https://wodolei.ru/brands/Villeroy-Boch/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он хотел иметь оправдания на случай бегства императора. Маршрут наших поездок верхом был резко сокращен, а вне маршрута император мог появиться лишь в сопровождении охраны англичан.
Император перестал выходить из комнаты, иногда целыми сутками, обрекая губернатора на невыразимые страдания...
В июне началась зима, тучи окончательно закрыли наше плато, и дождь лил беспрерывно. Губернатор чуть не умер от ужаса - он не видел императора целую неделю. И тогда впервые состоялась эта (обычная теперь) сцена...
Губернатор вместе с солдатами пытается войти в дом. Император поджидает его у дверей с двумя пистолетами и громко объявляет: "Наконец-то! А то я соскучился по пороховой гари. Клянусь, если он посмеет перейти порог моей комнаты, он уже не будет пить свое виски!" И глаза его сверкают. А губернатор, заслышав его голос, успокаивается и удаляется под презрительные ухмылки своих солдат...
И уже в Лондоне газета оппозиции печатает "Протест со Святой Елены". В нем подробно рассказывается, как императора лишили прогулок и свежего воздуха в надежде побыстрее отправить его на тот свет.
Вчера Лоу сообщил, что деньги, отпускаемые нам на продовольствие, будут урезаны. Император расхохотался:
- Это животное может вообще не выдавать мне денег на еду! Я стану обедать с офицерами полка, который меня сторожит. И он может быть уверен: каждый из них почтет за счастье дать место за столом старому солдату.
Эта трогательная тирада тотчас разнеслась по острову и... долетела до Лондона.
Однако придирки продолжаются, причем самые мелочные. Лоу тщательно следит, чтобы императора именовали "генералом Бонапартом". Недавно императору прислали в подарок шахматы из слоновой кости. Как и все подарки, они были тщательно осмотрены губернатором. Увидев на фигурках вензель N, этот безумец в течение нескольких дней совещался с помощниками: можно ли передать подарок по назначению? И об этом тоже узнали в Лондоне... Император делает всё, чтобы этих идиотских придирок было как можно больше. Он постоянно именует губернатора "это животное", "этот идиот", "этот болван" и следит, чтобы самолюбивый, тупой и мстительный Лоу об этом узнавал.
Однажды он чуть не довел губернатора до сердечного приступа. Он позвал Гурго и Монтолона и в присутствии английского врача Арнотта громким шепотом обсуждал... план побега. "Лучше всего бежать среди бела дня через город. А потом следовать береговой линией. С охотничьими ружьями мы могли бы без труда обезоружить пост в десять человек. Болван-губернатор уже привык к тому, что я не выхожу днем из дома, так что сразу нас не хватятся. Впрочем, можно бежать и ночью... ночью даже лучше..." Тщетно Гурго кивал на врача, всем существом обратившегося в слух. Император, будто не понимая, с упоением продолжал обсуждать план... После чего в течение месяца губернатор не спал объезжал посты вдоль береговой линии, а вокруг дома стало пестро от красных мундиров...
В воскресенье остров покинул адмирал Мальколм, весьма симпатизирующий императору. Он пришел проститься в сопровождении Лоу, ищущего любой случай увидеть императора, чтобы убедиться: тот не сбежал. Не предложив губернатору даже сесть, император бросился в атаку:
- Правительства берут на службу два типа людей: тех, кого уважают, и тех, кого презирают. Вы - из последних, и ваш пост - это пост палача!
- Я только выполняю приказы, - растерялся Лоу.
- Пройдет время, и о вас, а заодно и тех, кто отдавал вам эти приказы, будут вспоминать лишь в связи с вашим недостойным поведением по отношению ко мне! Убирайтесь и не смейте приходить ко мне, иначе как с приказом о моей казни! Только тогда я велю отворить вам двери! Вон!
Лоу в бешенстве выбежал из комнаты...
- Теперь он жаждет мести, - с удовольствием сказал вечером император. Однако жаль, что я вынужден говорить слова, которые не простил бы себе в Тюильри. Надо больше хладнокровия - тогда в словах появится больше достоинства и прозвучат они куда сильнее.
Теперь он радостно ждет ответных издевательств... И о каждом я должен буду писать в Европу. Как и об этой сцене тоже.
Пришло известие: в Палате общин виги (находящиеся в оппозиции) сделали запрос "о недостойном обращении правительства с генералом Бонапартом". Цель достигнута - в обществе начинает расти негодование.
Насчет губернатора император не ошибся - ответ последовал быстро. Лоу сообщил всем нам: "Французы, желающие оставаться при генерале Бонапарте, должны подписать обязательство, в котором они соглашаются подвергнуться всем запретам, какие будут предписаны для генерала Бонапарта. Они должны будут повиноваться английским законам и распоряжениям губернатора и будут осуждены на смертную казнь, если попытаются содействовать побегу генерала Бонапарта. Те, кто откажется подписать данное обязательство, будут незамедлительно высланы на мыс Доброй Надежды". Император пришел в ярость и запретил нам подписывать эту бумагу, но мы все подписали ее тайно.
