И на человека, на его военную шинель, на погоны старшего лейтенанта и на опущенные уши меховой форменной армейской шапки упали мелкие снежинки. И снова белое безмолвие сковало десятки километров окрест.
Широкая полоса дороги была прямой до самого поворота. А дальше плотная стена леса. Что за поворотом – не видать.
«Глухомань-то какая! – подумал путник. – Совсем как у нас на Волге». Но обманчивой была эта тишина. Не успел он мысленно произнести слово «глухомань», как из-за поворота вывернул навстречу грузовик-снегоочиститель с широким щитом впереди капота. Потом раздались настойчивые предупреждающие сигналы. Старший лейтенант, шагавший по самой середине дороги, поспешно свернул к кювету. С ним поравнялся армейский «газик». Скрипнули тормоза, и распахнулась дверца. Солдат-водитель, опираясь рукой о баранку, высунулся из машины.
– Садитесь, товарищ старший лейтенант. В ногах правды нет. До самой проходной домчу.
Путник отрицательно покачал головой.
– Спасибо. Больно хорошо лесом идти. Вот если от чемодана меня освободили бы.
– Так ставьте чемодан.
Старший лейтенант подошел к «газику» и втиснул в задние дверцы на пустое сиденье свою ношу.
– Вот так у нас многие, – проворчал неодобрительно шофер, – пеший транспорт технике предпочитают. Чемодан ваш оставлю в проходной.
Машина рванулась, обдав путника белым облаком снега.
За поворотом дорога была такой же прямой и где-то в километре отсюда совсем обрывалась, упираясь в чащу. Зоркие глаза старшего лейтенанта разглядели зеленый забор и небольшую каменную пристройку. Он пошел быстрее. Шаги по-прежнему звонко отдавались в лесной тишине. От холода ноги стали стыть, нос и щеки приходилось то и дело растирать, но старший лейтенант не раскаивался, что отказался от попутной машины.
«До чего здесь чудесно! – подумал он. – Совсем не то что в Соболевке, где на десять километров вокруг ни березки, ни сосны порядочной не сыщешь».
Когда он приблизился к длинному зеленому забору, увидел над ним высокую пустую смотровую вышку, верхние этажи белых каменных зданий, широкие, наглухо затворенные ворота с калиткой. Он уже приготовился стучать в калитку замерзшим кулаком, но когда до нее осталось не более десяти метров, она сама без скрипа распахнулась навстречу. Смуглый часовой, утонувший в овчинном тулупе, окликнул его с кавказским акцентом:
– Вы, наверное, старший лейтенант Горелов?
– Откуда вам это известно? – опешил Алексей.
– А мы, кроме вас, сегодня к себе никого не ждем, – улыбнулся часовой.
– Значит, пропуск на меня заказан?
– Не надо никакой пропуск. Удостоверение покажите.
Внимательно просмотрев удостоверение и скользнув по лицу Алеши изучающими глазами, он удовлетворенно качнул головой.
– Проходите, пожалуйста, товарищ старший лейтенант. И калиточку эту не забывайте. Ее когда-то сам Юрий Алексеевич Гагарин тоже вот, как вы, первый раз в своей жизни открывал. Памятная калиточка.
Алексей взял чемодан и пошел. Длинная прямая аллея начиналась от проходной. По обеим ее сторонам, наполовину занесенные снегом, высились на мраморных постаментах бронзовые скульптуры. Справа сквозь очки на него смотрел «дедушка русской авиации» Жуковский. Горсточки наметенного ветром снега, словно проседь, залегли в его темной бороде. Слева с рукой, устремленной ввысь, стоял Циолковский. Скульптору удалось передать и одухотворенность, и мечтательность, и легкую грусть в тонких чертах худощавого лица, и бесконечную убежденность в волевом жесте руки. На ладони великого ученого Алексей увидел маленький макет космического корабля. И вовсе не склонный к сентиментальности, он всем своим существом почувствовал сейчас торжественность этой минуты. Два бронзовых человека смотрели строго и ободряюще. В Алеше проснулся художник, и он залюбовался скульптурами. «Великолепны, – подумал он. – Как живые. Так и кажется, будто вот-вот заговорят».
С жадным любопытством Горелов оглядывался по сторонам. Вот он, заветный городок космонавтов. Здесь все должно быть особенным и неповторимым. Он искал глазами здания, где размещались так хорошо известные ему по описаниям термокамеры, центрифуги, барокамеры, кабины космических кораблей, ставшие тренажерами. Эти здания, как ему казалось, обязательно должны быть какими-то особыми, непохожими на все виденные доселе. Он их искал и, не найдя, вздохнул. Внешне городок космонавтов ничем Горелова не удивил. Даже разочаровал немножко. Он увидел дома и аллейки, такие же, как в Соболевке. В густых зарослях сосняка и березовых рощиц прятались желтые и белые блочные дома. Широкая аллея привела Горелова к заснеженной цветочной клумбе. Обогнув ее, он очутился у двухэтажного здания, увидел в окнах машинисток и офицеров, склонившихся над рабочими столами, и догадался, что это и есть штаб отряда летчиков-космонавтов. Пока поднимался по ступенькам, неожиданная робость одолела его, но Алеша быстро отогнал сомнения.
