Последний пункт моего выступления, – продолжала далее миссис Филдер-Флемминг, – касается опровержения по поводу помолвки между сэром Юстасом и мисс Уайлдмен. Через лакея сэра Юстаса я узнала, что сам сэр Юстас такого опровержения в газету не посылал. Ни он, ни мисс Уайлдмен. Сэр Юстас был взбешен, когда ему сказали об этом Опровержение было послано без согласия со стороны этих лиц по собственной инициативе человеком, которому я предъявляю обвинение в совершенном убийстве.
Мистер Брэдли на минуту вышел из своего блаженного состояния:
– А как же нитробензол? Вам удалось связать нитробензол с личностью преступника?
– А это как раз один из тех немногих пунктов, по которым я полностью согласна с сэром Чарльзом. Я думаю, что нет никакой необходимости искать связь между личностью убийцы и такой чепухой, которую можно просто где угодно купить, не давая никаких объяснений по этому поводу.
Миссис Филдер-Флемминг явно держалась из последних сил. Речь ее, такая спокойная и по-судейски взвешенная, давалась ей нелегко. Чувствовалось, что с каждой фразой говорить ей было труднее и труднее. Ее душило волнение. Казалось, еще несколько фраз – и оно задушит ее совсем, хотя остальным членам Клуба ее переживания казались немного излишними. Она приближалась к кульминации своего сюжета, однако же не стоило впадать в крайность. Лицо ее заливал пунцовый румянец, а шляпка переехала на затылок и там истерически дергалась в такт переживаниям хозяйки.
– Вот и все! Дело завершено. Этот человек – убийца! – взвизгнула она, оборвав свою речь. В зале стояла полная тишина.
– Ну? – не удержалась Алисия Дэммерс. – Так кто же он?
Пока миссис Филдер-Флемминг говорила, сэр Чарльз поедал ее глазами, все больше мрачнея. Наконец он грохнул кулаком по столу.
– Вот именно – кто? – проревел он. – А ну-ка, выкладывайте! Против кого направлены ваши нелепые инсинуации, мадам?
Всем было понятно, что сэр Чарльз заведомо отрицает выводы оратора, к чему бы они ни свелись.
– Обвинения, сэр Чарльз, обвинения, – пропищала миссис Филдер-Флемминг, поправляя его. – Вы что, не знаете или притворяетесь?
– Увы, мадам, – произнес сэр Чарльз с огромным достоинством, – не имею ни малейшего представления.
И тогда миссис Филдер-Флемминг изобразила трагедию. Подобно королеве в пьесах известного рода, она мед ленно поднялась со своего места (только у королев не бывает на затылке трясущейся шляпки, и если лица их имеют свойство багроветь от натуги, они употребляют грим особых тонов, чтобы это скрыть), не замечая, что кресло за ней опрокинулось и глухо ударилось об пол (так рок отбивает чей-то последний смертный час), и, вытянув перед собой дрожащую руку, вперившуюся в сэра Чарльза, с высоты своего крохотного росточка (пять футов от пола) вскричала пронзительно:
– Ты! Ты и есть тот человек! Я вижу печать Каина на твоем челе! Убийца!
Все замерли от ужаса, а мистер Брэдли отчаянно вцепился в руку мистера Читтервика.
У сэра Чарльза пропал голос, и он проговорил чуть слышно:
– Она сошла с ума.
Когда выяснилось, что сэр Чарльз не намерен тут же разделаться с ней, уложив на месте ни выстрелом из пистолета, ни пламенем своего испепеляющего взгляда, чего она весьма опасалась, миссис Филдер-Флемминг, укротив истерику, взялась за аргументацию своих обвинений.
– Отнюдь нет, сэр Чарльз, я абсолютно в здравом уме. Вы любите свою дочь куда сильнее обычного, как может любить человек, потерявший жену, любить единственное существо слабого пола, оставшееся на его попечении. Вы решили во что бы то ни стало вырвать дочь из рук сэра Юстаса Пеннфазера, оградить ее юность, невинность, доверчивую душу от этого мерзавца, и тут все средства были хороши. Вы сами подписали себе приговор, когда сказали, что не считаете необходимым доводить до нашего сведения все, что говорилось в вашей беседе с сэром Юстасом. И действительно не считаете, потому что тогда вы сказали ему, что скорее убьете его собственными руками, чем позволите жениться на своей дочери. Но все зашло слишком далеко, бедная девушка совсем потеряла голову от любви и не желала ничего слышать, а сэр Юстас был преисполнен желания на ее чувства ответить, и вам ничего не оставалось, как прибегнуть к последнему и единственному средству, которое могло бы предотвратить катастрофу, и ваша рука не дрогнула. Сэр Чарльз Уайлдмен, пусть судит вас Бог. А я не берусь.
Тяжело переводя дыхание, миссис Филдер-Флемминг подняла кресло и опустилась в него.
– Так-так, сэр Чарльз, – сердце под жилеткой у мистера Брэдли едва не лопалось от счастья. – Кто бы мог подумать? Пойти на убийство! Ай-ай-ай, какой ужас, какой немыслимый ужас.
