https://wodolei.ru/catalog/akrilovye_vanny/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


OCR & spellcheck by HarryFan, 20 April 2001
««Собрание сочинений», т. 6»: Государственное издательство художественной литературы; Москва; 1956
Жюль Верн
В стране мехов
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1. ГОСТИ В ФОРТЕ РЕЛАЙАНС
В тот вечер — 17 марта 1859 года — капитан Крэвенти устроил праздник в форте Релайанс.
Но пусть читатель не думает, что это было какое-то парадное собрание, или пышный бал, или шумный раут, или фестиваль под гром большого оркестра. Прием у капитана Крэвенти был много скромнее, хотя хозяин ничего не пожалел, чтобы придать ему как можно больше блеска.
В самом деле, благодаря распорядительности капрала Джолифа просторная зала в нижнем этаже дома совершенно преобразилась. Правда, деревянные стены из грубо отесанных и горизонтально уложенных бревен остались на виду; однако четыре британских флага, укрепленные в четырех углах, и щиты с развешанным на них оружием, заимствованным из арсенала форта, скрашивали наготу стен. Длинные потолочные балки, шероховатые и почернелые, покоились на топорных, не слишком прямо вбитых столбах, зато две лампы с жестяными рефлекторами раскачивались на концах цепей, словно люстры, и, несмотря на мглистый воздух, довольно ярко освещали залу. Окна были узкие, некоторые даже походили на бойницы; и густой слой инея, покрывавший стекла, не давал проникнуть сквозь них любопытному взору; два или три полотнища красной, красиво задрапированной ткани вызывали восхищение приглашенных. Пол из плотно пригнанных друг к другу толстых трехдюймовых досок был по случаю праздника тщательно подметен капралом Джолифом. Ни кресел, ни диванов, ни стульев, ни других предметов современной меблировки, которые только мешали бы гостям свободно расхаживать, не было вовсе. Всю обстановку залы составляли деревянные скамьи, накрепко вделанные в толстые стены, несколько больших обрубков дерева, которым топор придал кубическую форму, да два стола на массивных ножках. Но внутренняя стена с узкой одностворчатой дверью в соседнюю комнату была живописно и вместе с тем богато разукрашена. На бревнах в безупречном порядке висели роскошный меха: такого редкостного подбора не встретишь, пожалуй, и в самых заманчивых витринах Риджент-стрит или Невского проспекта. Казалось, вся фауна арктических областей была здесь представлена лучшими образцами своих мехов. Глаза разбегались при вида всех этих богатств; здесь были шкуры волков, медведей бурых и полярных, выдр, росомах, американских норок, бобров, мускусных крыс, горностаев, серебристых лисиц! А над этой своеобразной выставкой красовалась надпись, составленная из искусно вырезанных цветных картонных букв. То был девиз знаменитой Компании Гудзонова залива: PROPELLE CUTEM! note 1
— Ну, капрал Джолиф, — сказал капитан Крэвенти своему подчиненному, — вы просто превзошли самого себя!
— Пожалуй, капитан, пожалуй, — ответил капрал. — Но воздадим каждому свое. Добрая половина ваших похвал причитается по справедливости миссис Джолиф. Ведь это она мне во всем помогала!
— Ваша жена — большая искусница, капрал!
— Ей нет равных, капитан.
Середину залы занимала громадная печь, наполовину кирпичная, наполовину кафельная; ее большая железная труба, выведенная сквозь потолок, выбрасывала наружу клубы черного дыма. Печь пыхтела, гудела и накалялась, поглощая полные лопаты угля, которые, не жалея, подбрасывал в нее специально приставленный к этому делу солдат-истопник. Порою в трубу залетал снаружи порыв ветра. Тогда едкий дым вырывался из топки и расползался по зале; языки пламени лизали кирпичную кладку, густое облако заволакивало лампы, свет тускнел, и сажа осаждалась на потолочные балки. Но это мало смущало гостей форта Релайанс. Печь их согревала, и за щедро распространяемое ею тепло всякий готов был заплатить такой пустяковой неприятностью, как дым, тем более что на дворе стояла страшная стужа, а резкий северный ветер усиливал ее еще больше.
Слышно было, как за окнами дома бушевала непогода. Оледенелые снежинки с шумом ударялись о замерзшие стекла. Острые струйки холодного воздуха, пробиваясь сквозь щели дверей и окон, временами производили явственный свист. Затем наступала полная тишина. Стихии, казалось, переводили дух, а затем буря вновь разражалась с ужасающей силой. Дом дрожал до самого основания, брусья скрипели, балки стонали. Человек новый, не привыкший, как гости форта Релайанс, к таким неистовствам природы, невольно спросил бы себя — не снесет ли бешеный ветер все это сооружение из столбов и досок? Но гостям капитана Крэвенти буря была нипочем; даже выйдя наружу, они испугались бы ее не больше, чем буревестники, что носятся над волнами в самый разгар урагана.
