Вид океана и неба был поистине страшен. В полумиле от мыса они сливались в непроницаемой мгле. Над головой лейтенанта с ужасающей быстротой проносились низкие, растрепанные тучи, в зените клубились длинные космы тумана. Мгновениями в воздухе наступала полная тишина, и слышались лишь исступленный вой прибоя и гневные удары волн. Затем ураган вновь разражался с беспримерной яростью, и Джаспер Гобсон чувствовал, как дрожит утес до самого основания. Бывали минуты, когда дождь лил с такой силой, что его почти горизонтальные струи превращались в тысячи брызжущих фонтанов, и ветер хлестал ими, точно картечью.
То был один из тех ураганов, которые возникают в самом злокозненном месте небес. Северо-восточный ветер мог удержаться очень долго и долго еще способен был возмущать атмосферу. Но лейтенант Гобсон на это не жаловался. При других обстоятельствах разрушительные последствия бури доставили бы ему большое огорчение, но сейчас он ликовал. Если остров устоит, — на что лейтенант все же надеялся, — то, дрейфуя под этим ветром, более сильным, чем течение, он будет отброшен на юго-запад, а юго-запад — это континент, это спасение. Да, это избавление от гибели и его самого и его друзей, всех! А потому было необходимо, чтобы буря продолжалась, пока остров не прибьет к берегу, все равно к какому. То, что стало бы гибелью для судна, для блуждающего острова будет спасением.
Добрых четверть часа лежал так Джаспер Гобсон, сжавшись под ударами урагана, весь вымокший под холодным душем морского прибоя и дождя. Впиваясь в землю со всей энергией утопающего, он ловил каждое движение бури, сулившей ему счастливый исход. Наконец, он спустился с утеса, соскользнул на отлогий берег мыса и, подгоняемый вихрем песчаной пыли, пересек двор и вошел в дом.
Прежде всего лейтенант сообщил своим товарищам, что ураган, видимо, еще не достиг полной своей силы, и надо ждать, что он продлится еще несколько дней. Тон Джаспера Гобсона показался всем весьма странным: как будто он сообщал какую-то приятную новость. На лицах обитателей фактории невольно отразилось недоумение. Неужели их начальник действительно приветствует этот поединок стихий?
Тридцатого августа лейтенант Гобсон, невзирая на бурю, снова отправился на мыс Батерст; правда, на этот раз он уже не поднимался на его вершину, но дошел до самого побережья. Там, стоя на крутом берегу, о который бились огромные водяные валы, он обратил внимание на выброшенные волной длинные стебли какого-то растения, чуждого флоре острова.
То была совсем еще свежая зелень фукуса, и эти водоросли, несомненно, только недавно были вырваны со дна вблизи американского материка. Значит, берег уже недалеко! Значит, северо-восточный ветер вытолкнул остров из течения, которое уносило его до сих пор! Радость, охватившая Христофора Колумба, когда он увидел плавучие растения, возвещавшие близость земли, была, вероятно, не больше.
Лейтенант Гобсон вернулся в форт и поделился своим открытием с миссис Барнет и Лонгом. В эту минуту он горел желанием все рассказать и другим своим товарищам, ибо теперь больше не сомневался в спасении. Но какое-то предчувствие удержало его, и он промолчал.
Однако в эти дни томительного затворничества обитатели форта не сидели праздно. Они занимались хозяйственными работами внутри форта. Время от времени кто-нибудь отправлялся во двор рыть канавки для стока воды, которая застаивалась между домом и складами. Мак-Нап, проходя с гвоздем в одной руке и-молотком в другой, всегда находил что-нибудь требовавшее починки. Итак, днем люди работали, почти не замечая жестокой бури. Но когда наступала ночь, всем казалось, что ураган свирепствует с удвоенной силой. Спать было невозможно. Порывы ветра обрушивались на дом, словно удары тарана. Иногда между мысом и фортом возникал какой-то вихрь. Казалось, ураган, подобно смерчу, бешено кружился вокруг дома. Половицы трещали. Стропила грозили разойтись по швам, а само здание — рассыпаться в щепы. Мак-Нап жил в постоянном страхе, и его подручным приходилось все время быть настороже. Между тем лейтенанта Гобсона беспокоил не самый дом, а почва, на которой он его построил. Буря становилась все яростнее, море — все ужаснее, и именно сейчас можно было опасаться, что ледяное поле распадется на куски. Казалось невероятным, чтобы эта огромная льдина, которая стала уже гораздо тоньше и постепенно разрушалась снизу, сейчас, подвергаясь беспрестанному перемещению из одной плоскости в другую, могла долго продержаться. Масса острова была настолько значительна, что его обитатели, конечно, не ощущали этих колебаний, но от этого ему доставалось не меньше толчков. Таким образом, вопрос сводился к следующему: уцелеет ли остров до той минуты, когда его отбросит к берегу? Не разлетится ли он вдребезги, прежде чем его прибьет к суше?