Дежурный по штабу не стал проверять документы.
– Командира вызвали в Москву, – пояснил он, – а начальник штаба в девятнадцатой комнате.
В маленьком, подчеркнуто чистом кабинете его встретил высокий седой человек. На гладком стекле письменного стола, за которым он сидел, не было ни чернильного прибора, ни традиционных стаканчиков, ни облезлых самолетных моделей. Лишь стены этой комнаты были сплошь в каких-то схемах или чертежах, скрытых под матерчатыми занавесками. Перед седым человеком лежала синяя авторучка и лист бумаги, который он при появлении Горелова точным, выработанным движением сложил вдвое, так что все, что на этом листе значилось, было скрыто теперь от вошедшего. Алексей громко отрапортовал. Седой человек встал из-за стола, протянул руку. Над большим лбом начальника штаба нависла седая шапка волос, с которой никак не вязались мохнатые черные брови и такие же черные молодые глаза под ними. Горелов с удивлением разглядел на его тужурке планки орденов и над ними две золотые звездочки.
– Полковник Иванников, – представился он просто, – Прохор Кузьмич.
– Так я же вас знаю, товарищ полковник! – не удержался Алеша. – Я в Больших Озерах авиаучилище кончал, а там на Доске почетных выпускников ваш портрет. Да и потом сколько о ваших подвигах с нами бесед провели!
– Значит, помнят меня в училище, – обрадованно проговорил Иванников, которого, видимо, тронула наивная Алешина речь. – Да. Было. Пятьдесят два самолета в Великую Отечественную сбил в воздушных боях. Только на той доске, как мне кажется, я выгляжу поинтереснее.
– Там вы совсем молодой, – улыбнулся Алеша, – и чубчик небольшой на лоб свисает.
– Чубчик, говорите? Был действительно и чубчик. А теперь две папахи ношу. Одну, которая по форме положена, а другую – вот эту, – тряхнул он седыми волосами. – Все приходит в свое время.
С интересом разглядывая начальника штаба, Алеша вспомнил, что он как-то уже спрашивал у Ефимкова, где теперь Прохор Кузьмич, и получил неопределенный ответ: «Да кто его знает! Служит где-то. Только фамилия его исчезла почему-то на авиационном горизонте».
«Так вот оно что. Оказывается, знаменитый ас Иванников тоже в этом отряде. Видать, хороши у космонавтов наставники».
– Садитесь, товарищ старший лейтенант, – сказал начальник штаба дружелюбно, – личные вещи, надеюсь, не в контейнере у вас идут?
– С собой, – весело уточнил Алексей, – в комнате дежурного по части чемодан оставил.
– Все мы с одного чемодана начинали… – философски заметил Иванников. – А как настроение?
– Настроение летчика-истребителя, прибывшего в новую часть, товарищ полковник.
– Вы теперь уже не летчик-истребитель, – поправил Иванников.
– Но еще и не космонавт.
– Еще нет, но к этому высокому званию надо себя готовить.
– Я хоть с завтрашнего дня могу начать тренировки, – пылко воскликнул Алексей, – проходить все термокамеры, сурдокамеры, роторы, бассейны невесомости, батуты…
Бритые щеки начальника штаба затряслись от смеха.
– Однако же и начитались вы о нашей жизни!
– Еще бы, товарищ полковник. Все, что было в газетах и журналах!
Иванников неторопливо пригладил левой рукой со следами ожога волосы. Глядя на курчавого офицера, про себя подумал: «Зелен. Ох, до чего же и зелен! Сколько с ним придется поработать! Да и получится ли еще из него настоящий космонавт?» Прохор Кузьмич года три назад служил в Звездном городке, общался со всеми прославленными героями космоса. Сейчас он сравнивал с ними новичка, и ему почему-то казалось, что тот слишком уж жидковат. Алеша по-иному истолковал возникшую в разговоре паузу и не на пользу себе прибавил:
– Я и все фильмы о космических полетах смотрел по три раза. «Рейс к звездам», «Снова к звездам» и другие.
– Фильмы? – словно издалека переспросил Прохор Кузьмич. – В них все, конечно, ярко и эффектно, как на больших праздниках.
– А в жизни, товарищ полковник?
Иванников перестал улыбаться.
– В жизни – как в будни. Проще и гораздо труднее. И запомните, Алексей Павлович, с той самой минуты, как проходную прошли, запомните: жизнь человека состоит в основном из будней, а не из праздников. Тем более у космонавтов.
– Так я готов как можно скорее включиться в эти будни.
– Во все эти, как вы говорите, термокамеры, сурдокамеры и центрифуги?
– Ну да.
– Ох, Алексей Павлович! Я отдаю дань вашей искренней горячности, но… Еще не так скоро придется вам приступить к специальным тренировкам. Сейчас главное не в них. Вам немедленно надо браться за учебу, серьезную и трудную.
