Кирьяк сам в свое время подсказал ей мысль о переселении…

Кирьяк глубоко вздохнул и, потроша рыбу, сказал:
– У тебя тоже жизнь-то не медовая… А Микешка – казачок башковитый, характерный, да и сирота кругом, как и ты. Держись за него. Может, хоть вы счастливые будете. А я помогу… Захочу, все смогу сделать.
– А что вы, дядя Кирьяк, можете сделать? – тихо спросила Даша.
– Совет могу дать дельный, да и деньжатами малость помогу на первое обзаведение. Микешка-то рассказывал мне про свою мать и про жизнь ее. У меня волосы под фуражкой шевелились, когда он рассказывал. Долю свою нашли в любови, в земле – самородок, а их тово… Ну, да чего там вспоминать, душу твою тревожить.
– Спасибо, дядя Кирьяк, – прижимая мокрый платок к голове, по-прежнему тихо проговорила Даша. Она тоже знала про трагическую судьбу Микешкиной матери Ульяны. Какая же ее-то будет судьба? Вспомнила Микешку, его живые, зоркие глаза. Они у него всегда как-то особенно меняются и живут то гневом, то радостью, то грустью, то скрытым лукавством. Даша приучила его книжки читать. Теперь он одного дня не может прожить без книжки. Прочитает, а потом наизусть рассказывает. Хорошо его слушать…
Кирьяк, сердито посапывая, продолжал чистить рыбу.
– А вы очень любите Зинаиду Петровну? – вдруг спросила Даша и смутилась. Желая поправить неловкость, добавила: – Я ведь все знаю, все…
– А коли знаешь, так и спрашивать нечего, – грубо ответил он.
Над рыбьими потрохами гудели слепни и крупные зеленые мухи. Кирьяк отмахивался от них; с зажатым в кулаке ножом, покрякивая, возился с окунями. Даша смущенно молчала, посматривая на медленно текущую воду, прислушиваясь к отдаленному шуму речного переката…
Вскоре Зинаида Петровна вместе со всей компанией ела уху, хвалила Кирьяка, пила вино, говорила о проекте Шпака, поднимала бокалы за его здоровье. Шпак благодарил и торопил Ивана Александровича поскорее приступить к строительству.
На уральские заводы, в Москву и в Петербург поехали степановские агенты по заказам и закупке материалов и оборудования. Где-то по Каме и в верховьях Урала уже шел для прииска лес. С каждым днем требовалось все больше и больше денег. При посредничестве Шпака банки всюду открывали неограниченные кредиты, отсчитывая на счета Степановых огромные коммерческие проценты…
Читая письма Шпака, Хевурд и американский инженер Горслей потирали руки, стараясь всюду побыстрее продвинуть шиханские заказы. Колесо закрутилось полным ходом.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Тем временем Тарас Маркелович вместе с Микешкой находился в городе Зарецке. С утра он условился с Буяновым встретиться за ужином в номерах Коробкова, чтобы окончательно договориться о злосчастном буяновском инвентаре и материалах. Родион рассказал Суханову о своем тяжелом положении, сообщил о хлебной торговле, о взвинченных Хевурдом ценах и посоветовал Тарасу Маркеловичу закупить для приисков большую партию хлеба.
День был базарный. Суханов с Микешкой поехали на Зарецкое торжище, чтобы понаблюдать за торговлей хлебом. Через толпу они добрались до хлебных рядов. Привоз был небольшой. Бойкая торговля шла только в купеческих лабазах. У казенных весов не было почти никого. Несколько мастеровых и женщин-домохозяек стояли у воза и яростно спорили с его владельцем – казаком.
– Креста на тебе нет, леший бородатый! – тряся пестрым мешком, кричала молодая, с измученным лицом женщина в люстриновом сарафане. – Целую гривну на пуд накинул! Окстись!