Это было впервые, чтоб сэр Чарльз не заметил назойливого жала. Вряд ли вообще какие-то слова до него доходили. Теперь, когда он стал понимать, что миссис Филдер-Флемминг предъявила ему обвинение самым серьезным образом, а не в припадке преходящего безумия, сэр Чарльз почувствовал, как и мистер Брэдли, что сердце у него в груди вот-вот лопнет. Его лицо наливалось кровью, будто забирая пунцовость со щек миссис Филдер-Флемминг, которая стала бледнеть. Вообще он был похож сейчас на ту лягушку из детской сказки, которая дулась-дулась и, не рассчитав, лопнула. Роджер, совершенно ошарашенный бурной речью миссис Филдер-Флемминг, встревожился не на шутку за него.
Но тут сэр Чарльз вновь обрел спасительный дар речи.
– Господин президент, – вдруг прорвало его, – если эта дама не шутит, а надо сказать, что так приличные люди не шутят, то как это понимать? Должен ли я принимать всю ее абракадабру всерьез?
Роджер взглянул на миссис Филдер-Флемминг и поперхнулся. Ее полное решимости лицо, казалось, окаменело. Пусть сэр Чарльз называет это абракадаброй, но его противнице удалось построить версию, и причем не дырявую, а вполне обоснованную.
– Я полагаю, – сказал он, стараясь тщательно подбирать слова, – что, если бы обвинение выдвигалось не против вас, сэр Чарльз, а против кого-то другого, вам пришлось бы согласиться, что оно достаточно аргументировано и, уж если дело на то пошло, к нему придется отнестись со всей серьезностью, хотя бы из необходимости опровергнуть.
Сэр Чарльз фыркнул, а миссис Филдер-Флемминг энергично закивала в знак согласия с президентом.
– Если опровержение вообще возможно, – заметил мистер Брэдли. – Должен признаться, что сам я нахожусь под сильным впечатлением от всего сказанного миссис Филдер-Флемминг, которая, как мне кажется, вполне справилась с делом. Может быть, мне пойти позвонить в полицию, господин президент? – Брэдли был преисполнен искреннего рвения выполнить свой гражданский долг, каким бы неприятным он ни был.
Сэр Чарльз сильно заморгал, в очередной раз лишившись дара речи.
– Я полагаю, в этом пока нет нужды, – мягко ответил Роджер. – Мы еще не слышали, что сам сэр Чарльз может сказать по этому поводу.
– Ну что ж, можно послушать, – снисходительно заметил мистер Брэдли.
Пять пар глаз впились в сэра Чарльза, пять пар ушей обратились в слух.
В душе у сэра Чарльза происходила страшная борьба, но он не проронил ни слова.
– Я так и предполагал, – пробурчал мистер Брэдли, – что тут скажешь в свою защиту? Сэр Чарльз, своим красноречием избавивший от виселицы столько убийц, теперь, когда ему предоставляется блестящая возможность защитить самого себя, не может найти слов в свое оправдание. Прискорбно.
Взгляд, брошенный сэром Чарльзом на своего мучителя, явственно говорил, что, окажись они с мистером Брэдли где-нибудь без посторонних свидетелей, он бы нашел слова для этого негодяя. А пока что он только брюзжал, негодуя.
– Господин президент, – как всегда, быстрее всех нашла выход сметливая Алисия Дэммерс, – я вот что предлагаю. Сэр Чарльз, как я понимаю, не желая отвечать суду, признает себя виновным, а мистер Брэдли, как примерный гражданин, собирается передать его в руки полиции. Так ведь?
– Совершенно верно, – подтвердил примерный гражданин.
– Мне самой подобный оборот дела нежелателен. Сэр Чарльз заслуживает большего уважения. Конечно, нам всегда внушали, что убийство является поступком антиобщественным. Но всегда ли? По моему мнению, сэр Чарльз, освобождая мир и свою дочь от сэра Юстаса Пеннфазера, действовал из благородных побуждений, несущих пользу обществу. То, что по недоразумению жертвой, и притом невинной, оказалось другое лицо, к делу не относится. Даже миссис Филдер-Флемминг, говоря о том, сможет ли она сама осудить его за это, колебалась, в отличие от судей, которые непременно вынесут свое решение. Правда, она прибавила в самом конце, что ей недостает компетенции осудить его. Я не поддерживаю ее точки зрения Будучи (и смею надеяться, что это так) человеком здравомыслящим, я считаю, что у меня хватит компетенции судить сэра Чарльза. Более того, я полагаю, что у всех нас, пяти членов Клуба, вполне хватит компетенции устроить суд над сэром Чарльзом. Миссис Филдер-Флемминг может выступать в роли прокурора. Кто-нибудь (предлагаю мистера Брэдли) будет его защитником. Мы, все пятеро, можем выступать как некое жюри, которое большинством голосов будет решать «за» или «против». Все будет зависеть от результата голосования, и если большинство будет против сэра Чарльза, мы вызовем полицию; а если за него, то давайте договоримся о том, что никто из нас никогда не проронит ни слова о его преступлении за пределами этой комнаты. Могу я предложить такое решение собранию?
