— Я старался поправить положение. Ничего не изменится от того, что мы будем обвинять Алию. Бенджамин пишет, что Наваро ненавидит свою индейскую кровь. Мы все должны сделать для того, чтобы он гордился ею.
Она робко улыбнулась и погладила его по заросшей золотистой щетиной щеке.
— Он будет гордиться тобой. А Гуаканагари убедит его, что тайно прекрасный и благородный народ.
Марсель. Октябрь 1524 года
Мириам в задумчивости сидела перед зеркалом в своих комнатах, от бессонных ночей вокруг глаз появились черные круги. Каждую ночь она мысленно переносилась в ту темную затхлую комнату, где она оставила невинность… и свою душу.
— Я не могу не думать о нем. В нем воплотился сам дьявол. Никогда больше не стану издеваться над христианами и их страхом перед демонами, — раздался ее шепот в пустой комнате. — Никогда мне уже не придется думать о том, чтобы поразить воображение мужчины, — горько сказала она, еще раз бросив взгляд на свое отражение. Ее честь поругана, она никогда не выйдет замуж. Если Иуда попытается заставить ее вступить в брак с Дюбэ… Она содрогнулась только при мысли о том, что ей придется оставить дом своего отца, тем более — выйти за Ришара, лучше уж жить на ту небольшую плату, которую она получает от пациентов.
Она положила небольшой сосуд с настоем чемерицы в сумку. Сегодня ей предстояло отправиться за город, чтобы навестить пациентку по имени Софи Мирей.
Вилла Мирей располагалась на крутом склоне, у моря. Скрюченные от ветра сосны цепко держались за края обрыва. А внизу, у их грубых корней, пенилось море.
Был погожий ясный день, солнечные лучи озаряли воды залива. В другое время она наслаждалась бы этой идиллической картиной, обдумывая предстоящие дела и решая, какие пропитанные последними лучами осеннего солнца травы еще собрать за городом. Но сегодня она рассеянно смотрела на красоту терзаемого ветром залива. Никогда еще будущее не представлялось ей в столь мрачном свете.
Софи, как всегда, с Мириам ныла, была резка и требовала повышенного к себе внимания. С каждой неделей она выглядела все хуже, кожа становилась все более прозрачной и сухой, кости — более хрупкими.
— Вы хотите попробовать на мне новое зелье? Что это за дрянь? — спросила она раздраженно, когда Мириам, растворив чемерицу в воде, подала ей. Голос Софи дребезжал, искривленные пальцы теребили край плюшевого ковра, покрывающего римский диван.
— Это питье очищает кровь, — объяснила Мириам, хоть и знала, что старая карга игнорирует ее советы. Думая о том, как ее пациентка постарела за время осады, Мириам решила, что ей осталось жить не более трех-четырех лет!
— Отвратительное пойло, — прошипела Софи, с гримасой омерзения сделав один глоток. — Это яд, говорю вам.
— Я объясню вашей горничной, как это лекарство готовится. Вам необходимо выпивать по чашке каждый день и есть то, что я прописываю, — не обращая внимания на ее капризные замечания, заключила Мириам, после чего сразу же попрощалась, сдерживая гнев.
Но стоило ей выйти за порог, по всему дому раздался гневный крик Софи:
— Иудейская колдунья! Я знаю, ты хочешь отравить меня! Да, отравить, потому что я — добрая христианка! — Вот уж действительно добрая христианка, — бормотала Мириам, припоминая истории о ее многочисленных любовниках.
Почти в течение десяти лет она платила молодым мужчинам, чтобы те делили с ней ложе. Мириам не отреагировала на враждебный взгляд Жерве, слуги Софи, который, как она предполагала, потчевал старую женщину вином и сладостями, чтобы ускорить ее смерть. Неужели он надеялся получить часть наследства бездетной вдовы?
Жан, старший конюх, послал одного из мальчиков за ее слугами.
— Вы должны быть более почтительны с мадам, — сказал он неприязненно, когда они остались одни. Когда-то он пытался приударить за ней, за что поплатился. Скальпелем Мириам умело полоснула по его руке, умерив мгновенно любовный пыл.
Только он произнес последнее слово, как в дверях показался Жерве и две поварихи. Те начали придираться к ней, явно желая разжечь мужчин. Их злоба выливалась в гнусную брань, а вина ее заключалась лишь в происхождении.
— Убирайся и больше не приходи сюда. Мы найдем лекаря — христианина, который будет лечить мадам, а не мучить ее, — задыхаясь от злости, прошипел Жерве.
— Если он сможет вылечить ее от старости и полноты, я хочу встретиться с ним, — холодно сказала Мириам, высматривая своих слуг с лошадьми. Со всех сторон собирались работники, довольные выпавшей возможностью передохнуть и взглянуть на странное создание — женщину-лекаря, да в придачу еще и иудейку.
— Ваши слуги не придут, ваша милость, — с лукавой усмешкой сказал один из конюхов. Это был громадный детина с черными гнилыми зубами. Он переглянулся с Джоном, и от этих взглядов по спине Мириам пробежал неприятный холодок.
