-- Надо ехать звонить. -- Оксана похлопала ладошками по груди Сергея.
-- Позвоним отсюда. -- Медведев все-таки дошел до тумбочки и вытащил свое богатство -- коленкоровую папку с завязками. -- Можем чаю или кофе попить. -- Губы еще хранили тепло ее поцелуя. -- Я тебе сейчас свои фотографии покажу... -- Медведев вытряс из папки ксерокопии фотографий. Мелькнула карточка юноши в форме гимназиста, семейный снимок с потертыми краями и цифрами в кружочках над головами... -- Смотри, а я пока сбегаю на кухню. Тебе чай или кофе?
-- Чай.
-- Мы можем на террасе. Будет готово, я зайду или позвоню.
...Когда он поднялся в номер, чтобы доложить о готовности чая, Оксана сидела на кровати и, казалось, готовилась расплакаться. Рядом стоял телефонный аппарат. Она подняла глаза, и Медведев прочитал в них растерянность, досаду, смятение и еще черт знает что, отчего ему сделалось тревожно и неуютно, и он понял, что чашки с чаем, которые он вынес на террасу, будут медленно исходить паром, пока не остынут в забытьи.
-- Ты маме звонила?
Оксана всхлипнула и вытащила из сумочки платок.
-- Нет. -- Она медленно и печально помотала головой. -- С твоей женой разговаривала... Я же думала, это ты звонишь... Какая я дура!.. -- Она стала вытирать слезы. -- Звонит телефон. Я снимаю трубку: "Сережа?" Смотрю, там тишина такая задумчивая. Я алекнула два раза. Вдруг женский голос: "Будьте любезны, Сергея Михайловича". Мне бы, дуре, сказать, что не туда попали, а я сказала, что ты скоро подойдешь. Она и говорит: "Я жена Сергея Михайловича, а с кем я разговариваю?" Я и призналась, что сестра, мы, дескать, случайно познакомились. "А что вы в его номере делаете?" -- спрашивает. "Жду его, он на кухню за чаем пошел. Мы тут архивы разбираем, фотографии смотрим..." -"Ну что же, -- говорит, -- желаю вам добрых родственных отношений. Спокойной ночи". Господи, какая я дура... Представляю, что она сейчас там думает...
Медведев прошелся по комнате, сел в кресло и несколько раз быстро провел рукой по волосам, взъерошивая ежик.
-- Ну ничего, ничего.. Что-нибудь придумаем... Это я виноват. Ты же правду сказала.
Он быстро представил себе Настю, ее хмурое лицо, представил, как она ходит по квартире, воображая бог знает что, вот она заперлась в своей комнате, достала из заначки сигарету, курит, возмущенно крутит головой: "Нормально! Поехал роман писать!"; рядом, понуро опустив голову и прижав уши, сидит Альма, сын собирается идти провожать приятелей, ткнулся в запертую дверь: "Ма, я пошел!" -- "Только не поздно! Слышишь?" -- "Слышу!", кончик сигареты подрагивает, Настя невидящими глазами смотрит в телевизор... Но тут же воображение услужливо подсказало другую картину -- Настя ходит по квартире и злорадно думает: "Да он, оказывается, блядун!.. Правильно я ему рога наставила, и еще наставлю, нечего мне, как дуре, дома сидеть". И она торжествует: "Посмотрим, что ты будешь лепетать со своей сестричкой. Я-то все по-умному сделала -- свидетелей нет..." Но вот она закуривает, смотрит в окно и ревниво думает: "А ведь сколько лет я ему верила, дура..."
-- Она сказала, что желает нам добрых родственных отношений, -продолжала травить себя воспоминаниями Оксана. -- О, господи! На пустом месте!..
-- Не горюй. -- Сергей подсел к Оксане и погладил ее по спине. -Сейчас маме твоей позвоним, все выясним. Все образуется. Вытирай слезы и звони...
-- А ты Насте позвонить не хочешь? -- Оксана хлюпнула носом и тревожно посмотрела на него. -- Я пока выйду, прогуляюсь...