Император попросил меня принести всё, что надиктовал... Две недели читал и вносил поправки, а вчера наконец сказал мне: "Мы славно потрудились". Да, образ, который он создал, великолепен! Гений, преданно служивший великим идеям на фоне палящих пушек, развевающихся знамен, мундиров марширующей гвардии и павших к его ногам государств. Каким тусклым будет казаться мир старых монархий после этого сочинения! Император в блеске великих подвигов вновь возвращался к современникам, чтобы уйти к потомкам в бессмертие.
Сегодня он попросил меня дописать следующее (он назвал это послесловием): "Меня не заботит, как будут искажать мои поступки. Моя жизнь - гранит, о который ругатели обломают зубы. Историки вынуждены будут рассказывать о моих подвигах. Ибо дела мои говорят сами за себя, точнее сверкают, как солнце! Я обуздал хаос, облагородил революцию и раздвинул до небес пределы славы. Все это чего-нибудь да стоит... Мой деспотизм? Он был продиктован обстоятельствами - анархия и великий беспорядок уже стучались в дверь, когда я пришел... Моя страсть к войне? Читайте мой рассказ - на меня всегда нападали... Стремление к всемирной монархии? Да меня сами враги заставили стремиться к этому! Честолюбие? Но самое великое. Я мечтал утвердить царство разума, дать простор человеческим талантам. Надеюсь, историки пожалеют, что такое честолюбие осталось неудовлетворенным..."
- Ну что ж, - сказал император, - финита! Я уверен - это будут читать поколения. - И он процитировал Библию, что бывало весьма редко: - "И увидел Он все, что создал, и вот, хорошо весьма". - Потом сказал: - Если, мой друг, вас вышлют, вы обязаны суметь провезти с собой в Европу всё, что мы записали.
- Да, сир, - ответил я, несколько удивленный тем, что он заговорил о высылке.
- Вы помните, что второй вариант наших, - так он сказал, - сочинений на случай обыска должен быть...
- Спрятан за подкладкой вашего саквояжа, сир. - Этот саквояж великолепный, кожаный, с двойным дном - он вдруг вручил мне на днях.
- Да! - спохватился император. - Мы начали с вами писать мое завещание... Возвратите мне его. Что еще у вас есть из моих бумаг... естественно, кроме того, что мы с вами написали?
- Карта Аустерлица, которую вы мне дали. И письма русского царя после Тильзита, сир.
- Возвратите мне всё это, мой друг.
Я поднялся в свою комнату и принес бумаги. Он сложил их в стол.
- "И совершил Он к седьмому дню дела свои, которые Он делал, и почил Он в день седьмой от всех дел своих..." Теперь я могу спокойно заняться завещанием. А вы... вы напишите побыстрее то письмо.
Он имел в виду очередное письмо об издевательствах губернатора. Император предложил мне отправить его с покидавшим остров чиновником Ост-Индской компании. Я предупредил императора, что человек этот показался мне очень подозрительным. Я был почти уверен, что он - шпион губернатора.
- Ничего подобного, - отвечал император, - мне он внушает доверие. Да и Киприани его проверял...
Когда я закончил письмо, император позвал Киприани и поручил передать его англичанину...
В тот вечер император долго прощался со мной и сказал:
- Мое будущее наступит тогда, когда меня уже не будет... Главное свое сражение я, кажется, выиграл... Не оплошайте и вы. - Я не понял и переспросил. Он засмеялся и вместо ответа повторил: - "И почил Он в день седьмой от всех дел своих..."
Пишу на корабле. Как я и говорил, англичанин донес Лоу... Меня выслали. Но обыск был небрежный. Ибо, к счастью, Лоу решил, что, так как высылка моя внезапна, вряд ли я успел спрятать что-то серьезное. Так что за подкладкой саквояжа я благополучно вывез рукопись.
На корабле я часто вспоминал спокойное лицо императора и радовался, что он не вспылил и не пустил в ход заряженное ружье, которое всегда стояло у его кровати.
И только теперь, через много лет, я все понял... Он и не должен был вспылить. Этот фантастический человек, как всегда, предугадал "действия противника". Он нарочно все сделал для того, чтобы письмо перехватили и меня выслали... Он знал, что обыск будет небрежен и я смогу уехать с законченной рукописью... Вот почему, когда меня уводили, из его спальни не донеслось ни звука... Я понял теперь его последние слова, обращенные ко мне: "Мое будущее наступит тогда, когда меня уже не будет. Главное свое сражение я, кажется, выиграл. Не оплошайте и вы".