В том, что остров до сих пор еще не распался, не было никакого сомнения, и Джаспер Гобсон настойчиво доказывал это миссис Барнет. Действительно, если бы ледяное поле уже раскололось на более мелкие льдины и остров превратился в группу небольших островков, зимовщики форта сразу бы это заметили, ибо тот сравнительно небольшой обломок, на котором они очутились бы, уже не был бы так нечувствителен к состоянию моря и должен был испытывать качку. Переменные движения килевой и боковой качки сотрясали бы его вместе с теми, кто плыл на нем, как это бывает во время бури с пассажирами судна. Между тем обитатели форта этого не ощущали. Лейтенант Гобсон, производя свои ежедневные наблюдения, ни разу не заметил ни движения острова, ни какого-либо колебания или сотрясения почвы. Остров по-прежнему казался таким неподвижным и устойчивым, как будто перешеек все еще крепко связывал его с американским континентом.
Но если остров был еще цел, то это не значило, что он не мог расколоться в любую минуту.
Особенно беспокоил Джаспера Гобсона вопрос, приблизился ли остров Виктория, вытолкнутый из течения и теперь дрейфовавший под влиянием северо-восточного ветра, к какому-либо берегу, так как в этом была единственная надежда на спасение. Однако каждому понятно, что, когда нет ни солнца, ни луны, ни звезд, все инструменты бесполезны и, пока небо не прояснится, установить местонахождение острова будет невозможно. Если даже они и приближались к земле, то могли узнать об этом лишь тогда, когда она появится; если же лейтенант Гобсон хотел выяснить это заранее — до того, как произойдет столкновение с материком, — ему надо было отправиться в южную часть этой опасной территории. В самом деле, положение острова Виктории относительно четырех стран света почти не изменилось. Мыс Батерст все еще был обращен своим острием на север, как и раньше, когда он представлял собою выдававшуюся в море часть американского материка. Было очевидно, что, если остров подойдет к берегу, он пристанет к нему своей южной стороной, заключенной между мысом Майкл и углом, который когда-то прилегал к Моржовой бухте. Одним словом, он вновь соединился бы с материком посредством прежнего перешейка. Вот почему надо было прежде всего и главным образом обследовать южную часть острова.
Итак, лейтенант Гобсон, несмотря на страшную бурю, решил отправиться к мысу Майкл. Но и на этот раз он счел нужным скрыть от зимовщиков настоящие причины своей отлучки. В такую штормовую погоду он мог решиться взять с собою лишь сержанта Лонга.
В этот день, 31 августа, около четырех часов пополудни, Джаспер Гобсон на всякий случай послал за сержантом, и тот немедленно явился.
— Сержант Лонг, — обратился к нему лейтенант, — мы должны немедленно определить географическое положение острова Виктории или по крайней мере узнать, не приблизился ли он благодаря этому шторму к американскому континенту. Я, признаться, надеюсь на это.
— Мне как раз и самому казалось необходимым это выяснить — и чем скорей, тем лучше.
— Но тогда надо отправиться в южную часть острова.
— К вашим услугам, лейтенант!
— Я знаю, что вы всегда готовы исполнить свой долг, сержант. Но вы пойдете не один. Нам надо быть вдвоем, чтобы, если покажется земля, немедленно предупредить товарищей. И, кроме того, я должен видеть собственными глазами… Мы пойдем вместе…
— Как вам угодно, лейтенант! Хоть сейчас, если вы считаете нужным.
— Мы отправимся сегодня вечером, в девять часов, когда все улягутся спать…
— Не сомневаюсь, что любой из них охотно пошел бы с нами, но им незачем знать, что заставляет нас уходить так далеко от фактории.
— Да, да, пусть никто и не знает, — подтвердил Джаспер Гобсон, — я постараюсь до последней минуты избавить их от той тревоги, которую внушает наше ужасное положение.
— Слушаюсь!
— Вы возьмете с собой огниво и трут, на случай если придется дать сигнал. Например, если на юге покажется земля.
— Так точно!
— Поход будет суровый, сержант!
— Само собой разумеется, суровый! Но это не важно! Кстати, как с нашей путешественницей, лейтенант?
— Я решил ничего не говорить ей: боюсь, как бы она не пожелала идти с нами.
— Ну, это невозможно! — заявил сержант. — Женщине не справиться с таким ветром! Смотрите, какой шторм!
И в самом деле, дом так и дрожал от урагана. Казалось, его вот-вот свалит на бок.
— Да, — согласился Джаспер Гобсон, — этой смелой женщине нельзя идти с нами. Но, быть может, лучше рассказать ей о нашем намерении. Надо, чтобы она была предупреждена на случай, если с нами случится в дороге какая-нибудь беда…
— Да, лейтенант, да! — воскликнул сержант Лонг. — Не надо ничего от нее скрывать, и ежели мы не вернемся…
— Итак, в девять часов, сержант!