– Но я же кончил авиаучилище, – наивно заметил Алеша.
– Авиаучилище? – засмеялся Иванников. – Да ведь авиаучилище для космонавта все равно что церковно-приходская школа, дорогой старший лейтенант. Космонавт!.. Гагарин по одной дорожке прошел вокруг земного шара. Титов – по другой, Николаев и Попович иными орбитами ходили. И каждый, кто совершает новый полет, действительно пашет звездную целину. Не подумайте, что я пытаюсь образами говорить. Это элементарно. Словом, чтобы, как выражаются журналисты и киноработники, совершить рейсы к звездам или, как у нас говорят попроще и поточнее, исследовать космическое пространство, – нужны огромные знания. Наши ребята уже не те, какими они пришли сюда. Они претерпели огромную эволюцию. Вы же назначены в особый отряд. Поживете – узнаете, какая огромная задача перед нашим маленьким отрядом поставлена. Учиться надо. Тогда все перед вами откроется: и сурдокамеры, и центрифуги, и многое другое. – Он строго, будто прицениваясь, посмотрел на Горелова и улыбнулся: – Подождите, Алексей Павлович, командир говорил, что вы художник. Это правда?
– Да уж какой там, – потупился Алеша, – рисую так, в основном самоучка. Когда выходит, а когда и нет. Раз даже премию получил и картина на выставке побывала.
Прохор Кузьмич вышел из-за стола и заинтересовано посмотрел на новичка.
– Так ведь это же здорово!
– Не понимаю, – оторопело произнес Горелов.
– Все поймете, – оживляясь, продолжал начальник штаба. – Космонавт-художник для нас находка. Из каждого полета пилоты космических кораблей привозят кинопленку и фотокадры, записи в бортовых журналах, личные наблюдения. Ну а если полетит художник? Он же потом такие зарисовки по памяти сделает! Иной раз о сияниях, закатах и восходах, о том, какой Земля видится с высоты, трудно рассказывать словами. А если вам вдруг из корабля в открытый космос придется выходить, монтажные работы выполнять? То, что вы увидите за бортом корабля, навек в память врежется. – Иванников опять сел за стол. – Еще об одном должен предупредить. Мы храним имена будущих космонавтов, их дублеров и тренеров в секрете. Короче говоря, сразу уясните себе, как только вышли за проходную, вы уже не летчик-космонавт Горелов, а просто советский гражданин Горелов – если на вас штатский костюм. А если военный – то старший лейтенант Горелов, и баста. А теперь идите устраиваться. – Прохор Кузьмич открыл сейф, достал плотный картонный листок. – Вот ордер на квартиру. Вручаю без фанфар, но все-таки церемония из торжественных. Как-никак две комнаты, двадцать шесть метров. Сейчас я вызову нашего коменданта капитана Кольского, он вас проводит.
Иванников позвонил, и через минуту в кабинете появился пожилой, небольшого роста капитан с усталым нервным лицом и огромной синеватой родинкой на лбу.
– Прошу знакомиться, – обратился к ним обоим Иванников.
…На улице Кольский сказал:
– Шагать тут недалеко. Семнадцатый дом сразу за поворотом. Этаж второй, удобный. Сейчас ваша квартира как раз освобождается.
– Освобождается? – удивленно переспросил Горелов. – Кто же в ней до меня обитал?
– Капитан Вячеслав Мирошников.
– А сейчас?
– Получил новое назначение. Убывает. – И, словно желая избавить себя от дальнейших расспросов, комендант обвел рукою вокруг: – Полюбуйтесь нашим городком. Маленький, компактный. Вы к нему быстро привыкните. Когда я сюда прибыл, здесь ничего не было. Ни зданий, ни стадиона, ни учебных корпусов. Сплошной лес. Мама моя, если бы вы знали, в какую стужу мы его рубили! В каждое из этих зданий я тоже кирпичи своими руками вкладывал. Можете не сомневаться. А когда городок построили, вызвали меня в кадры и спросили, хочу ли остаться тут на постоянной работе. Я тоже, разумеется, спросил, а что здесь будет. И когда мне сказали – отряд космонавтов, развел руками и ответил: «А кто же не захочет работать в таком отряде, хотел бы я вас спросить?»
Им навстречу попалась группа офицеров, человек в пять, спешившая к штабу. Шагавший впереди майор весело крикнул:
– Коменданту привет! – и не обратил никакого внимания на Горелова.
Остальные, наоборот, задержали взгляд только на нем. Были они все молодые, почти одного роста, крепко сложенные. На меховых новеньких шапках желтели летные «крабы». И по тому, как властно ступали они по утоптанной дорожке и громко разговаривали, безошибочно понял Алексей: это идут хозяева городка – космонавты. Кольский подтвердил:
– Ваши коллеги на физподготовку направились.
У подъезда, к которому они свернули, стояла трехтонка с раскрытым кузовом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51