Но он раздраженно буркнул, что не собирается убивать вечера на подобную муть, а лучше почитает. И отправился в постель с «Божественной комедией», которую настоятельно рекомендовал Форбс. Чтение продвигалось тяжело, но без этого нечего было и думать о том, чтобы приобщиться к итальянской культуре. Час спустя, когда он отложил книгу и закрыл глаза, глоточные мелодии по-прежнему нагло обрушивались на него, пробиваясь сквозь хилую звукоизоляцию. Моррис еще успел подумать, какую кару изобрел бы великий Данте для таких людишек, как Паола и Бобо, и… но блаженный сон уже распахивал перед ним объятия. Конечно, Мими явилась ему в образе Беатриче, со своей молочно-белой кожей в россыпи мелких веснушек…
И конечно же, его мальчики не могли заниматься этим друг с другом.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава двенадцатая

Моррису частенько случалось спохватиться посреди дел, что он, оказывается, совсем не в том настроении, в каком встал с утра. Всякий раз приходилось напрягать мозги, чтобы понять, отчего же он так счастлив или, наоборот, совершенно разбит. Сегодня это чувство пришло, когда он приводил в порядок скромную библиотечку своего офиса, расставляя альбомы живописи и фотографии по эпохам и направлениям, поэзию и прозу – по алфавиту. (Моррис все больше относился к этому месту не как к конторе, а как к своей студии.) И внезапно – понял, как хороша жизнь, несмотря на неудачный брак и даже на весьма неприятный звонок из «Доруэйз» по поводу взорвавшихся ящиков с вином. Англичане подозревали превышение алкогольного градуса, но Моррис их успокоил, что всему виной неполадка в разливочном автомате, оставлявшая в бутылках слишком мало воздуха. Да, вопреки всем глобальным проблемам и повседневным мелочам настроение было на редкость безоблачным, и непонятно почему. Быть может, из-за утреннего разговора с Антонеллой, когда они обсуждали, нужны ли эмигрантам регулярные медосмотры? Моррис уже замечал, что голос невестки будто действует на него умиротворяюще, – но не до такой же степени, чтобы прыгать от радости! Или из-за того спора с надзирательницей на паркинге? Там удалось отделаться от штрафа, заговорив бабе зубы: насколько, мол, в Италии лучше, чем в Англии, да как ему нравятся люди, которые выполняют на совесть свою трудную и не очень-то благодарную работу. Да, здорово получилось: этакая разминочка любимой черты характера – уменья убеждать.
И все же эти приятные мелочи не могли объяснить нечаянную радость, которая на глазах перерастала в самоупоение. А если дело и впрямь в них, тогда тем более что-то здесь не то. Моррис с улыбкой поставил на полку томик Леопарди (в один прекрасный день он обязательно прочтет всех великих) и подумал, что лучше бы не портить себе настроение, стараясь докопаться до истины. Как в прошлый раз, когда выяснилось, что вся причина неземного счастья – поздравительная открытка от папы по случаю дня рождения.
А ближе к вечеру он подумал, что хорошо бы прихватить с собой бутылочку чего-нибудь поприличнее, иначе прижимистый Бобо, того и гляди, выставит на стол их же собственную бурду. Моррис готов был поклясться, что больше не допустит подобной халтуры, особенно после этих взрывов. И тут наконец до него дошло, отчего так удался денек. Ну, ясно же – как раз из-за неожиданного приглашения на ужин. Пусть во время разговора с Антонеллой он еще и не осознал, но приглашение знаменовало совершенно новый этап жизни. Морриса позвали на обычный семейный обед. Не какой-нибудь там торжественный прием, который надо планировать заранее, и уж тут их с Паолой не обойти никак. Притом позвали в дружеской беседе, самым непринужденным образом. Значит, приглашают как брата, как члена семьи… да, в свое время именно желание стать членом семьи толкнуло его к Массимине.
Февральские туманы развеялись. Воздух был кристально чист. Все кругом приобрело четкие зубчатые очертания: островерхие кипарисы, церкви и водокачки на равнинах, простертых к югу; горы в пленительной наготе, вознесшиеся за северной грядой холмов. Затем опустилась ночь, и застывшие силуэты в неоновых разводах, с беспорядочной россыпью белых и желтых огоньков, казались пришпиленными на черный пергамент зимней тьмы. По пути Моррис остановился у самого дорогого цветочного магазина, какой только могла позволить себе Верона.
Четверть часа спустя он подъезжал к глазкам видеокамер у ворот с огромным букетом на коленях: он им всем покажет, что понимает толк в этикете. Еще в запасе бутылка «григолино», бутылка «треббиано», а на лице – улыбка: бездна обаяния, усталость после трудового дня и готовность к милой болтовне. – Поднимаясь по ступенькам, Моррис решил: как только служанка откроет дверь, он вполголоса попросит поставить цветы в воду, и ни слова Антонелле – пусть оценят его скромность. Но она конечно же, заметит.