-- Нет, пока не буду. -- Медведев помотал головой. Он сидел, сцепив ладони. Разговор с Настей грозил принять совсем иной оборот, нежели он выстраивал недавно в своем воображении. Не больно-то теперь позадаешь вопросы -- где была и почему не предупредила. Спрос будет с него, если с ним вообще захотят разговаривать... Какой он дурак, ведь Джордж предупреждал, что звенел телефон! Неужели не мог просчитать эту ситуацию! Медведев поднялся и вернул телефон на холодильник.
-- Сережа, давай, я билет поменяю и с тобой в Петербург полечу, все ей объясню по-женски. Она мне поверит!.. Я серьезно!
-- Давай-ка маменьке твоей позвоним. -- Медведев поднес к глазам буклет Центра, выискивая среди муравьиных абзацев греческих букв английский текст -- порядок выхода в международную телефонную сеть.
-- А тут что, бесплатно?
-- Потом узнаем. Ага, нашел! Набирай: сначала девятка -- гудок...
-- Подожди, я в порядок себя приведу. -- Оксана зажгла свет в ванной. -- Мамусик почувствует, что я не в форме.
Медведев подошел к открытому окну, глубоко вздохнул несколько раз и принял решение: с Настей он будет говорить только после звонка на кладбище! Пусть эта заноза живет до утра, утром все выяснится. Точка. И не думать больше об этом.
...Мамусик, мамочка, Тамара Николаевна была на связи и говорила взволнованно -- Медведев по настоянию Оксаны слушал ее голос из неплотно прижатой трубки: "...Доченька, а он не аферист какой-нибудь? Зачем ему твой прадедушка? Будь осторожна, доченька..."
-- Хорошо, хорошо, не волнуйся. -- Глаза Оксаны излучали мед, солнце, радость. -- Так как звали прадедушку?
-- Вот, "Выпись из метрической книги" называется. Мы же когда сюда переезжали, я все бабушкины документы забрала, -- дребезжал в трубке голос. -- Читаю: "Крещен младенец в православной вере... Восприемники..."
Оксана кивала: "Ага, ага", Медведев, склонив голову к трубке, замер...
--- Сейчас, сейчас... Вот оно... "У Фомы Медведичовского и его законной жены Анны родился сын, наречен Павлом..."
Что за чушь! Павел Фомич Медведичовский! Откуда такой?
-- "Отец -- из потомственных дворян Могилевской губернии... мать -мещанка".
-- Из дворян? Так это правда?
-- А я тебе говорила. -- торжествующе напомнил голос. -- Что-нибудь еще прочитать?
Оксана тревожно вскинула глаза на Медведева, он помотал головой: "Может быть, потом..."
-- Нет, мамусик, все. Целую...
Они не были троюродными братом и сестрой... Неведомый Медведеву Павел Фомич появился на генеалогическом горизонте, лишил его понятного родства с Оксаной, осложнил оправдательную базу и загадал кучу загадок...
Медведев, скрестив на груди руки, задумчиво стоял перед схемой -откуда взялась ветвь Фомы Медведичовского и куда ее прилепить? Оксана, теребя пальчиком губы, осторожно оглядывала клеточку за клеточкой, в которых замерли ее возможные двоюродные прабабушки и прадедушки, и касалась рукой плеча несостоявшегося брата: "А может, просто однофамильцы?.." -- "Нет, -упрямо мотал головой Медведев, -- мы найдем твоему пращуру место. Из дворян Могилевской губернии! Это не просто тепло, это горячо! Он наш! И ты наша! Я уверен! Вернусь и посмотрю в архиве книгу сопричислений по Могилевской губернии!" Он вытаскивал из папки чистый лист бумаги и рисовал восходящую от Оксаны и ее детей ветвь родового древа -- мать, отец, дед, бабка, прадед, прабабка... "Найдем! Вернешься -- вышлешь мне копии всех метрик, и разберемся. Может быть, ты окажешься моей семиюродной тетей или племянницей?" -- "Ох ты, дядюшка какой выискался. -- Оксана прижалась к нему боком и обхватила за шею. -- Надеюсь, жена к племяннице ревновать не будет?" -- Она чмокнула его в ухо, в щеку, и еще раз в ухо, пока Медведев не поймал ее губы...
