.. Тиксу сумел подавить ярость. Потому что его природная мягкость противоречила самоубийственному гневу. Кроме того, ярость могла помешать даже малейшим шансам на успех. Внутренний голос подсказывал ему, что Майтрелли поможет ему вырвать сиракузянку из когтей Глактуса и не стоило превращать его в своего врага. Более того, он старался не привлекать внимания таинственного типа, чье лицо закрывал светло-зеленый капюшон, и белых масок, возникавших в разных уголках зала.
Било Майтрелли наклонился к нему и прошептал:
– Ярость – плохой советник, мой юный друг! И перестань оглядываться! Здесь притивы ничего не могут нам сделать. Они выжидают. Им нужно знать имя покупателя. Ожидание – пока самое лучшее и для нас!
– Вы… вы знаете? – пробормотал Тиксу, пораженный проницательностью соплеменника.
Губы Майтрелли тронула холодная улыбка. В глазах вспыхнули насмешливые огоньки.
– Информаторы предупредили меня о притивах. Что касается твоей ярости, все написано на твоем лице. По нему так же легко читать, как в древних бумажных книгах! Рынок рабов кажется тебе чудовищным?.. А что здесь не чудовищно?
– Двести пятьдесят тысяч!
– Триста тысяч!
– Триста тридцать!
– Я помогу тебе ее получить, поскольку она тебе дорога! – продолжил франсао. – Но не только поэтому! Эта девушка представляет интерес для Каморры. Мне еще надо убедить остальных франсао, что она располагает ценными сведениями, необходимыми для нашего выживания. Иначе мне не простят нарушения фундаментального закона Каморры: никогда не завладевать силой человекотоваром, проданным на торгах. Я первый должен блюсти этот закон. Он обеспечивает надежность и вечность рынка рабов, а значит, надежность и вечность Каморры. В связи с этим грязная свинья Глактус должен навеки замолкнуть! Но заткнуть ему глотку будет нелегко. Его убийцы – выродки, затянутые в кожу и сталь, – дикие сумасшедшие звери!
Тиксу отвел взгляд. Било Майтрелли был прав: его окружала чудовищность. Он сам несколько мгновений назад хотел обрушить огонь скорчера на франсао, а теперь, полный благоговения, испытывал облегчение. Он был готов расцеловать его от признательности, от счастья, ощущая эйфорию от того, что может рассчитывать на его поддержку. И разве это не была чудовищная реакция?
– Есть не только люди Глактуса, – быстро заговорил Тиксу, чтобы рассеять недоразумение. – Есть люди в белых масках и зеленый капюшон… Они тем более опасны, что, быть может, уже уловили ваши намерения…
– Ну что ж, прекрасный случай помериться силами с этими карнавальными масками и зеленым призраком. Узнать, какими средствами они располагают! – почти обреченно вздохнул франсао.
– Пятьсот тысяч!
Торги продолжали всего два человека. Остальные в разочаровании отказались от схватки. Один из оставшихся был щекастым мужчиной, чей огромный живот прижимался к магнитному барьеру. Его розово-жемчужное пальто сверкало в огнях прожекторов. Высокая черная шапка, усыпанная геммами и соединенная с меховым воротником белой опталиевой цепью, подчеркивала злое выражение багрового перекошенного лица. Вокруг него теснилось с десяток бородатых светловолосых или рыжих гигантов с квадратными плечами, массивными шеями и затылками рогатых шакалов. На них были странные коричневые кольчуги с серебристыми звеньями.
– Не знаю, откуда этот годаппи! – шепнул Било. – Он впервые появился на рынке рабов. Его телохранители – алеманские германины. Полудикие звери с силой однорогого быка! Возможно, богач прибыл с Неоропы. Зортиас, пойди разузнай.
Располагавшийся позади франсао, прудж до сих пор сидел в полной неподвижности. Облако красноватых волос проплыло мимо желтой ограды стражей, обогнуло магнитный барьер, взрезало плотную толпу и растаяло во тьме потайной двери.
– Центр мемодисков Каморры, вероятно, содержит все сведения о новом клиенте, – добавил Майтрелли. – Второго покупателя я уже знаю…
На рынок рабов опустилась гнетущая тишина. Зрители присутствовали на дуэли. Разочарованные лица тех, кто выбыл из борьбы из-за отсутствия средств, поворачивались в сторону клетки, как бы желая обладать девушкой глазами. Эфемерная собственность, последняя, на которую они мощи рассчитывать, пока она окончательно не исчезнет из их алчущих душ.
– Семьсот двадцать!
Изумленная публика таращила глаза. До этих торгов она даже не представляла, что у простых смертных могут быть такие деньги. Зрители мысленно пытались пересчитать суммы на количество «порошка радости», но это было вне пределов их слабых арифметических познаний. Они плавали в виртуальном океане наркотика – именно таково было их представление о рае.