Однако пора объяснить, кто были эти приглашенные. Здесь собралось около ста мужчин и женщин; но лишь двое из них — две дамы — не принадлежали к числу завсегдатаев форта Релайанс. Среди постоянных обитателей форта были: капитан Крэвенти, лейтенант Джаспер Гобсон, сержант Лонг, капрал Джолиф и человек шестьдесят солдат и служащих компании. Некоторые были женаты, среди них — капрал Джолиф, счастливый супруг живой и веселой уроженки Канады, затем некий Мак-Нап, шотландец, женатый на шотландке, и Джон Рэй, недавно взявший себе в жены местную жительницу — индианку. Все это общество без различия рангов — офицеры, служащие и солдаты пировали в тот вечер у капитана Крэвенти.
Следует добавить, что среди приглашенных были не одни только должностные лица форта Релайанс. Соседние форты — а в этих далеких краях люди, живущие за сто миль друг от друга, считают себя соседями — охотно приняли приглашение капитана Крэвенти. Множество служащих и комиссионеров прибыло из фортов Провидено и Резольюшен, входивших в округ Невольничьего озера, а также из фортов Чипевайан и Лайард, расположенных южнее. Затерянные в безмолвии северных пустынь, словно какие-нибудь отшельники или ссыльные, люди с радостью воспользовались редким и неожиданным случаем рассеяться и развлечься.
Не отказались от приглашения и несколько индейских вождей. Эти туземцы, находившиеся в постоянных сношениях с факториями, поставляли в порядке обмена большую часть мехов, которыми торговала компания. Главным образом, это были индейцы племени чиппевеев — сильные, великолепно сложенные люди, одетые в куртки из кож и необычайно эффектные меховые плащи. Их лица, разрисованные наполовину красной, наполовину черной краской, были точь-в-точь, как те маски, какими «для пущей убедительности» в Европе наделяют в феериях дьяволов. На макушке каждого индейца, точно раскрытый веер какой-нибудь синьоры, колыхались пучки орлиных перьев, вздрагивавшие при каждом движении черноволосой головы. Индейские вожди, числом двенадцать, не привезли с собой жен: эти несчастные «сквау» живут на положении простых рабынь.
Таков был круг гостей, которых в тот вечер так радушно принимал капитан форта Релайанс. За неимением оркестра танцы не могли состояться, но обильное угощение с успехом заменяло наемных музыкантов европейских балов. На столе возвышался пирамидальный пудинг, приготовленный собственными руками миссис Джолиф. Он представлял собою усеченный конус из муки, оленьего жира и мяса мускусного быка; не хватало в нем, быть может, только яиц, молока и лимона, рекомендованных поваренными книгами, но этот недостаток вполне возмещался его гигантскими размерами. Миссис Джолиф отрезала от него кусок за куском, а огромному пудингу все не было конца. На столе лежали также груды сандвичей, приготовленных за неимением английского хлеба из морских сухарей; между двумя сухарями, с которыми, несмотря на их черствость, без труда расправлялись крепкие зубы чиппевеев, миссис Джолиф ловко вложила тонкие ломтики «корнбифа», особого рода солонины, заменившей на этот раз йоркскую ветчину и заливное с трюфелями,
— блюдо, которое подают к столу в домах Старого Света. Что касается напитков — виски и джина, — то наполненные ими оловянные стаканчики так и ходили вокруг стола. Увенчать весь этот праздник, о котором долго еще будут толковать в индейских вигвамах, должен был великолепный пунш.
Зато каких только комплиментов не наслушались в тот вечер супруги Джолиф! Но и потрудились же они, и с какой готовностью! Они просто разрывались на части! Как усердно потчевали они гостей всевозможной снедью! Нет, они не дожидались, пока их попросят, они предупреждали желания каждого. Гости не успевали и рта раскрыть, не успевали даже захотеть чего-нибудь. За сандвичами следовали куски неистощимого пудинга! За пудингом — стаканчики джина или виски!
— Ах, увольте, миссис Джолиф!
— Вы слишком любезны, капрал! Умоляю вас, разрешите передохнуть!
— Миссис Джолиф, верьте, я сыт по горло!
— Капрал Джолиф, что вы со мной делаете!
— Нет, сударыня, решительно нет!.. Я больше не в состоянии!
