– А, вон что! – откликнулась гостья.
Они помолчали. На решетку выпали угольки. Терьер взвизгнул во сне; вероятно, ему снилась охота.
– Вы пишете ей по вторникам? – беспечно осведомилась Флик.
– Ой, Господи! – Билл уронил трубку. – Совсем забыл.
– Идите, пишите, а то почту упустите.
Билл с удивлением заметил, что секунду, одну секунду ему было лень вылезать из кресла. Письма он писал в столовой – только там стол не качался, как лилия; а приятно ли уходить из такого уютного уголка?
Однако лучшее, высшее "я" быстро одержало победу Он встал и вышел. Флик отложила работу и стала смотреть на огонь. Потом, нетерпеливо дернувшись, снова взялась за иголку и штопала минут пять, когда пришел Джадсон.
– Здравствуйте! – сказала Флик. – А мы уже беспокоились. Случилось что-нибудь?
Джадсон опустился в кресло, покинутое Биллом. Он был явно расстроен и явно нуждался в сочувствии.
– Да уж! – отвечал он. – Вам я расскажу, вы поймете. Кто-кто. а вы смеяться не будете.
– Конечно!
– Ну вот. Вы знаете не хуже меня, что бывают тяжелые минуты. Особенно в этой жуткой стране. Ветер дует, все промозгло… В общем, надо выпить, а то простудишься. Спросите любого врача. Правильно? Надо?
– Если вам от этого лучше…
– Вот. А разве тут выпьешь? Билл – прямо как полиция.
– Он говорит, он о вас заботится.
– Уж он скажет! – холодно отозвался Джадсон.
– Потом, он обещал вашей сестре.
– Противно смотреть! – взволновался Джадсон. – Cмотреть противно, как он перед ней пресмыкается. Она на него чихать хотела.
– Да?
– А то как же!
– Я думала, они – жених и невеста.
– Все может быть. Но вы уж мне поверьте, она его просто использует. Вообще-то она ничего, меня не обижает, но одно дело – брат, другое -прочие люди. Ей бы только пококетничать. Вечно у нее человек десять на привязи. Помяните мое слово, бросит его, как миленького! Врежет – будь) здоров.
Хотя предмет беседы очень нравился Флик, она решила что продолжать ее нечестно, и с большим трудом предложила новую тему
– Ай-я-яй! – заметила она. – Да, что вы хотели рассказать? Ну, помните! Вы еще говорили, что я пойму, не буду смеяться.
– Да, да, – согласился Джадсон, переходя в минор. – Значит, так: в плохую погоду надо выпить. А тут не разгуляешься. Решил я попытать счастья на стороне.
– Что ж вы сделали? – спросила Флик, представляя себе, как он падает на улице, чтобы ему дали хлебнуть бренди.
– Пошел к этому Слинсби.
– К Слинсби! Зачем?
– Ну, он служит у Парадена, а Билл – Параденов племянник, а я – друг Билла. Все-таки, связь. В общем, пошел. А время выбрал плохо. Он очень сердился, только что рассчитал стенографистку.
– Почему?
– Не знаю. Он вообще сердитый. Лучше бы уйти, а я ждал, выпить хотелось. В общем, досидел до шести, смотрю – выпускает кошку и говорит: все, закрываем. Ну, я говорю, мне делать нечего, я еще с вами побуду
– Наверное, к этому времени он вас нежно полюбил, – предположила Флик.
– Да не знаю, – отвечал Джадсон. – Вроде он был какой-то мрачный.
– Странно. А почему, как вы думаете?
– Кто его разберет! Мне-то было не до того, я выпить хотел.
– Кстати, – перебила Флик, – у вашей истории конец хороший?
– Э?
– Я говорю, выпили вы?
Джадсон скорбно рассмеялся.
– Выпить-то выпил… Я к тому и веду. Сели мы в его машину…
– У него есть машина? Какая?
– Не помню. «Винчешир», что ли.
– «Винчестер-мерфи»?
– Вот, вот. Серая такая, здоровая, вроде лимузина.