— В девять часов!
Сержант Лонг отдал честь и вышел.
Немного спустя Джаспер Гобсон, беседуя с миссис Барнет, сообщил ей о предстоящем походе. Как он и ожидал, отважная женщина заявила о своем желании сопровождать их, чтобы вместе с ними бросить вызов жестокой буре. Лейтенант не стал отговаривать ее, рисуя все опасности похода в подобных условиях, а ограничился лишь напоминанием, насколько необходимо ее присутствие в форте во время их отлучки, подчеркнув, что от этого будет зависеть его душевное спокойствие. Если с ними случится несчастье, он по крайней мере будет уверен, что мужественная путешественница заменит его и позаботится об оставшихся здесь людях.
Миссис Барнет поняла его и больше не настаивала. Но она просила Джаспера Гобсона не рисковать безрассудно, памятуя, что он — глава фактории и его жизнь ему не принадлежит: он должен сохранить ее для спасения остальных. Лейтенант обещал быть осторожным, насколько позволят обстоятельства; но сейчас, добавил он, необходимо, чтобы обследование было проведено немедленно, и он это сделает. На следующий день миссис Барнет должна будет объявить зимовщикам, что лейтенант Гобсон и сержант Лонг отправились на юг — в последнюю разведку перед наступлением зимы.
7. ОГОНЬ И КРИК
Лейтенант Гобсон и сержант Лонг провели вечер в большой зале форта Надежды до часа отхода ко сну. Здесь собрались все, кроме астронома, который все время сидел, так сказать, наглухо запертый и законопаченный в своей комнатке. Люди занимались каждый своим делом: кто чистил оружие, кто чинил или точил инструмент. Миссис Мак-Нап, миссис Рэй, миссис Джолиф и Мэдж шили, а миссис Барнет читала вслух. Чтение то и дело прерывалось, и не только шумом ветра, который словно таранил стены дома, но и криками ребенка. Капралу Джолифу, которому поручили забавлять его, приходилось нелегко. Его колени, превратившиеся в ретивых коней, совсем уже онемели, а неутомимому всаднику все было мало. Ребенок так долго не унимался, что капрал положил его в конце концов на большой стол, и он барахтался там до тех пор, пока не уснул.
В восемь часов прочитали, как обычно, общую молитву, погасили лампы, и вскоре обитатели фактории улеглись в свои постели.
Как только все стихло, лейтенант Гобсон и сержант Лонг бесшумно прошли через пустую залу в коридор. Там они застали миссис Барнет; она хотела в последний раз пожать им руку.
— До завтра, — сказала она лейтенанту.
— До завтра, сударыня, — ответил Джаспер Гобсон, — да… до завтра… непременно…
— А если вы запоздаете?..
— Надо набраться терпения и ждать. Ведь может случиться, что во время обследования южной части горизонта, во тьме среди ночи вдруг покажется огонь, например, если мы уже приблизились к берегам Новой Джорджии. Тогда мне непременно захочется еще раз определить наше местоположение при дневном свете, и наша экспедиция может продлиться целые сутки. Но если нам удастся попасть на мыс Майкл ранее полуночи, мы вернемся обратно завтра вечером. Итак, будьте терпеливы, сударыня, и поверьте, чти мы не станем напрасно подвергать себя опасности.
— Но если вас не будет ни завтра, ни послезавтра, ни через два дня?.. — спросила путешественница.
— Значит, мы уже никогда не вернемся! — просто сказал лейтенант Гобсон.
Дверь открылась. Миссис Барнет заперла ее за ушедшими и, взволнованная тяжелыми мыслями, возвратилась в свою комнату, где ее ожидала Мэдж.
Лейтенант Гобсон и сержант Лонг пересекли внутренний двор. Там кружил такой вихрь, что их едва не свалило с ног. Поддерживая друг друга и опираясь на палки с железными наконечниками, они прошли через калитку в ограде и направились по дороге между холмами и берегом озера.
Остров был окутан слабым сумеречным светом. Молодому, только накануне народившемуся месяцу было еще не время взойти над горизонтом и озарить мрачный лик ночи; темноте оставалось царить еще несколько часов. Однако и сейчас было достаточно светло, чтобы не заблудиться.
Но какой ветер и дождь! Лейтенант Гобсон и его спутник были в непромокаемых сапогах и туго стянутых в талии клеенчатых плащах с капюшонами, закрывавшими голову. По счастью, эта одежда хорошо защищала их от холода, ибо ветер дул им в спину, беспощадно толкая вперед, а когда шторм усиливался, они продвигались даже быстрее, чем им хотелось бы. Они шли молча. Оглушенные шумом бури, задыхаясь от ветра, не слыша друг друга, они и не пытались перекинуться словом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55