– Ты, баба, не ори эдак! Не берешь, не надо! Не неволю! – отругивался Спиридон Лучевников, словно нехотя пережевывая белый пшеничный калач. Тут же лежала привязанная к оглобле пара сытых, красной масти, большерогих волов.
– Сам-то лопаешь, как энтой пестрый бык! А у меня, может, той гривны-то, что ты накинул, нетути! А ребятишки хлебушка просят. Понимаешь, борода?
– Так его, тетка, так! Жарь! Вовсю! Совести нету! – поддакивали мастеровые.
– Сам-то крупитчатый жрет! А на базар размол припер и гривенник накинул! Мироед!
– А ну, брысь! Тряпишники! – заорал озлившийся Спиридон. С самого утра он не продал ни одного пуда. Видя, что муки на базаре мало, запрашивал цену, как у лабазников-спекулянтов, и до обалдения торговался за каждую копейку. – Брысь, говорю! Отойди, кто покупать не хочет! Отхлынь! А то…
Спиридон, торопливо дожевывая калач, схватил кнут и взмахнул им. Народ попятился, но ругань посыпалась еще злее и обиднее.
Круторогий, с белым на лбу пятном бык, тяжело вздохнув, медленно поднялся и замахал изгаженным хвостом.
– Смотри, дядя Тарас! Это наш шихановский живоглот Спиридон сюда торговать приперся. Сейчас будет комедь…
Микешка озорно засмеялся, приложив палец к губам, звонко, по-шмелипому запел:
– Б-з! Б-з!
Наступила страшная для скота пора летнего овода, и бывший пастух решил сыграть с ненавистным ему Спиридоном коварную шутку…
Белолобый бык сначала яростно засопел, крутнул длинным хвостом и боднул головой. Тут же вскочил и второй. Дальше все совершилось в один миг. Животные рванулись, с треском дернули оглоблю, подвернув передние колеса, опрокинули воз на землю.
Ошалевший Спиридон упал вместе с мешками и забарахтался под возом. А волы, испуганные громкоголосым хохотом толпы, задрав хвосты, помчались к реке. В такую минуту их не могла остановить никакая сила.
Поворчав на кучера, Тарас Маркелович отошел в сторону. Раздумывая о резком повышении цен на хлеб, что-то соображал и прикидывал. Оглянувшись, Суханов увидел, как высокий мужчина, в шляпе и роговых очках, жал Микешке руку.
– Дядя Василий! – тиская человека за широкие плечи, кричал Микешка, а тот, сняв шляпу, радостно улыбался.
«Вот у Микешки знакомый оказался, – подходя поближе подумал Тарас Маркелович. – Что за дядя такой… А ведь говорил, что никого нету, ни родных, ни знакомых», – продолжал думать Суханов. Он уже успел привыкнуть к Микешке и полюбить его за гордый характер и за быструю смекалку. Видя, что Шпак обижает парня напрасно, он заступился тогда за него и взял к себе кучером. Честный доверенный человек был ему нужен позарез. Микешка и сам быстро привязался к старику. Он охотно ездил с ним на паре породистых коней, купленных Митькой у Печенеговой за большие деньги…
– Как же это мы так-то встретились? Дядя Василий, я бы вас ни за что не узнал! Вы на барина стали похожи, ей-богу!
– А чем же я не барин? – ответил Василий. Серые глаза его улыбались ласково, с загадочной добродушной иронией.
– Я вот на господскую службу перешел, только никак не привыкну. Из пастухов-то меня взашей прогнали, да еще в Сибирь атаман грозился сослать… В этапной маленько подержали, бока помяли… Но я тоже в долгу не остался, – проговорил Микешка с веселой беспечностью. – У нас там, дядя Василий, такие дела закрутились. Золото открыли! Степановы несусветными богачами стали.
– Слыхал, слыхал! Расскажи-ка про все, – беря Микешку под руку, с явной заинтересованностью сказал Василий.