– То есть дорогая?
– Уж не без того. Нет, вы подумайте! Купается, можно сказать, в деньгах, возьми и пригласи пообедать. Так нет же! Поехали мы к нему, у него свой дом…
– Дом? И машина, и дом? А где?
– На Бертен-стрит? Нет, на Бретон-стрит. Рядом с этим, как его…
– Беркли-сквер?
– Именно. Повернуть направо, пройти немного, по левую руку. Большой такой дом. Ну, мы вышли, открыл он дверь и смотрит, ироде ждет. Я вошел. Подождал немного и спрашиваю, как человека: «Выпить можно?» – «Да, -говорит, – без всяких сомнений».
– Странно. – задумчиво сказала Флик.
– Да уж!
– Нет, как странно! Дорогая машина, такой район…
– И знаете, что он мне дал?
– Там жуткие цены.
– Какао! – мрачно вымолвил Джадсон. – Чашку какао на подносике. Ну, я оцепенел, как говорится, а он и скажи, что Билл его предупреждал, я совершенно не пью. Это Билл! Да мы пятнадцать лет дружим! Я говорю, он что-то спутал, может, у вас есть виски? А он говорит с такой усмешечкой: какао гораздо питательней, оно согревает и еще содержит жиры. «Простите, -говорит, – мне надо переодеться к обеду».
– Не понимаю, – сказала Флик, – получается, что он очень богат.
– А то! Вот и гнусно…
– Мистер Параден ему столько не платит. Интересно, какой оклад у таких вот представителей?
– Ясно, – оживился Джадсон. – Вы думаете, он мухлюет? Очень может быть.
– Конечно, он мог получить наследство.
– Да, да…
– Но он бы бросил службу, завел свое дело. Я думаю, ему платят не больше тысячи в год.
– А то и меньше.
– Как же это он?.. Надо подумать. Билл вроде бы говорит, что мистер Параден не слишком занимался фирмой в последние годы. Все запустил, из-за этих книг. Тут-то мошеннику и разгуляться.
– Кто-кто, а этот Слинсби…
– Вы думаете, у него хватит ума?
– Не в том дело. Человек, который поит гостя этой гадостью, способен на все. Что хочешь смухлюет и еще посмеется, как последний гад.
Глава VIII
Дельце для Перси Пилбема
Уилфрид Слинсби занимал не только Фелисию Шеридан и Джадсона Кокера. Наша цивилизация столь сложна, что передвижениями управляющего заинтересовался сам Перси Пилбем, тайный глава газеты, которую явно и неохотно возглавлял Родерик Пайк.
Наутро после той беседы, о которой мы рассказали, Родерик сидел в редакции, глядя на корректуру статьи о злодеях-букмекерах – статьи, в которой Айк Пуля упоминался по меньшей мере трижды и без малейшей симпатии. Серия разоблачений, порожденная Пилбемом, пресеченная Родериком и властно воскрешенная его отцом, вообще отличалась остротою; но, с отвращением признавал ее подневольный покровитель, на сей раз она переострила самое себя. Перед Пилбемом, обличавшим козни Пули, сам Ювенал казался робким миротворцем.
Родерик отирал бледный лоб, страдая не столько из-за сбежавшей невесты, сколько из-за пламенной статьи. Бегство буквально сотрясло семью; однако жених сохранял присутствие духа, что там – он даже насвистывал. А вот на первом же абзаце статьи свист исчез, как Фелисня. Когда Родерик совсем спекся, вошел Пилбем, сияющий, наглый, бойкий, бодрый и неумолимый. Он был молод (двадцать три года), плюгав, или, если хотите – тщедушен, носил клетчатый костюм, лелеял похожие на мох усики, а черные волосы смазывал бриолином.
Поздоровался он радушно, ибо, по тактичности, не хотел подчеркивать свою победу Формально Родерик был начальством; это он тоже учитывал.
– А! – заметил он. – Читаете мою вещицу.
Резко вздрогнув, Родерик выронил вещицу, словно ядовитого паука.