Она стояла спокойно и старалась не показать, что боится. «Если я побегу или позову на помощь, они набросятся на меня, как свора охотничьих собак на раненую дичь», — промелькнула мысль.
— Очень глупо с вашей стороны обижать моих людей, — вслух сказала Мириам.
— Мы не сильно их обидели, только маленько оглушили.
— Мой отец состоит в очень хороших отношениях с членами городского совета. Вас сурово накажут, если вы причините мне вред, — продолжала Мириам, надеясь, вопреки всему, на их здравый смысл.
Но Джон и Жерве давно держали зло на нее. Она видела, как они разговаривали между собой на прошлой неделе, когда пришли с просьбой от Софи навестить ее. Сейчас она была здесь одна. «Идиотка, какая же я идиотка, что пришла сюда!»
Глава 8
Уже больше часа скакал Риго по скалистой дороге, удаляясь от города. Он вновь наслаждался свободой, своими силами, хорошим конем. Наконец-то он чувствовал себя здоровым и достаточно окрепшим, чтобы отправиться в Италию.
Вдали виднелась сверкающая в солнечных лучах береговая линия, там и здесь утыканная виллами богатых Марсельцев. Вдруг он услышал рокот толпы. Развернув вороного, Риго поскакал на знакомый ему шум.
Поднявшись на пологий холм, он увидел группу людей: мужчин и нескольких женщин в грубой рабочей одежде, окруживших одинокую фигуру. Они кричали, размахивая кулаками и вилами. Он услышал слова «ведьма» и «шлюха», а потом — «иудейка»! Риго пустил коня галопом, узнав высокую худую фигуру и отливавшие бронзой волосы. Мириам! Что, ради всех святых, она делает здесь одна, среди этого сброда?
Мириам, окруженная людьми, пыталась расстегнуть свою сумку с инструментами и достать скальпель. Заметив, что она задумала, Джон грубо вырвал кожаную сумку у нее из рук и бросил Жерве.
— Нет, теперь это у тебя не выйдет. Сейчас эти ножи тебе ни к чему, иудейка! — усмехнулся он.
— Грязная убийца, язычница! — Две женщины осыпали ее ругательствами, грозя костром, мужчины же больше были возмущены тем, что она занималась мужским делом.
Мириам ударила Жерве локтем в ребра — тот от боли разжал объятия. Тогда Джон схватил ее за волосы и дернул вниз. Крик боли сорвался с ее губ. Она повернулась и, когда он схватил ее за талию и зажал рот рукой, изо всех сил ударила его в голень башмаком для верховой езды.
Он ударил ее, вокруг раздавались голоса зрителей, предупреждавших его о ее колдовской силе. И в это время топот копыт заставил толпу расступиться. Женщины закричали, мужчины разразились проклятьями, увидев черного всадника на огромном вороном коне, который надвигался прямо на них.
— Это сам сатана! — завопила кухарка, обмерев от страха.
Один из конюхов поднял вилы, Риго ударил его по руке и наотмашь хлестнул плеткой крестьянина, вооруженного ножом. Его клинок мелькал направо и налево, отчего толпа начала быстро рассеиваться. Риго пытался разглядеть, что с Мириам, которая все еще боролась с разозленным конюхом.
— Отпусти меня, сумасшедший, или он снесет твою голову с плеч, — шипела она. Джон пытался прикрыться ею, как щитом, от надвигающегося всадника. Мириам поняла, что он пытается затащить ее в здание, где Риго было бы труднее защитить ее.
Внезапно Джон почувствовал, что женщина безвольно повисла на его руках. От неожиданной тяжести он потерял равновесие. На одно только мгновение он разжал руки, выпустив Мирлам, и Риго ударил его мечом в грудь.
Свободной рукой он подхватил Мириам и подсадил в седло. Никто не пытался остановить их, когда они помчались вниз по склону к дороге, ведущей в город.
Через некоторое время Риго решил передохнуть, поскольку заметил, что Мириам буквально трясет лихорадка от перенесенного стресса.
— Никто не преследует нас. Кажется, мы уже в безопасности, — спокойно сказал он, осаждая коня.
Она вздрогнула, сообразив, как близко он от нее. Риго обнимал Мириам за талию, спрятав лицо у нее на шее. Он был одет, как обычно, в черное. Освобождаясь из его объятий, она выпрямилась и отбросила с лица растрепанные волосы.
— Я так благодарна вам, дон Родриго, — сказала она сдержанно.
Он недовольно посмотрел на нее, заметив, что она очень бледна, но вполне владеет собой.
— Неужели вас невозможно вывести из себя больше, чем на мгновение? Вас чуть не убили эти мерзавцы. Что, ради всего святого, делали вы за городом, да еще одна?
— Я была в сопровождении двух слуг, во-первых, а во-вторых, я навещала свою пациентку — госпожу этих дикарей.
— Вы что залечили ее до смерти? Почему эти люди пытались разорвать вас на куски? У Мириам внутри закипал гнев.