Роджер улыбнулся ей, но не выразил своего одобрения. Он понимал, что Алисия Дэммерс так же, как и он, ни на секунду не сомневается в том, что сэр Чарльз преступления не совершал, и что она просто разыгрывает знаменитою адвоката; что, конечно, достаточно жестоко, но, наверное, по ее представлениям, он вполне того заслуживает. Мисс Дэммерс всегда уверяла, что она за объективность при всех обстоятельствах, и что иногда кошке бывает полезно самой побегать за мышкой, и что в данном случае это пойдет на благо тому, кому дана законная власть судить других людей, и пусть он сам посидит на скамье подсудимых, да еще по такому страшному обвинению. Что же до мистера Брэдли, то, хотя он, скорее всего, тоже не верил, что сэр Чарльз убийца, он тоже включился в розыгрыш потому, что теперь-то он мог вволю отыграться на сэре Чарльзе за то, что тот добился такого успеха в жизни, какого ему, Брэдли, не видать как своих ушей, а чем он хуже сэра Чарльза?
Нет, размышлял Роджер, и мистер Читтервик не сомневается, что сэр Чарльз не преступник, хотя, судя по его перепуганной и оторопелой физиономии и по тому, как он искоса поглядывает на автора этой безумной версии, совсем неизвестно, что у него на уме. На самом деле Роджер был убежден, что ни у кого не возникало и тени подозрения в том, что сэр Чарльз был причастен к убийству, за исключением миссис Филдер-Флемминг и, возможно, судя по его виду, самого сэра Чарльза. И, как этот джентльмен изволил сказать, даже сама мысль, если подойти к ней здраво, является абсолютнейшей нелепицей. Сэр Чарльз не мог быть виновен, потому что… Потому что он был сэр Чарльз, а не кто-то еще. Этого не Могло быть потому, что не могло быть никогда, и потому, что он никогда бы не смог, и потому, что все есть, как есть, и все дела.
С другой стороны, миссис Филдер-Флемминг очень скрупулезно доказала, что смог бы. А сэр Чарльз даже не потрудился доказать обратное.
И снова Роджеру от всей души захотелось, чтобы в президентском кресле сидел не он.
– Я считаю, – повторил он, – что, прежде чем мы примем какие-либо меры, мы должны выслушать сэра Чарльза. Уверен, – прибавил президент добродушно, припомнив подобающую такому случаю формулировку, – сэр Чарльз сможет дать исчерпывающее объяснение по всем пунктам, которые ему инкриминируются, – и Роджер выжидающе поглядел на подсудимого.
Сэр Чарльз выглянул из-за грозовых туч своего гнева.
– Я что, действительно обязан защищать себя от этой истерии? – рявкнул он. – Хорошо, я признаю, что я и есть тот криминалист, которого миссис Филдер-Флемминг считает проклятым убийцей. Признаю, что был на вечеринке в отеле «Сесиль» в тот вечер, и этого, по-вашему, уже достаточно, чтобы затянуть веревку на моей шее. Признаю теперь, когда моя личная жизнь, вопреки правилам хорошего тона и в нарушение всех представлений о приличиях, подвергнута публичному осмеянию, да, я признаю, что скорее задушил бы сэра Юстаса собственными руками, чем позволил бы ему жениться на моей дочери.
Он остановился и устало провел рукой по высокому лбу Это уже был не прежний грозный сэр Чарльз, а глубоко удрученный старик. Роджеру стало его ужасно жалко. Но миссис Филдер-Флемминг так здорово сколем ила дельце, что пощады для сэра Чарльза не предвиделось.
– Я это все признаю, но для законного суда вряд ли хоть одно из ваших доказательств будет иметь какой-либо вес. Вы хотите, чтобы я доказал, что не посылал никому этих шоколадок, разве не так? Что я вам могу на эго сказать? Ну, я могу, например, привести с собой двух моих соседей по столу, которые поклянутся, что я никуда не отходил от своего места до… Ну, наверное, до одиннадцати. Другие свидетели с моей стороны помогут мне доказать, что дочь моя в конце концов согласилась отказался от брака с сэром Юстасом, как я ей советовал, и сама захотела погостить в Девоншире у наших рода пенников, и пробудет она там довольно долго. И снова я должен признать, что произошло это уже после того, как конфеты были отправлены по почте. Короче говоря, миссис Филдер-Флемминг удалось с большим искусством состряпать прошв меня дело на основании prima facte, но целиком построенное на ложной посылке (я бы хотел обратить ваше внимание на то, миссис Филдер-Флемминг, что адвокату не положено бывать, когда ему вздумается, у своего клиента, а что встречи адвоката с клиентурой происходят обязательно в присутствии его поверенного, либо в конторе, либо к доме адвоката, ноопять-таки в присутствии поверенного), и я готов пойти на то чтобы дело было расследовано вполне официально, если наше собрание сочтет это нужным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30