На этот раз строгие судьи штата Мэриленд были бы единодушны: "Виновны!"
Они вошли в холл и сразу повернули в музыкальный салон -- бежевый палас плавно разбежался к мраморным стенам. На диванах из бледно-кофейной кожи замерли люди с бокалами в руках. И среди кремовых штор, тускло блестящих поручней, шоколадной стойки бара, золотых конусов света, бронзовых вензелей на дверях ресторана -- среди этого соединения роскоши и мраморно-пушистого уюта жила и двигалась музыка -- бодрая, чуть печальная, пронзительная и стремительная, в ней слышались голоса птиц, шум вскипающего моря, шелест деревьев, измена любимой, грусть расставания, виделся черный бархат южного неба, выпавший снег на старом кладбище, музыка звала куда-то и останавливала, приглашала забыться, не спешить, все придет в свое время, обещала музыка... -- то бегал сотнями пальцев по клавишам пианист в брусничном пиджаке -- его смуглое лицо в венке из длинных волос отражалось в черной крышке рояля.
На них оборачивались. Оксана взяла его за руку и крадучись, как идут к своим местам опоздавшие зрители в театре, подвела к мягко светящейся стойке бара. Бармен, родной брат Челентано, одарил Оксану скользкой улыбкой, кивнул, откупорил шампанское и налил в три фужера "...немного солнца в холодной воде, черт, что я несу, нет, пить не буду, хоть расстреливай..."
Рояль затих -- так затихает гром в степи, над которой уже выглянуло солнце. Зааплодировали, поднялись, зашуршали одеждами, к Оксане быстро шел упитанный юноша, тревожно хлопая ресницами, но, заметив Медведева, замедлил шаг и изменил траекторию, маэстро в брусничном пиджаке и черной рубашке стоял, склонив голову перед аплодирующей публикой. Оксана подхватила два фужера, указала глазами на третий, стоящий на стойке: "Бери, пойдем поблагодарим". -- "Я пить не буду!" -- "Хотя бы пригуби, бери же..." -- и они подошли к исполнителю, он ждал их. "Что ты стоишь, будто кол проглотил, русского мужика не видел? Мы тебя не бить, а поздравлять идем". Оксана протянула ему фужер, он поцеловал ей мизинец, она что-то сказала негромко и дождалась, пока Сергей Михайлович проберется через публику. "Это было прекрасно! -- кивнул Медведев, вставая рядом с Оксаной и ощущая устремленные на них со всех сторон взгляды. -- Слушая вашу музыку, я словно прочитал целый роман. Ваше здоровье! Успехов!" -- "Вы музыкант?" -- "Нет, он русский писатель, -- ответила, смеясь, Оксана и положила руку Медведеву на плечо, прильнула к нему боком. -- Он живет здесь в писательском Центре ЮНЕСКО..." -- "Угу, угу, -- неохотно покивал маэстро и пригубил шампанское. -- Я знаю это место. Президент Центра Костас Скандалидис -- мой друг. Вы его знаете?" Медведев тоже пригубил колючую жидкость и кивнул: "Да, мы знакомы". -"О'кей!" -- как бы подводя черту случайному знакомству, бодро произнес музыкант и перевел взгляд на Оксану. Его взгляд не оставлял сомнений, что видит он только ее, обращается только к ней и остальных его слова не касаются.
"Когда вы сможете послушать пьесу, которую я посвятил вам? Может быть, завтра, у меня на вилле? У меня прекрасный итальянский рояль. Я повезу вас на своем новом "порше", мы доедем быстро. Потом мы пообедаем и вернемся в отель". -- "Спасибо, -- безмятежно рассмеялась Оксана и подняла лицо к Сергею. -- Но завтра мы с Сергеем едем на экскурсию в Линдос, а потом будет писательский ужин в рыбном ресторане".
