий золотистый металлический шар. Из одного кармана у него высовывалась короткая серебряная цепочка, на которой болтался знак селекционера в виде лингама.
– Вы должны ответить, – сказал Иган.
Свенгаард посмотрел на стену рядом с собой – пласмелд, неизбежный пласмелд. Во всем пространстве чувствовалось зловоние дезинфицирующих средств и парниковый эффект использования средств очистки воздуха.
Люди продолжали проходить. Одинаковость их одежды начинала давить на Свенгаарда. Кто эти люди? То, что они члены подпольного Центра Родителей, было очевидным. Но кто они такие?
Женщина коснулась его, проталкиваясь мимо. Свенгаард посмотрел на белозубую улыбку на черном лице, узнал в женщине тип Зиков, лицо, похожее на Поттера, но кожа темнее… ошибка хирурга. На правом запястье ее был браслет из человеческих волос. Волосы были белые. Свенгаард упорно смотрел на браслет, пока женщина не скрылась из вида за углом комнаты.
– Сейчас это открытая борьба, – сказал Иган, – Вы должны верить мне. От этого зависит ваша собственная жизнь.
«Моя собственная жизнь?» – размышлял Свенгаард. Он попытался думать о своей собственной жизни, идентифицировать ее. У него была третичная жена, нечто чуть большее, чем любовница, женщина, как и он сам, на каждую просьбу которой к селекционеру о разрешении иметь детей она получала отрицательный ответ. Он попытался на мгновение вспомнить ее лицо, но не смог, оно затерялось в памяти о предыдущих женах и любовницах.
«Она не является моей жизнью, – думал он, – Кто моя жизнь?»
Он сознавал усталость, которая доходила до костей, и остатки воздействия наркотиков, которые использовали прошлым вечером его похитители. Он вспомнил руки, охватившие его, этот дикий взгляд на стену, которая не могла быть дверью, но была ею, освещенное пространство позади. И он вспомнил свое пробуждение здесь, а Иган сидел напротив него.
– Я ничего не скрыл, – сказал Иган, – Я все вам рассказал. Поттер едва успел скрыться, чтобы спасти свою жизнь. Уже вышел приказ, чтобы взять вас. Ваша компьютерная сестра мертва. Но умрут еще многие. ОНИ должны быть уверены, разве вы не понимаете? ОНИ не могут ничего предоставить случаю.
«Что такое моя жизнь?» – спросил себя Свенгаард, и он подумал сейчас о своей удобной квартире, старинных предметах, предметах для развлечения, справочной литературе, друзьях, об обычных гарантиях безопасности своего положения.
– Но куда я пойду? – спросил Свенгаард.
– Место уже подготовлено.
– Но от них не найти безопасного места, – сказал Свенгаард. Произнося эту фразу, он впервые в жизни ощутил всю глубину собственной неприязни к оптименам.
– Есть много безопасных мест, – сказал Иган, – ОНИ просто притворяются, что у них сверхчувствительное восприятие. А истинные их способности заключены в машинах и приборах, а также секретной службе наблюдения. Но машины и инструменты могут быть использованы в других целях. А чтобы осуществлять насилие, оптимены зависят от простых смертных людей.
Свенгаард потряс головой:
– Но ведь это все чушь.
– За исключением одного, – сказал Иган, – все они, как и мы – совершенно разные. Мы знаем это по опыту.
– Но зачем им надо делать все то, в чем вы их обвиняете?
– запротестовал Свенгаард, – Это же бессмысленно. ОНИ действительно добры к нам.
– Единственный их интерес состоит в сохранении себя, – сказал Иган, – Они ходят по скользкой дорожке. Пока не будет сколько-нибудь значительных изменений в условиях их жизни, они будут продолжать жить… неопределенно долго. Но как только существенные перемены вкрадутся в их жизнь, и они, как мы, будут подвержены капризам природы. Вы видите, что для них не может быть природы – живой природы, которую бы они не контролировали.
– Я не верю этому, – сказал Свенгаард, – ОНИ же, кто любит нас и заботится о нас. Посмотрите на все, что ОНИ сделали для нас.
– Я уже насмотрелся, – Иган тряхнул головой. Свенгаард был еще более пустоголовый, чем они ожидали. Он отгораживался от всех аргументов и придерживался старых догм.
– Вы хотите, чтобы ОНИ лишили нас эволюции, – сказал Иган.
Свенгаард уставился на него, – Чего?
– ОНИ сделали себя единственными свободными личностями в нашем мире, – сказал Иган, – Но личности не эволюционируют. Эволюционируют популяции, а не личности. У нас нет населения.
– Но народ… – Да, народ. Кому из нас дозволено иметь потомство? – Иган потряс головой, – Вы генный хирург, мужчина! Разве вы еще не опознали образец?
– Образец? Какой образец? Что вы этим хотите сказать!
– Свенгаард дернулся, чтобы встать со стула, ругнулся на то, что связан. Руки и ноги его онемели.
– Оптимены придерживаются одного кардинального правила в вопросах продолжения рода, – сказал Иган, – Возврат к нормативному среднему. Они допускают непреднамеренный обмен с нормативным средним фашизмом, чтобы подавлять развитие уникальных личностей. Такие несколько уникальных личностей, когда они встречаются, не имеют права иметь потомство.
Свенгаард тряхнул головой:
– Я не верю вам, – сказал он. Но он почувствовал начало сомнений. Взять хотя бы его самого – какую бы он жену себе ни выбирал, ему отказывали в праве на потомство. Он сам проверил генетические черты своих жен и видел сам, что мог бы получить жизнеспособный эмбрион, но оптимены сказали нет.
– Но вы же действительно верите мне, – сказал Иган.
– Но посмотрите, какую долгую жизнь ОНИ нам дают, – сказал Свенгаард, – Я могу рассчитывать почти на двести лет.
– Медицина дает это, не оптимены, – сказал Иган, – Тонко рассчитанные предписания ферментов – вот ключ. Это, плюс точно расписанная жизнь, в которой эмоциональные неприятности сведены к минимуму. Подобранные упражнения и диеты для ваших специфических нужд. Это можно было бы сделать почти для каждого.
– Неопределенная жизнь? – прошептал Свенгаард.
– Нет! Но долгая жизнь, намного дольше, чем мы получаем сейчас. Я сам собираюсь прожить четыреста лет – как и несколько моих современников. Почти четыреста прекрасных лет, – сказал он, вспоминая злобную фразу Калапины… и смешок Нурса.
– Четыреста – вы? – спросил Свенгаард.
– Я согласен, что это ничто по сравнению с их многими тысячами, – сказал Иган, – Но почти каждый мог бы иметь эти же самые годы, да только вот они не разрешают.
– Почему? – спросил Свенгаард.
– Таким путем они могут продлевать жизнь лишь немногим избранным, – сказал Иган, – награда за службу. Без этого правила у них не было бы монеты, чтобы купить нас. Вы знали об этом. Вы сами пытались продать себя им за свою жизнь.
Свенгаард посмотрел вниз на свои связанные руки. «И это моя жизнь? – удивлялся он, – Связанные руки? Кто купит мои связанные руки?»
– И вам следовало бы послушать, как хихикал Нурс над моими жалкими четырехстами годами, – сказал Иган.
– Нурс?
– Да, Нурс из Туеров. Нурс – циник, Нурс, которому уже более сорока тысяч лет. Почему, по-вашему, Нурс является циником? – спросил Иган, – Есть и постарше оптимены, намного старше. Большинство из них не циники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23