– Семьсот пятьдесят!
Нервозность Тиксу росла вместе с ценой. Внешнее спокойствие Майтрелли, вместо того чтобы разрядить напряжение, раздражало так, что он начал сомневаться в обещании франсао. Борясь с этим ощущением, размывавшим его хрупкое моральное равновесие, он сосредоточил внимание на втором участнике торгов, довольно молодом человеке в облегане с зеленым капюшоном, почти затерявшимся среди внушительного эскорта. На плечи его была накинута муаровая накидка. Бледное лицо резко контрастировало с черной тушью, которая подчеркивала глаза с кроваво-красным зрачком, придавая ему сходство с трупом.
– Из знати Чиина, отдаленной планеты, присоединившейся лет пятьдесят назад к Конфедерации Нафлина, а вернее, к тому, что от нее осталось… – уточнил Майтрелли. – Зовут Абер Мицо. Постоянно закупает товар на Красной Точке. Говорят, у него колоссальное состояние, и я верю этому, судя по горам денег, которые он оставляет здесь при каждом визите! Обладает особенностью, скажем, личным помешательством. Он – некрофил. Его увлекают лишь теплые ягодицы свеженьких мертвецов. Ничто другое его не возбуждает. Часто прибегает к нашим услугам…
– И вы… вы поставляете ему товар…
Ужаснувшийся Тиксу не сумел закончить вопрос. Разве не отвратительна греховная земля?
– Трупы?.. Конечно! Он платит наличными! И одновременно освобождает Красную Точку от кучи паразитов… Готов поспорить, что, покупая эту девушку, он получит удовольствие, задушив ее. Вполне способен позволить себе такой маленький каприз. Чииниты – очень странные люди!
– Восемьсот десять тысяч!
– Восемьсот пятьдесят!
Головы синхронно поворачивались то к одному, то к другому покупателю. Радость Глактуса сочилась через все поры его обвисшей кожи. Рекорд торгов был уже давно побит. А они еще не завершились. С деньгами, которые принесет ему это дельце, толстяк торговец сможет наконец реализовать свою мечту: собрать элитную армию, устранить франсао Каморры и безраздельно властвовать на Красной Точке.
Человек в розово-сером пальто был близок к капитуляции. Время его ответов удлинялось. Он поднимал руку и называл новую цифру после долгого раздумья. Он пытался загнать противника в тупик, но без прежнего воодушевления. А чиинит вскидывал руку без всякого колебания, словно безумная цена, которую он небрежно выкрикивал, была для него пустяком, шуткой, милым развлечением в хорошей компании.
Лучи прожекторов ушли с центральной сцены под недовольные, но быстро подавленные крики разочарования зрителей, лишенных возможности созерцать красоту продаваемой девушки. Их мощные лучи скрестились на двух соперниках, высветив белым овалом их эскорт среди окаменевшей толпы.
– Миллион единиц!
Толпа колыхнулась, словно море под шквалом ветра. Даже франсао, кроме Майтрелли, встали и поднялись на цыпочки, чтобы наблюдать за торгующимися.
Огромные капли пота стекали по перекошенному и бледному лицу человека в розово-сером плаще. Они выдавали невероятные переживания и напряжение. Его рука медленно поднялась над черной шапочкой.
– Миллион сто тысяч! – с трудом выговорил он.
Бесстрастная рука чиинита пробила световой занавес. Тишину разорвал блеющий голосок:
– Миллион двести тысяч!
Его противник печально глянул на девушку и покачал головой, отказываясь от дальнейшей борьбы.
– Никаких сожалений? – спросил комиссар. – Один… Действительно не жалеете? Два… Три! Продано! Конец торгов!
Опталиевый молоточек три раза ударил по пульту. Раздались жидкие аплодисменты, прожектора погасли, настенные лампы налились грязноватым светом. Толпа, подталкиваемая стражей рынка, сгрудилась у центральных ворот, чьи створки медленно раздвигались.
Вокруг центральной арены образовался ров с металлическими стенками, и она буквально провалилась в подвал рынка. Исчезли крышки клеток, и гигантская створка накрыла провал. Глактус встал, поклонился некоторым франсао и удалился, покачиваясь из стороны в сторону.
– Он заранее знал, кто станет покупателем! – сказал Майтрелли. – Поскольку не принял обычных предосторожностей. Никаких банковских отпечатков, никакого залога. Все было решено заранее. Единственным неизвестным была сумма торгов. Теперь нам пора действовать. Зортиас ждет нас у аэрокара. Я знаю, где будет происходить обмен. Мы немедленно отправимся туда и подготовим встречу этим двум ошибкам природы! В этой толчее наш уход никто не заметит.
В сопровождении двадцати охранников в желтой форме франсао и Тиксу прошли через разрозненную толпу. Как и предвидел Майтрелли, никто не обратил на них внимания. Но в момент, когда они ныряли в проход галереи, позади них возник человек и схватил франсао за плечо. Тот обернулся, положив руку на карманный скорчер.