– Ну, как вам? – осведомился подчиненный, но ответа дожидаться не стал. – Прямо скажем, повезло. На таку-у-ую штуку вышел, опупеть! Дадим в следующий номер.
Родерик облизнулся – нет, не плотоядно, губы как-то ссохлись. Мысль о следующем номере вызывала тупую боль под ложечкой.
– Что там у вас? – мрачно спросил он. Пилбем снял пиджак, повесил на вешалку, надел куртку с эмблемой крикет– ного клуба, куда ходил по субботам, и ловко вырезал из старой обложки новые нарукавники.
– Захожу это к Марио, – начал он. – А там один тип с девицей. Хористка, что ли, платье такое розовое. Не иначе, из театра. А его я знаю, он тут был, Слинсби фамилия. Видали?
Родерик ответил, что не удостоился этой чести.
– Уилфрид Слинсби, – пояснил Пилбем. – Сколько спустил на эти всякие шоу! Как говорится, ба-альшой хват. Прихожу я, значит, – он там. Сидит с девицей. А тут… Такую Лилию Бум не знаете?
Родерик сообщил, что не удостоен и этой чести, явственно намекая, что не вращается в лондонском полусвете.
– Американка, – продолжал Пилбем. – На манер испанки. Волосы черные, глаза – во! И сверкают.
Родерик задрожал. Именно этот женский тип он особенно ненавидел и робко надеялся, что Пилбем не собирается печатать мемуары огненной Лилии.
– Ну, входит она с каким-то типом, – рассказывал тот. – И ка-ак закричит, ка-ак завизжит! Брямц всю посуду, хрясь ему в морду! Э? А? Ловко? Сразу вывели, беднягу. Не успел спросить, с чего бы это она.
Почему Пилбем сочувствует девице, которой вполне подходит фамилия, но не совсем подходит имя, Родерик не понял.
– Так вот, я что думаю, – продолжал рассказчик. – Пойду, возьму интервьюху, дадим в следующий номер. У него контора на Сэнт Мэри Экс. Зайду, значит, побеседую, к вечеру будет статья,
Родерик смотрел на энтузиаста, думая о том, что судьба все-таки перестаралась. Теперь взъярится эта Лилия, судя по давешней драме – женщина опасная. Словно в хрустальном шаре увидел он свою с ней встречу.
– Зачем? – осведомился он. – Не наш материал.
Пилбем уставился на него в полном изумлении.
– Ну, прям! – сказал он. – Самый наш. Этого типа все знают.
Родерик уцепился с горя за последнюю фразу.
– Вот видите! Наверное, они дружат с отцом.
– Почему? – упорствовал Родерик. – Помните, что было после статьи про сэра Клода Мопси и домик в Брайтоне? Я бы на вашем месте не рисковал.
Пилбем задумался. Инцидент, упомянутый начальством, пятнал его чистый щит. Материален – оближешься; а что вышло? Ближайший друг сэра Джорджа. Да, рисковать не стоит. Но тут его осенило.
– Пойду, спрошу, – сказал он, снял нарукавники, заменил куртку плащом и пошел наверх, к Главному.
Там, на четвертом этаже, Шеф совещался с сестрой. Естественно, речь шла о Фелисии.
– Ты смотри, – говорила гостья, – как мы не знали ничего, так и не знаем.
– Да, – вдумчиво произнес хозяин. – О, да.
В этот день он был особенно похож на чучело лягушки. Недавний мятеж глубоко его поразил.
– Надеюсь, – сказал он, пройдясь раза два по комнате, как делал и Наполеон, – надеюсь, ты не думаешь сдаться? Нет, что же это, в «Дэйли Мэйл»!
Слова эти он выговорил с трудом. Как она могла?! В какой-то чужой газете…
– Ну. что ты! – отвечала сестра. – Просто надо что-то сделать. Кроме тебя некому, Джордж. Синклер не годится. Иногда мне кажется, что он ей сочувствует.
Сэр Джордж глубокомысленно нахмурился.
– Я, – сообщил он, – поручил дело опытному сыщику.
– Сыщику!
