отрефлексированные радость и гнев суть
нечто совершенно отличное от спонтанных радости и гнева92.
Ответ Гуссерля на эти важные возражения заключен в принципе, приобретающем
формальный характер: абсурдно сомневаться в правах рефлексии на постижение
сознательной жизни как она есть, потому что это означает предпо-
124 Э. Левинас
ложить то, что собираешься отрицать и возвращаться к противоречивым
характеристикам скептицизма. Действительно, кто бы ни выносил суждения, в
которых выражается сомнение в познавательной способности рефлексии, он уже судит
о своем сомнении, а само это суждение является результатом рефлексии94. Сходным
образом, когда говорится о модификации спонтанной жизни сознания, имеющей место
в рефлексивной установке, с необходимостью предполагается возможность познания
жизни в ее первичной, предшествующей рефлексии форме. Не предполагая такую
возможность, нельзя говорить и о модификации, которой, будучи объектом
рефлексии, подвергается жизнь сознания. Именно эту возможность и оспаривает
скептицизм95. В итоге невозможно отрицать ценность рефлексии, поскольку, если
рефлексия не имеет ценности, невозможно ничего сказать и о самой рефлексии96.
Подобное формальное опровержение скептицизма - недостаточно, и Гуссерль
признавал это97. Необходима еще и рефлексия над рефлексией, нечто вроде критики
феноменологии, критики прав и возможностей самой рефлексии98. Следует
рассмотреть более тщательно, как далеко может распространяться достоверность
рефлексии, как рефлексия может постигать первичное состояние через его
модификацию. (Несмотря на модификацию, мы все же отмечаем в объекте рефлексии
то, что он существует независимо от рефлексии99. Схваченное в перцептуальной
рефлексии характеризуется принципиально не только как то, что продолжается, пока
совершается рефлексия над ним, а как то, что всегда уже здесь прежде всякой
рефлексии)100. В Ideen Гуссерль предлагает только результаты. По Гуссерлю,
абсолютное право перцептуальной рефлексии распространяется не только на
настоящий момент, но также на сферу непосредственных протенций и ретенций, на
все, что еще переживается101. Жизнь не ограничена настоящим моментом, ее
горизонты захватывают прошлое и будущее. Поэтому критика рефлексии должна
обосновать не только возможность рефлексивного восприятия, но и возможность для
памяти постигать прошлое. Это право не является полностью и сущностно приложимым
к прошлому, относительно которого мы можем и ошибаться. Прошлое "совершенно
относительно и может быть вытеснено, не теряя при этом характерных черт своего
права"102. Тем не менее мы можем быть уверены в простом существовании нашего
прошлого благодаря самой временной структуре. Ввиду того, что сознание
существует и длится, оно не может иметь ни начала, ни конца103. Каждый момент
времени требует про-
125 Философская интуиция
шлое, для того чтобы в нем исчезнуть, и будущее, чтобы в нем появиться. [где-то
здесь в книге нет сноски 104 верх. индекса]
Таким образом, упомянутые выше ограничения были преувеличены, хотя и необходимо
поставить пределы притязаниям рефлексии. Эти пределы имеют, согласно Гуссерлю,
основание в самом бытии сознания, и поэтому было бы абсурдно трактовать их как
несовершенство105.
Для того чтобы изучать конституирование предметов в жизни, мы можем использовать
интуитивную рефлексию, и использовать ее на всех уровнях жизни сознания.
Рефлексия способна дать описание структуры ноэмы, неотделимой от ноэзиса, ее
можно использовать также в изучении всех артикуляций любого уровня более сложных
ноэтико-ноэматических структур (например, при изучении того, какими будут те
noemata, которые Гуссерль называет повторяющимися (iteriert))107. Эти noemata
сами являются объектами-ядрами108 - я могу помнить память восприятия109.
Интуитивный взгляд может проникать разнообразные уровни артикуляции ноэмы (это
его собственная возможность), но он может останавливаться на любом из них.
Необходимо только, чтобы рефлексивный взгляд был ограничен сложностью того, что
дано, и принимал во внимание лишь смысл, присущий этой данности, без введения
чего-либо непрямым способом - например, через размышление.
Рефлексия не нуждается в том, чтобы быть ограниченной ноэзисом и ноэмой.