Микешка коротко рассказал ему обо всем, что произошло после его отъезда в станице Шиханской. Оказалось, что Василий уже многое знал. Сейчас он собирался поехать на Синешиханский прииск и устроиться там на работу.
– Это, дядя Василий, вы верно надумали! Там работы завались. Я с управляющим приехал, вон стоит, меня дожидается, – показывая на Суханова, сказал Микешка.
– Ты только обо мне, Микешка, много-то не рассказывай, – предупредил Василий, посматривая на подходившего Тараса Маркеловича.
– Ни боже мой! Только я вам скажу, что старик он сурьезный, справедливый; ей-богу, дядя Василий. Нравится он мне, и рабочие его любят, на наш прииск валом валят.
– Я тебе верю, но все же… А я вот служу у госпожи Барышниковой! – громко заговорил Василий. – Уж такая, брат, любопытная барынька, поискать!
Уловив краем уха фамилию Барышниковой, Тарас Маркелович остановился.
– То-то я смотрю, вы барином ходите. Не слыхал о такой…
Микешка пожал плечами. В нем еще не утихло возбуждение от этой радостной встречи. Прошлая их встреча в тугае и разговоры, которые они там вели, крепко запомнились Микешке.
– Не слыхал, говоришь? Ну, значит, еще услышишь. Госпожа Барышникова – это, брат, чудо из чудес! – добродушно посмеиваясь, сказал Василий.
– Тогда покажите!
– Непременно покажу!
Оба весело и задорно рассмеялись.
Суханов много знал о делах Барышниковой. То, что этот человек работал у нее, показалось Тарасу Маркеловичу достаточным основанием, чтобы и о нем думать плохо. «Легкий человек», – охарактеризовал он про себя Кондрашова.
– Извините, конешно… Нам, Микешка, пора, – проговорил Тарас Маркелович по-хозяйски сурово. Потом добавил мягче: – Так, значит, у Пелагеи Даниловны проживаете? Я имею честь быть с ней знакомым.
– Временно работаю в ее конторе по счетной части, – ответил Василий. Он вспомнил, как этот суровый старик заходил к его хозяйке, выбранил ее за тухлую рыбу, не стесняясь в выражениях, и довел барыню до истерики.
– Ага, по счетной части… Да-с! Так говорите: чудо-юдо рыба кит! – заметил Суханов, с неприязнью поглядывая на Василия.
– Нет, с китом сравнивать ее нельзя. Это просто староватая, ленивая щука, все подряд глотает. Пальца в рот не клади, – проговорил Кондрашов. Старик ему понравился.
– Знаем все ее делишки, – ответил Суханов.
– Вот и отлично. Разрешите познакомиться, господин Суханов. Мы ведь тоже о вас кое-что слышали, – подавая руку, сказал Василий, улыбаясь.
– Что же тут знакомиться? Все равно покупать рыбу у твоей хозяйки больше не буду.
– Может, пригодимся друг другу?
– Не знаю… А щука она зубастая, это ты верно сказал, – пожимая его руку, ответил Суханов.
– Да, да, именно зубастая, вроде того казака с быками, – засмеялся Василий.
– А вы видели? – озорно поблескивая темными глазами, спросил Микешка. – Это я ему подстроил… Эх, какого тигаля дали, только треск пошел!
– Ну и дурак. Связался! – сердито оборвал его Суханов. – Тут не смеяться надо, а плакать! Все лето дождей нет, цены на хлеб взвинтили, как бы голод не начался… Какой тут смех!
– Верно, – подтвердил Василий. – Народу трудновато приходится. Дело, конечно, не только в том казаке с быками. Тут есть и другие. Понаблюдайте, что делают горнозаводчики да разные иностранные компании, например «Инглиш компани». Их агенты скупают хлеб тысячами пудов у въезда в город, против рынка – пятаком выше. Поэтому и привозу мало. Потом перегоняют хлеб на спирт, в Сибирь его везут, спаивают народ, за бесценок скупают золото. Походите по трактирам, послушайте. Там под веселую руку много интересного говорят и купцы, и промышленники, и золотоискатели…
Попрощавшись с Сухановым, Василий отозвал Микешку в сторону, склонив голову, тихо спросил:
– Где можно старика увидеть? Переговорить надо.