Вот восклицания, которые то и дело выслушивала счастливая чета. Но капрал и его супруга умели настоять на своем, и даже самые упорные в конце концов сдавались. И еда продолжалась, и питье шло своим чередом. Разговоры становились громче. Солдаты, служащие — все понемногу оживились. Тут говорили об охоте, там о торговле. Сколько планов было у каждого на будущий сезон! Всей фауны арктических областей, пожалуй, не хватило бы, чтоб удовлетворить этих предприимчивых охотников. Медведи, лисы, мускусные быки так и валились под их пулями. Бобры, крысы, горностаи, куницы, норки тысячами попадались в капканы! Драгоценные меха целыми ворохами накапливались на складах компании, доходы которой, кстати сказать, действительно превзошли в том году все ожидания. Щедро разливаемые спиртные напитки разгорячили воображение европейцев; индейцы же, важные и молчаливые, слишком гордые, чтобы чему-нибудь удивляться, и слишком осмотрительные, чтобы что-нибудь обещать, не мешали этой болтовне, поглощая стакан за стаканом «огненную воду» капитана Крэвенти.
А сам капитан от души радовался шумному веселью: он был счастлив, что ему удалось доставить удовольствие этим горемыкам, заброшенным за пределы обитаемого мира, и, весело расхаживая среди своих гостей, неизменно отвечал на все расспросы, если они касались праздника:
— Спросите у Джолифа! Спросите у Джолифа!
И гости обращались к Джолифу, который для всех находил ласковое слово.
О некоторых лицах, охранявших и обслуживавших форт Релайанс, следует рассказать более подробно, ибо именно им довелось впоследствии стать игрушкой ужасных событий, предвидеть которые не был в состоянии никакой, даже самый прозорливый человеческий ум. Так, несколько слов надо сказать о лейтенанте Джаспере Гобсоне, сержанте Лонге, о супругах Джолиф и о двух приезжих дамах, в честь которых капитан и устроил этот вечер.
Лейтенанту Джасперу Гобсону было сорок лет. Невысокий и худощавый, он не обладал особой физической силой, но его душевная энергия была такова, что он всегда выходил победителем из любых испытаний и самых затруднительных положений. Джаспер воистину был «дитя компании». Его отец, майор Гобсон, ирландец из Дублина, умерший несколько лет назад, долгое время вместе с миссис Гобсон жил в форте Ассинибойн. Здесь и родился Джаспер Гобсон. Здесь, у самого подножья Скалистых гор, проходили его детство и юность. Суровое воспитание майора Гобсона сделало его взрослым мужчиной, хладнокровным и смелым еще в ту пору, когда он был всего лишь подростком. Джаспер Гобсон не был охотником, — он был воином, умным и храбрым офицером. Когда Компании Гудзонова залива пришлось выдержать в Орегоне упорную борьбу с конкурентами, он отличился своим рвением и отвагой и быстро достиг чина лейтенанта. Вследствие его общепризнанных достоинств компания назначила Гобсона начальником экспедиции на крайний север. Этой экспедиции предстояло обследовать расположенные выше семидесятой параллели северные берега Большого Медвежьего озера и основать форт на самой границе американского континента. Отъезд лейтенанта Джаспера Гобсона должен был состояться в первых числах апреля.
Если лейтенант представлял собой законченный тип превосходного офицера, то сержант Лонг, пятидесятилетний человек с такой жесткой бородой, словно она была из кокосовой мочалки, являл собою идеальный тип солдата; храбрый от природы, дисциплинированный, ничего не признающий, кроме приказа, беспрекословно подчиняющийся любому распоряжению, каким бы странным оно ни казалось, никогда не рассуждающий, если дело идет о службе, — Лонг был настоящей машиной в мундире, но машиной совершенной, исправной, которая всегда была на ходу и не знала устали. Быть может, сержант Лонг иногда бывал слишком строг к своим подчиненным, но так же строг он был и по отношению к себе. Он не терпел ни малейшего нарушения дисциплины и за всякую оплошность безжалостно наказывал; самому же ему никогда не приходилось подвергаться взысканиям. Чин сержанта обязывал его командовать, но, командуя, он не испытывал ни малейшего удовлетворения. Он был рожден повиноваться, и это отсутствие личного честолюбия как нельзя более гармонировало с его пассивной натурой. Именно из таких людей и составляются грозные армии. Они — всего только руки на службе одной головы. И разве не в этом заключается секрет правильной организации всякой военной силы? Мифология создала два образа силы: сторукого Бриарея и стоглавую Гидру. Если б эти чудовища вступили в единоборство, то какое из них одержало бы победу? Бриарей.
С капралом Джолифом читатель уже знаком. Он вечно суетился, как хлопотливая муха, но его деловитое жужжание всем было приятно. Из него получился бы хороший дворецкий, солдат же он был неважный и сам это хорошо понимал. Поэтому он охотно именовал себя «капралом по хозяйственной части», но и в этой «хозяйственной части» запутался бы сто раз, если б маленькая миссис Джолиф не направляла мужа своей твердой рукой. Волей-неволей капрал подчинялся супруге, хотя и не желал в этом признаться, без сомнения говоря себе, как философ Санчо: «Совет женщины — это не бог весть что, но надо быть круглым болваном, чтобы к нему не прислушаться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55


А-П

П-Я