И расслабился, узнав Донку, приятеля-франсао, старика, которому было более ста тридцати стандартных лет, выдающийся возраст для одного из руководителей Каморры. Они редко доживали до ста лет. И обычно становились жертвами покушения, наследственной войны, затеянной одним из их помощников, или от преждевременного износа нервной системы. Фон Донку, одетый в традиционную тогу винного цвета, в шляпе, выдававшей его дельфское происхождение, хорошо знал Сифа Керуака, наставника Било Майтрелли. Это был патриарх с пергаментным лицом, редкими белыми волосами, торчавшими на черепе, усеянном коричневыми пятнами. У него были черные пламенные глаза и тонкогубый рот. Рука, настоящая лапа с когтями, разжалась, и взгляд старика вонзился в глаза Майтрелли.
– Било, твои намерения действительно представляют интерес для Каморры? – спросил он резким голосом.
Вопрос Фон Донку не застал врасплох оранжанина. У старого франсао была лучшая сеть информаторов. У него были глаза и уши повсюду.
– То, что я собираюсь сделать, я делаю для себя, – спокойно ответил Майтрелли. – А значит, и в интересах Каморры. У нас общие интересы и задачи.
– Я никогда не сомневался в этом, Било. Но ты будешь один. Мы не можем открыто поддерживать тебя в операции, нарушающей наши законы. Если ты не устранишь эту свинью Глактуса, никто больше не решится действовать против него. И он постарается торговать без посредников. Иными словами, перестанет платить дань Каморре. Тебя придется устранить, чтобы попытаться вернуть его на верный путь.
Старик крепко сжал руку Майтрелли и окинул его любовным взглядом.
– Не упусти его, Било! Я всегда мечтал продырявить ему брюхо, но так и не перешел к решительным действиям. Опасайся его охраны. Пусть твои люди целятся поточнее. Этих зловонных чудовищ надо поражать с первого выстрела… Раны только придают им ярости!
Фон Донку поклонился и растворился в толпе.

Внутренность клетки вновь погрузилась в зеленоватый полумрак. Разгоряченная лихорадкой, Афикит пыталась хоть как-то привести в порядок разрозненные мысли. Непрерывная истощающая борьба на грани отчаяния и надежды, отказа и желания, жизни и смерти.
Люди толстого торговца охраняли ее с таким рвением, что никто не мог вызволить ее из этого кошмара. Ни друзья, чьи эмоции она уловила в толпе, ни мелкий служащий агентства с Двусезонья, чья робкая улыбка свидетельствовала скорее о бессилии, чем о надежде на спасение. Даже при помощи могущественного человека, сидевшего рядом с ним…
Астрономическая сумма, заплаченная за нее, не улучшала положения Афикит. Наоборот, она удвоила бдительность стражей. Ей не удалось разглядеть лица покупателя. Она только заметила светло-зеленое пятно, размытое лучом прожектора. Но интуиция подсказывала ей, что не стоит ждать сострадания и милости от этого человека. Клетка, подготовленная для нее, вряд ли была предпочтительнее той, в которой она сидела сейчас и которая плавно скользила, как бы подталкиваемая невидимым руками, по водорельсам, уложенным на полу.
Афикит слышала лишь плеск воды и глухие голоса, которые становились шепотом после прохождения через акустические фильтры стенок. По лбу и щекам стекали ручейки пота, все ее тело пропитала отвратительная влага, нарушение восприятия создавало впечатление, что она бодрствует в собственном сне, где формы, цвета и звуки растягивались до бесконечности, пока не сливались в одно целое. Осталось только четкое ощущение микроскопической жизни, бурлившей в ее венах и подтачивающей нервную систему.
Давление воздуха постепенно снижалось. Она смогла сесть и привалиться к эластичной стенке. Подумала об отце. Она злилась на отца, что он передал ей звук жизни, антру. Словно Шри Алексу, индисский наставник, ее отец, предвидел трудности и хотел заставить жить. Она жила, но какой ценой!.. Отец, об этом ли вы думали? Знали ли вы, что вашу дочь превратят в рабыню, низшее существо, накачанное наркотиком, которую берут и бросают по мимолетному настроению? Моя жизнь?.. Убаюканная равномерным хлюпаньем водорельсов, она незаметно для себя уснула.

Кабина неслась по туннелю. На стекла попадали брызги с водорельсов. Чрево города было прошито подземными проходами, словно поселение возводилось над гигантским термитником. Тиксу подумал, что, наверное, надо обладать невероятно развитым чувством ориентации, чтобы не заблудиться в этом лабиринте, в этом пересечении мрачных галерей, которые, казалось, уходили к центру планеты.
Они выкатились на стоянку аэрокара, овального летательного аппарата с раздутыми прозрачными боками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74