– Сегодня с купцом Буяновым в трактире ужинать будут, – ответил Микешка.
– Приходи и ты туда. Может, хозяин не разрешит? Скажи, что я пригласил. Мы с ним договоримся. Придешь?
– Конечно, приду! Я сам себе хозяин! – задорно ответил Микешка.
Василий потрепал парня по плечу и скрылся в базарной толпе.
– Откуда ты знаешь этого человека? – спросил Тарас Маркелович Микешку, когда тот догнал его.
– А он нынешней весной у нас в станице жил. Это друг нашего писаря Важенина. Вместе на японской были, а потом он в ауле кумысом лечился. У Кодара жил. Я вам про него рассказывал. Хороший человек.
– Хороший человек у торговки Барышниковой служить не станет, – резко проговорил. Суханов.
– Это уж его дело. Узнаете его получше, другое скажете, – заявил Микешка.
Тарас Маркелович больше ни о чем не спрашивал. Опустив голову, задумавшись, шагал молча. Положение с хлебом взволновало его. Нужно было создавать запасы муки. Иначе все дело с приисками могло рухнуть. Наступил уже август, хлеба убирали, но местами и жать было нечего.
Решив выкупаться, Суханов и Микешка спустились к реке. Даже к вечеру было очень жарко. С юго-востока дул горячий ветер. На растущих вдоль улицы ветлах и акациях серым слоем лежала пыль. Река обмелела. На перекатах было но щиколотку. Возвратившись с пастбища, скот бегом кидался к реке, заходил на глубокие места, тяжело отдуваясь, ложился. Около тихого плеса, в тени осокорей, мельтешил полуголый народ. Визжа и плескаясь, у берегов играли дети.
После купанья Тарас Маркелович отослал Микешку на постоялый двор, а сам отправился в трактир.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

На прииске, куда собирался устроиться Кондрашов, его ожидала важная работа. На Синий Шихан потянулись массы изголодавшихся обездоленных людей.
Шел трудный для рабочего класса тысяча девятьсот одиннадцатый год. В тяжелых условиях столыпинской реакции большевики использовали все возможности для сохранения связи с массами, готовили народ к новому подъему революционного движения.
Василий Кондрашов окончательно оправился после болезни. Работа у Барышниковой его уже не устраивала.
Последнее время Василий усиленно старался пополнять свои знания по социально-экономическим вопросам. Еще будучи рабочим на брянском заводе Бромлея, он посещал вечернюю школу. Там он получил первоначальные знания по общеобразовательным вопросам. Впоследствии, в тюрьме и ссылке, он упорно изучал алгебру, геометрию, политическую экономию и бухгалтерию. В Зарецке вместе с группой ссыльных товарищей приступил к глубокому изучению знаменитого труда «Развитие капитализма в России». Этот труд гениального вождя революции произвел на Василия неизгладимое впечатление и стал одной из его настольных книг.
Все свободное время Василий Михайлович просиживал за книгами.
– Романы, поди, все читаете? – заглядывая в его конторку, с любопытством спрашивала скучающая хозяйка.
– Иногда читаю и романы.
– Хоть бы мне какой-нибудь дали, – говорила Пелагея Даниловна, не прочитавшая в жизни ни одной книжки, кроме сонника.
– А вы в городскую библиотеку запишитесь, – посоветовал Василий. – Там много интересного найдете.
– А вот в этой вашей толстой книжке про что написано?
– Здесь написано, как лучше учитывать прибыль от рыбных промыслов, – пряча лукавую улыбку, отвечал Кондрашов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59