— Нет, просто я — иудейка, да еще женщина, осмелившаяся заниматься врачеванием. Мадам Мирей осыпает меня проклятьями, как только я переступаю порог ее дома. Что уж ждать от этих грубых и неграмотных людей.
— Женщинам не стоит покидать городские стены без надежной охраны.
— Неужели вы ничего не понимаете? Я могу попасть в такую же историю и на улицах Марселя — и если, как вы говорите, женщина не должна ходить без охраны, то, уверяю вас, и на моего отца, и на вашего дядю может напасть вооружившаяся камнями толпа. Мы иудеи, испанец! Вот почему нас преследуют. Я не могу все время сидеть дома, трясясь от страха, и позволять голодранцам вроде этих господствовать на улице.
Риго чувствовал, как из глубин ее души вырывался гнев, безысходность и горечь, и он понимал ее. Он всю жизнь прожил с такой же горечью в сердце. С его губ сорвался безрадостный смех.
— Теперь и мне тоже придется нести проклятье вашей крови, словно моего темного индейского лица было недостаточно!
— Да вы еще и оделись так, словно хотели сделать свой образ еще более мрачным, — с ног до головы в черном, да еще на вороном скакуне, — сущий дьявол. Вам, очевидно, понравилось представление. Вы ведь любите убивать, дон Родриго? — В ее голосе больше не было и следа гнева. Но она тоже чувствовала тягостную боль.
— Я выбрал то, что мне по душе. И, надо заметить, я хорошо делаю свое дело, — ответил он, защищаясь.
— Теперь вам больше ни к чему зарабатывать на жизнь мечом, даже если вы решите вернуться в Италию вместо того, чтобы отправиться в путешествие вместе с Бенджамином. — Несколько дней назад она слышала разговор Исаака и Иуды, и боялась, что братья рассорятся из-за нее.
— Я не хочу встречаться со своим отцом и никогда не стану комнатной собачкой богача, — зло ответил он.
Некоторое время они ехали в молчании, каждый погруженный в свои горькие думы.
Увидев издали разрушенные артиллерийским огнем городские стены, Риго свернул с дороги к сосновому бору. Они спешились у небольшого ручья на поляне.
— Наверное, вы не хотите вернуться домой такой растрепанной, — сказал он, соскакивая с коня и помогая сойти ей.
Она сжалась, когда он без видимых усилий поднял ее и поставил на землю прямо перед собой. Прикосновение его рук слишком живо напомнило ей ту роковую ночь, которая изменила всю ее жизнь.
Риго чувствовал ее беспокойство и не хотел показывать, как сильно в нем желание. После той ночи он не отвечал на послания Патрис. Теперь он пожалел об этом.
— Я не стану насиловать вас, миледи, — мягко сказал он.
— Я не боюсь вас, дон Родриго, — ответила она, солгав и зная, что он видит ее ложь.
В страшном смятении она пошла к воде. Он смотрел ей вслед, любуясь ее прямой осанкой. На ней было снова очень простое платье для работы — зеленое, с большим вырезом. Мягкая хлопковая ткань обвила на ветру ее длинные ноги, чудные волосы развевались за спиной. Ему непереносимо захотелось спрятать в них лицо и руки, вдохнуть ее аромат, прикоснуться к нежной как шелк коже. Проклиная свою слабость, он пошел за ней.
Мириам опустилась на колени возле ручья, сполоснула лицо холодной чистой водой, вытерла лицо и руки рубашкой и принялась распутывать волосы, которые на ветру не слушались.
— В хижине можно укрыться от ветра. — Его голос был полон благоразумия.
«Голос безумия», — отметила про себя Мириам, но послушно встала и пошла за ним, молча позволив взять себя за руку. Едва переступив порог, он развернулся и потянулся к ее волосам.
— Здесь вырван целый клок. Позволь мне распутать, тихо сказал он.
Мириам чувствовала себя, как кролик перед удавом. Стараясь отвлечься от того, что происходит, она спросила:
— Почему вы сами оказались так далеко от города? И откуда вы знаете, что здесь ручей и хижина? «Другое место встреч с Патрис Феррье?»
— Всю прошлую неделю я ездил на лошадях Торресов, решая, которую купить. Что касается того места, — он пожал плечами, — вчера я случайно наткнулся на него.
— Как скоро вы отбываете в Италию? — спросила она, когда он закончил распутывать волосы, проводя по ним пальцами на манер расчески, стараясь более-менее красиво уложить их по плечам.
— Пожалуйста, Риго, не…
— А, уже снова Риго, не дон Родриго. Вы уже потеплели, Мириам?
— Нет!
Он стоял напротив нее, положив тонкую загорелую руку ей на плечо.
— Ложь, — прошептал Риго.
— Встречайся со своей шлюхой Патрис. Я не хочу видеть тебя. Ты уже и так сломал всю мою жизнь.
— А что вы сделали с моей? — грозно спросил он и приподнял ее голову, заставляя смотреть себе прямо в глаза. — Я предал своего собственного брата, но и теперь я сгораю от желания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47