Гилетические элементы также участвуют в конституировании предметов. Рефлексия
над гилетическими данными - ощущениями, например, - следует этому
конституированию и, доходя до гилетического уровня, описывает способ, которым
гилетический уровень оживляется интенциями112, выявляя при этом темпоральную
структуру сознания113. Феноменологическая рефлексия - это интуитивный взгляд,
обращенный к жизни во всей полноте ее конкретных форм. Это попытка понять жизнь
и на этом основании - понять мир, ее собственный интенциональный предмет.
Если бы философская интуиция была только рефлексией над жизнью, философия могла
бы быть сведена к эмпирической науке, занятой фактическим порядком жизни и
пренебрегающей априорными законами. Но за пределами сферы случайного все-таки
можно обнаружить cogito, которое, будучи фактично, все же является необходимым.
Кроме того, мы уже обратили внимание на то, что эмпирические науки возможны лишь
после того, как установлены соответствующие онтологии. Но если мы занимаемся
наукой о
126 Э. Левинас
фактах сознания, где же та априорная наука, которая может служить ее базисом114?
В рефлексии над сознанием, как и в непосредственной интуиции, обращенной к миру,
возможна идеация. "Каждое переживание в потоке переживаний, рассмотренное
посредством рефлексивного акта, имеет собственную индивидуальную сущность,
которая может схватываться интуитивно. Любое переживание имеет содержание,
которое может быть рассмотрено в себе вместе со своими характеристиками"115.
Переживания содержат сущности, необходимую структуру и, как таковые, управляются
эйдетическими законами. Сознание - это индивидуальный конкретный предмет116 и
одновременно - набор высших родов, которые конституируют его, формируя регион.
Сознание - это регион, и одновременно - источник онтологии.
Конституциональные проблемы, возможно, будут решены посредством эйдетической
интуиции. Структура актов, конституирующих всякую предметную область, является
необходимой и имеет свое основание в эйдетических законах, которые управляют
этими актами. Все дескрипции жизни сознания, которые мы проводили до сих пор,
рассматривая структуру времени, интенциональность и коррелятивность ноэзиса и
ноэмы, рефлексию и условия ее возможности,- все эти дескрипции носили априорный
характер и были получены в эйдетической интуиции рефлексии.
Феноменология есть эйдетическая дескриптивная наука о сознании117. Тем не менее,
относительно нее все же остается оправданным одно сомнение. Может ли
сознательная жизнь во всем многообразии и качественно различных формах быть
охвачена сферой сущностей? Антиномия между интеллектом и жизнью сознания,
установленная Бергсоном, может сохранить и здесь свое значение. Как
"длительность" жизни сознания (первичность жизни сознания Гуссерль никогда не
оспаривал)118 может быть схвачена в строгих границах интеллекта? То, что было
сказано выше о возможности неотчетливых сущностей, вероятно, поможет понять, как
интеллект способен охватывать все поле жизни-сознания, не трансформируя его при
этом в нечто подобное "пространственной"119 вещи. Кроме абстрактной
интенциональности и конкретной интуиции Гуссерль указывает еще и третью
альтернативу.
Феноменологическая рефлексия - идеативна. Рефлексия использует конкретно
воспринимаемое состояние сознания в качестве "примера" для того, чтобы
обратиться к сущности сознания. Но идеация вовсе не требует восприятия.
127 Философская интуиция
Вполне достаточно (и даже лучше120) использовать в качестве "примера" объект
воображения.
К общей сущности непосредственного схватывания сущностей принадлежит то,... что
они имеют основание в простой ре-презентации [Vergegenwartung]
экземплификационных сингулярностей121.
Это дает феноменологу необходимую свободу для того, чтобы отвлекаться от
актуально данного и обозревать сферу возможностей. Тем самым феноменолог
вступает в сферу сущностей, чье значение состоит в имплицировании бесконечности
возможных "примеров"122. Это показывает еще раз то, что эйдетические истины
носят априорный характер, и то, что несмотря на факт их необходимой данности в
примерах, они относятся к сущностным возможностям. Эйдетические истины полностью
независимы от актуального восприятия123. Гуссерль высказывается парадоксально:
"Фикция - жизненный элемент феноменологии и других эйдетических наук"124.
Ясность, являемая интуицией сущностей, особенно когда последние не носят слишком
общего характера125, зависит от чистоты интуиции индивидуального, на которой
базируется интуиция сущностей126. Эта чистота не принадлежит с необходимостью
только восприятию, но может быть также чистотой воображения, и от этого она
вовсе не приобретает недостаток. Здесь расположена одна из наиболее трудоемких
задач феноменологии. Не так легко практиковать интуицию сущностей; Гуссерль
много раз указывал на связанные с этим трудности127 Начинающим он рекомендовал
долгое ученичество. Прежде чем обращаться к данным воображения, Гуссерль
советовал использовать восприятие. Полезно также исследование жизни сознания,
являющей себя в истории, в произведениях искусства и поэзии.