Но, вернувшись в Париж, я выяснил, что понял далеко не всё. Оказалось, у императора была еще одна, может быть, главная тайна. Впрочем, так и должно было быть. Он не мог так просто от нас уйти...
В Париже, куда я попал спустя много лет, меня ожидали невероятные и очень упорные слухи. Впервые я услышал их в маленьком кафе напротив Люксембургского сада. За соседним столиком сидели двое: подвыпивший старик явно из "недобитков", старых гвардейцев императора (об этом говорило его лицо, обезображенное ужасным шрамом), и молодой господин. Старик, озираясь, шептал молодому человеку так громко, что мне всё было слышно: "Император жив... Он заключил секретное соглашение с русским царем. Царь позволил ему скрыться назло англичанам. На острове умер двойник".
Эти нелепые слухи о том, что император не умер, оказались на редкость упорными, хотя все здравомыслящие люди над ними потешались. Но вскоре случилось удивительное. Однажды меня навестил мой старый друг, аббат Муке, один из образованнейших людей нашего времени. И он всерьез заговорил со мной... о том же! Он сказал, что у него есть достоверные сведения, будто в Бретани крестьяне видели францисканского монаха, необычайно похожего на императора. И что маршал Мармон, постыдно предавший императора, ездил в этот монастырь и долго говорил наедине со странным монахом, а когда покидал его келью, у него на глазах были слезы.
- Не хотите ли со мной туда поехать? Вы единственный из моих добрых знакомых, кто хорошо знал императора...
Я решительно ответил:
- Мой вам совет - не будьте смешным. И поговорите лучше об этом с Бертраном, Гурго или Маршаном... - Я начал перечислять своих товарищей по заточению на острове, но аббат прервал меня:
- Я уже пытался это сделать. Маршан меня не принял, граф Бертран не дал мне даже закончить мой вопрос. Он сказал, что император вполне может быть в монастыре, а также в иных самых разных местах, но исключительно в виде духа. Ибо он лично наблюдал его кончину. И вместе с Маршаном положил в гроб. А генерал Гурго вообще послал меня... Но неделю назад он прислал письмо, где спрашивал... адрес этого монастыря!..
Я только пожал плечами и пожелал аббату выбросить из головы подобную чепуху. Однако после его ухода я почему-то не смог последовать собственному совету. И решил встретиться со скандалистом Гурго.
Он жил в огромной квартире недалеко от Пале-Ройяль. Видимо, император неплохо о нем позаботился после смерти... Как и я, генерал не был при кончине императора. Он так надоел своими скандалами, что император почел за лучшее отпустить его с острова. Когда мы встретились, старая вражда была тотчас забыта - теперь Гурго ненавидел только тех, кто остался на острове до конца. Так что я опускаю эпитеты, которыми он награждал при нашем разговоре Бертрана, Маршана и особенно графа Монтолона - "рогатого мерзавца, получившего от императора деньги в обмен на услуги известной б...и, его жены".
Наконец, мы перешли к слухам о спасении императора. Оказалось, Гурго уже побывал в монастыре.
- Слухов было так много, - сказал он, - что я не выдержал, узнал адрес монастыря и три дня назад поехал туда. Да, монах потрясающе похож... и, зная это, даже немного переигрывает, постоянно держит правую руку согнутой, будто закладывает ее за борт невидимого походного сюртука... и демонстрирует прочие известные всем привычки императора.
- Вы с ним говорили?
- Да, но немного. Мы перебросились парой слов, когда он шел в храм, и этого было достаточно. После чего я успел вдогонку посоветовать хитрецу побольше молчать, потому что его голос совершенно не похож на голос императора, который до сих пор звучит у меня в ушах...
- А вы имели возможность слышать императора до Святой Елены?
- Достаточно часто, - не задумываясь, ответил Гурго, и мне показалось, что он... прихвастнул.
- Значит, ехать не надо?
- Только если совсем нечего делать. Но мой совет - лучше отправиться к б...м, чем ухлопать деньги на поездку. Лжец-монах не знает... - Гурго торжественно подошел к письменному столу, достал золотой медальон, открыл его и показал мне маленькую прядь волос. - Ее состригли с головы умершего императора. Согласно его завещанию, эти медальоны нам всем раздал Маршан... Так что император умер! Умер!..
- А почему Маршан не передал такой медальон мне?
- Значит, вам император его не завещал. Возможно, он не так вас любил, как вам казалось, - с удовольствием ответил Гурго.
Я уже уходил, когда он вдруг спросил:
- А хотите узнать самое интересное? - Я замер в дверях. - Вот вы вроде все знаете про императора. Вы издали знаменитую книгу. А между тем вы ни хрена о нем не знаете! Известно ли вам, говенный биограф, что еще до вашего отъезда император мог легко бежать с острова?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37


А-П

П-Я