"Линдос не завтра, а послезавтра, но все правильно".
Она неожиданно чмокнула его в шею и погладила по голове: "Терпи, терпи". Медведев приобнял ее за плечо.
Люди разбредались из холла, уверенные, что подсмотрели чужую тайну -первая леди отеля сделала свой выбор. Наверное, он сказочно богат, если позволяет себе простую одежду на музыкальных вечерах...
Остаток вечера провели в баре. Оксана азартно повела плечами: "Дворяне обычно охо-хо! Любили развернуться! -- И оглянулась на бармена. -Шампанского!" Она пела за роялем "Очи черные", подыгрывала Медведеву -- он басил, притоптывая ногой: "С боем взяли город Брест, город весь прошли..." Шипело шампанское, на тарелках появлялись и исчезали бутерброды с икрой -их весело приносили официанты, маэстро, скинув брусничный пиджак, играл нечто невообразимое -- очевидно, хоронил свои надежды, отчего жидкая, но дружная толпа ночных обитателей бара немного пришла в уныние, которое, впрочем, развеялось, как только за рояль вновь села Оксана и завела сильным, мягким и высоким голосом "Подмосковные вечера". Танцевали. "Да чтоб я свою дворянскую кровь какому-то вшивому Розалису подарила! -- восклицала Оксана и припадала к груди Медведева. -- Ни за что! Правда, Сережа?" У Медведева почему-то брали автографы, и метрдотель попросил сделать памятную запись в массивной гостевой книге, что он и исполнил, нарисовав шпиль Петропавловки и Акрополь Родоса, соединенные струящейся надписью "Friendship!" (стр. 48 гостевой книги отеля "Медитерранеан" за декабрь 199... года.). Вспыхивали блицы фотоаппаратов. Медведев пил лишь минеральную воду и, подыгрывая толпе, изображал пьяного медведя и плясал вприсядку.
Досталось выпить и озябшим рыбакам на темном молу, и случайной паре англичан, возвращавшейся с прогулки. В честь последних Оксана исполнила "Girl", обратив лицо к темному морю и сорвав едва слышимый на берегу аплодисмент.
У отпертой двери номера Оксана положила ему на плечи руки и посмотрела длинным тягучим взглядом: "Ты хочешь зайти?" -- "Да, -- кивнул Медведев и помолчал, не отводя взгляда. -- Но не зайду. Ты же знаешь... Сокровища покупаются целиком". Она привстала на цыпочки и с грустной улыбкой чмокнула его в подбородок: "Спокойной ночи".
"Только ни с кем не разговаривай,-- напомнил ей вслед Медведев, -- даже с таксистами!" -- "Ладно", -- она засмеялась и поспешно щелкнула замком.
Портье делал вид, что не замечает выходящего из лифта Медведева, -опустив голову, деловито раскладывал бумажки.
Медведев сел за руль и медленно покатил по пустой набережной. Он неспешно проехал мимо холма Монте-Смит, где за деревьями угадывалась подсветка Центра, и медленно двинул машину по шоссе, вдоль темнеющего справа моря. Со стороны могло показаться, что автомобиль везет мрачный груз под покровом ночи или ждет с моря сигнала контрабандистов. Пару раз он съезжал на плотную хрусткую гальку, клацала дверца, и у темной воды долго светился огонек сигареты. Голубой "форд-скорпио" проехал по извилистому шоссе несколько километров, сделал разворот и помчался, набирая скорость, обратно, пока не взлетел узкой улочкой к вершине уснувшего холма.
Глава 9
В десять часов утра следующего дня Медведев спустился в столовую, набрал номер сотового телефона могильщика Бори, ему ответил хриплый мужской голос, он представился, напомнил о себе и коротко, без объяснений, изложил свою просьбу. Боря сказал, что на кладбище он появится к обеду, но в просьбе не отказал и удивления не выказал. "Во сколько мне вам позвонить?" -осведомился Медведев. "Звоните к часу", -- был ответ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19