Необходимые феноменологии для достижения интуиции продолжительные усилия не
имеют того метафизического значения, которое приписал им Бергсон. Для Бергсона
они были тесно связаны с актами свободы. Мы еще возвратимся к этому в
заключении. Усилия, которые позволяют созерцать сущности (как и другие усилия,
еще более значительные, которые Гуссерль относит к феноменологической редукции,
о чем речь впереди), никогда не рассматривались им в отношении к природе
сознания, по крайней мере в опубликованных к настоящему времени работах128.
Философская интуиция (в отличие от философии Бергсона или "философии жизни") не
является актом, вовлекающим в себя все жизненные силы, актом, который во многом
определяет судьбы жизни. Философская интуиция Гуссерля - это
128 Э. Левинас
рефлексия над жизнью, рассмотренной во всей своей конкретной полноте и
богатстве, жизнью, которая рассматривается, но более не переживается. Рефлексия
над жизнью отделена от самой жизни, так что невозможно увидеть связь рефлексии с
судьбой и метафизической сущностью человека. Естественная установка никогда не
бывает чисто созерцательной, мир не представляет собой лишь объект научных
исследований. Кажется порой, что человек с помощью теоретических актов рефлексии
внезапно осуществляет феноменологическую редукцию. Гуссерль не дает объяснений
такому изменению установки и даже не считает это изменение проблемой. Гуссерль
не ставит метафизической проблемы ситуации Homo philosophus.
Характеристика философской интуиции не будет полной без анализа
феноменологической редукции.
Каким образом исследование сознания отличается от психологии? Подобный вопрос
естественно встает. Если мы считаем феноменологию основанием и исходным пунктом
философии, не отождествляем ли мы при этом философию и психологию129? Не впадаем
ли в тот самый психологизм, против которого Гуссерль так долго и основательно
боролся в Logishe Untersuchungen?
Мы уже заметили, что критика психологизма в I томе Logishe Untersuchungen
направлена только против плохой (натуралистической) психологии и оставляет место
для хорошей феноменологической психологии. Но, согласно Гуссерлю, даже после
того, как психология очищена от психологизма и натуралистических привнесений,
даже после того, как интенциональность признана в качестве сущностной структуры
сознания, мы все еще не достигаем феноменологии как философии - чистой
феноменологии130.
Для психологической установки характерно быть наукой о мире. Тотальность
действительности, которую мы назвали миром, также включает человека, его тело и
психические состояния. Человек, подобно горам и деревьям"1,- только часть мира.
Следовательно, различные психологические дисциплины изучают человека лишь как
естественное существо, имеющее тело"2 и зависимое от мира причинности. Будучи
связанным с миром, сознание некоторым образом участвует в его существовании.
Абсолютное в себе [сознание] способно терять свою имманентность и приобретать
характер трансцендентности. Мы непосредственно видим, что это может происходить
только посредством [его] участия в трансценденции в первичном смысле этого
термина, т. е. в трансцендвниии материальной природы133.
129 Философская интуиция
Поскольку существование мира не есть нечто достоверное и поскольку (как мы
видели во 2-й главе) оно содержит в себе возможность несуществования,- человек и
психологическое сознание должны разделять такой характер. "Эмпирическое ego -
такая же трансценденция134, как и физическая вещь"135.
Однако рефлексия над сознанием с очевидностью обнаруживает в cogito абсолютное
бытие, которое необходимо допустить как таковое. "Но,- говорит Гуссерль,- если
здесь действительно имеет место такая адекватная самоочевидность,- кто всерьез
способен ее отрицать, как можно уклониться от признания чистого ego?"136 Мы
должны заключить, что абсолютное сознание cogito (единственный тип сознания,
рассмотренный до сих пор) не идентично психологическому сознанию. Гуссерль
называет абсолютное сознание чистым или трансцендентальным сознанием. Подлинный
источник бытия, сфера конституирования не принадлежит поэтому психологическому
сознанию137. Эмпирическое сознание, изучаемое психологами, никоим образом не
захватывает оригинальности и первого волнения жизни138.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54