Он постучал, готовясь произнести «Puo metter? questi in acqua?» с самым невинным выражением в широко распахнутых глазах, как вдруг уразумел, что навстречу спешит вовсе не горничная. При виде комичной, словно издевательский фотошарж, физиономии с крючковатым носом, козлиной бородкой и лысеющей макушкой в венчике кудрей весь оптимизм Морриса Дакворта улетучился, как воздух из проколотого шарика.
– Здорово, старик, как дела? Давненько не видались, а?
Стэн! Антонелла, видно, решила, что Моррису будет приятно пообщаться с «земляком». Словно его итальянский недостаточно хорош. Словно этот итало-американский еврей мог каким-то образом напомнить ему о родине. Если, конечно, Морриса не позвали только затем, чтоб было кому развлечь дорогого гостя.
– Вы, наверное, иногда скучаете по дому, – Антонелла улыбалась им обоим, совершенно не обращая внимания на букет. Морриса подмывало ответить, что скучает он только о той минуте, когда наконец свернет шею калифорнийскому придурку.
…За стеклянной столешницей, отражавшей мерцание свечей и блики дорогой розовой лепнины на белизне фарфорового сервиза, Паола напропалую кокетничала со Стэном. С этим-то уродом! Да еще выгибалась так, чтобы он мог изучить ее декольте до самого лобка. Бобо рассуждал о политике и экономике, с умным видом кивая головой и явно принимая Стэна всерьез, хотя тот отвратно говорил по-итальянски и за столом вел себя препохабно – вмиг сметал еду с тарелок и просил добавки с миной избалованного сукина сына из Сан-Диего. Бобо расспрашивал, что Стэн думает о Буше, о ситуации в Персидском заливе, да как это может отразиться на бизнесе. Мнением Морриса на сей счет он ни разу не поинтересовался. Стэн отвечал с набитым ртом, непрерывно почесывая волосатую грудь под заношенной рубахой. Джинсы на нем были в заплатах, а кудри липли к плеши мокрыми водорослями. Антонелла тем временем отправила горничную за новой порцией лазаньи – бедняжка – так проголодался, – а Бобо заботливо налил Стэну очередной бокал дорогого вина, купленного Моррисом (за что до сих пор ему никто не удосужился спасибо сказать!). Затем вступила Паола с разглагольствованиями, как она хотела бы смотаться в Штаты, где еще не бывала, но уверена, что там куда веселей, чем в Англии. Стэн, брызжа – непрожеванными макаронами, принялся нахваливать Калифорнию. Размахивая вилкой, он пел, как здорово на пляжах в Сан-Франциско – нигде больше в мире такого нет. Паола глупо хихикала.
Вот вам и тихий семейный уют. Вот и весь триумф посвящения, мрачно подумал Моррис. Стоило ему наконец переступить порог святыни, – где дорогой антиквариат с безупречным вкусом расставлен по геометрическим плоскостям модного дизайна, где интимное окружение и исконные духовные ценности сочетаются с деловой хваткой, – как тут же сами небожители с бессердечным равнодушием отдают ее на поругание. И кому – дебилу, вонючему хиппарю, безмозглому козлу-бисексуалу. Стэну, видевшему его с Мими – сперва на автобусной остановке в Вероне, потом на станции Термини, когда Моррис забирал выкуп.
Мими! Моррису нестерпимо захотелось очутиться у себя дома, лучше всего в ванной, наедине с воспоминаниями. Тело лопалось от внутреннего жара, ищущего выход. Жилы на запястьях напряглись, как растяжки, удерживающие от падения разваленную башню. Громко звякнул отброшенный прибор. Лица, до того обращенные к Стэну, который нес свою ахинею о райском побережье, в тревоге повернулись к Моррису. – Он не знал, что сказать. Пунцовый от злости, которая, как он надеялся, сойдет за смущение, выдавил, что неважно себя чувствует.
– Э-э, чувачок! – протянул Стэн, похоже, только теперь вспомнив о его присутствии. – Вид у тебя в самом деле паршивый.
Паола недовольно вздернула бровь: уходить ей явно не хотелось. Бобо надулся; его угреватая кожа лоснилась в мерцании свечей, как отполированная доска. Одна лишь Антонелла выказала искреннее сочувствие. Она поинтересовалась, не рагу ли из голубей повредило Моррису, и предложила прилечь на кушетку. Тот скромно отказался и попросил только стакан воды. Он уже придумал более удачный способ сбежать и стал пытаться привлечь к себе внимание Паолы.
Теперь разговор зашел об отпуске. Бобо сообщил, что Антонелла собиралась в Турцию, но, может быть, имеет смысл поехать в Калифорнию, хоть это дороже. Моррис так и не сумел перехватить взгляд жены, зато нащупал под столом ее ногу и легонько коснулся лодыжки. За стеклом без скатерти это было довольно рискованное предприятие, но при свечах прозрачная крышка лишь отражала блаженные лица плотно поевших людей. Моррис начала – двигать ногой вверх-вниз. Через несколько секунд Паола напряглась в недоумении, затем блаженно расслабилась. Моррис поднял ногу выше и прошелся по внутренней стороны ее бедра.
– Povero piccolo, – тут же промурлыкала она, – если тебе так нездоровится, бедный малыш, может, и правда лучше отправиться восвояси. Пошли, Мо, я не хочу быть эгоисткой.
И тут Антонелла, подавшись к Моррису через стол, спросила:
– Ты ведь, кажется, как раз туда ездил в тот год?
Пышная грудь невестки под довольно старомодным зеленым платьем снова напомнила Мими.
– Scusa, – извинился он, – я прослушал. Так мы пойдем, пожалуй…
– Мне вспомнилось, что ты вроде бы ездил в Турцию тем летом, когда…
Она осеклась, не в силах договорить до конца, но Моррис и так потерял голову оттого, что Антонелла сказала слишком много.
– В Турцию? – он едва не пустил петуха. – Каким летом?
Стэн радостно заржал.
– Да чего там, мы же собирались с ним вместе, а он в последний момент взял и передумал. – Американец ехидно ухмылялся в свою дурацкую бороденку. – Вы что, Моррис у нас такой английский денди, куда ему колесить в фургонетках.
– А разве?.. – заикнулся было Бобо. Моррис метнул ему поспешный взгляд, означавший: «Я вам все расскажу, только позже, не при нем». Он почти не дышал.
– Повезло тебе, что не поехал, – хохотнул Стэн, – команда, конечно, обломалась как всегда. Помнишь, мы с тобой встретились в Риме на вокзале Термини, а у меня обе ноги в гипсе до самой задницы?
– Идем, Мо, – Паола поднялась из-за стола. – У тебя бледный вид. – Она явно была и озадачена, и подозревала какой-то подвох, и в то же время восхищалась столь мастерской симуляцией ради совершенно очевидной цели. Развратная дрянь уже предвкушала, как Моррис, очутившись на улице, вмиг вернется в форму и тут же начнет к ней грязно приставать.
Он наконец смог набрать воздуха в грудь, но сказать было нечего. Стэн жадно запихивал в себя очередную порцию деликатесов. Бобо тупо уставился в пространство. Антонелла же как ни в чем не бывало продолжала:
– А я была совершенно уверена, что ты в Турции, Моррис. Я тогда еще подумала, как мило с твоей стороны позвонить нам из Анкары… – Она снова замолчала.
– Ну да, – подхватил Бобо. – Я точно помню, ты оттуда звонил, когда пропала Мими.
Морриса парализовал ужас немоты, так часто наполнявший его ночные кошмары. В наступившей тишине лишь Стэн громко чавкал и яростно скреб по тарелке; от этого молчание становилось еще более угрожающим. Паола застыла как соляной столб, не понимая, чего ради ее муж дал себя втянуть в абсурдный диалог о какой-то там Турции, когда за порогом ждут радости секса. Про Мими, с горечью понял Моррис, она даже и не вспоминает, ясное дело – у нее что между ног, то и в голове. Это отчаяние неожиданно привело его в чувство. Хладнокровие вернулось к нему, словно хрупкий ялик, чудом ухитрившийся в самый последний момент не сверзиться в Ниагарский водопад.
– Ну конечно, я был в Анкаре! – Теперь он обернулся к Стэну: – Просто тебе не говорил, чтоб не обидеть ненароком. С тобой увязалась парочка типов, которых я терпеть не мог.
– Ну ты даешь, старик, – воскликнул Стэн, мешая итальянские слова с английскими, – ты davvero туда добрался? И как оно тебе? Что-то не заметно, чтоб ты был сильно preoccupato, нет?
Моррис почувствовал, что Бобо теряет интерес к разговору.
– Как место отдыха не советую, – сказал он, обращаясь к Антонелле. – Грязь, жара, и сумку у меня украли. Не говоря уже о том, что дозвониться до Италии оказалось целой проблемой.
Как бы в унисон его словам, в кармане у Бобо зазвонил телефон.
– Придется вас покинуть, – заявил деловой человек, насупив брови. – Arrivederci. – С тем и скрылся в своем кабинете.
Все поспешно распрощались. Моррис с Паолой снимали пальто с вычурной старинной вешалки у входа, когда Стэн вдруг снова захихикал, не переставая жевать:
– Это ведь из-за той телки на станции, верно? Ты ж ее собрался уговорить, а тут я навстречу. А до меня-то, как до жирафа… Ты меня за кого держишь, старик?
Моррис уже готовился влететь обратно в гостиную, вцепиться подонку в горло и разорвать его на куски – если уж садиться в тюрьму с пожизненным сроком, так какая разница, за двойное или двухтысячное убийство… И тут до него дошло, что Стэн сказал это по-английски. Из всех посторонних, наверное, одна Паола смогла бы хоть что-то разобрать в его жаргонных словечках и гундосом американском выговоре сквозь плотно набитый рот, да еще под возню горничной, убиравшей со стола. Но Паола больше ничего не желала слушать: она крепко обхватила Морриса поперек туловища и толкала его к дверям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40