– Под полным секретом. Я сказал, что это дочь моего старого друга, у которой что-то с памятью. Ничего мысль, а? Пока ответа нет. Работать не умеют, только деньги дерут.
Именно в эту минуту деликатно звякнул телефон. Шеф взял трубку и услышал:
– Мистер Пилбем спрашивает, сэр Джордж, можно к вам зайти?
Сэр Джордж просто подскочил.
– Что случилось? – спросила сестра.
– Нет, ты подумай! Да, именно он. Ну, Пилбем, помнишь? Делает буквально все в этих «Сплетнях». Голова! То самое, что нам нужно.
– Где он? – вскричала миссис Хэммонд.
– Сейчас придет.
Опытная гостья с первого взгляда поняла, что брат ее совершенно прав. Да, эстет осудил бы яркую клетку, физиономист – маленькие глазки и неприятную улыбку, но в том ли дело? Истинный, прирожденный вынюхиватель самых сокровенных секретов. Когда сэр Джордж знакомил ее с Пилбемом, она благосклонно улыбнулась.
– Вы хотели меня видеть? – спросил Шеф.
– Да так, – отвечал Пилбем. – Пустячное дельце. Вышел на такого Слинсби – Уилфрид Слинсби, слыхали? – и думаю, спрошу-ка, не ваш ли он друг.
– Слинсби? Слинсби… В жизни своей не слышал. А кто это?
– У него какая-то контора. А так, ба-альшой театрал. Как говорится, известен в театральных кругах. Дал кое-что на два мюзикла.
– Прекрасно! Как раз для наших читателей.
– Вот я и подумал.
– Что же с ним случилось?
– Влип, понимаете, в историю. Сидит это в ресторане… Тут девица… Бамц, блямц! В общем, верняк.
– Ага, ага, ага… Прекрасно. Разузнайте все, как следует.
– Спасибо, сур Джордж.
– Минутку! Постоите. Вот, прошу.
Шеф вынул фотографию; Пилбем внимательно в нее вгляделся.
– Это. – сказал Шеф звонким и чистым голосом, каким говорят, когда собираются солгать, – это… м-м-м… мисс…
Как всегда бывает в таких случаях, он не мог припомнить ни одной сносной фамилии. Но тут вмешалась сестра.
– Фарадей, – сказала мисс Хэммонд. – Мисс Фарадей.
– Вот именно, – обрадовался Шеф, – Анджела Фарадей. Да, Анджела. Единственная дочь моего старого друга. Надо ее найти.
– Она ушла из дома, – сказала гостья.
– Да, да, – поддержал хозяин. – Исчезла.
– В сущности, – пояснила честная гостья, – она сбежала. Видите ли, мистер Пилбем, у нее был грипп.
– А! – сказал Пилбем. – А-а!
– Мы думаем, – подхватил Шеф, обретая почву, – у нее что-то с памятью.
– Да, да, да, – сказала мисс Хэммонд. – Посудите сами, никаких…
– … причин, – продолжал ее брат. – Аб-со-лютно никаких. Счастливая, тихая жизнь…
– Ясно, ясно, – сказал Пилбем.
Сказал он это спокойно, а как мучался! У него была прекрасная намять, и он сразу узнал девицу, заходившую к ним не так давно. Выйти на такой скандал и ничего не написать – нет, невыносимо. Даже тогда, когда один дядя спустил его с лестницы вместо того, чтобы честно открыть, почему жена уехала в Уганду, даже тогда, повторим, Перси Пилбем мучался меньше.
– Вы всюду бываете, – продолжал Шеф, – все подмечаете. Возьмите фотографию, Пилбем, и – за дело! Стоит ли говорить, что оно сугубо конфиденциальное?
– Что вы, что вы!
– Тогда – все. Старайтесь.
– Хорошо, сэр Джордж. А к Слинсби я забегу после перерыва.
– Пожалуйста. Да, насчет… э… мисс Фарадей, о расходах не заботьтесь.
– Хорошо, сэр Джордж. Хорошо.
Голос его был звонок, и это означало, что где-где, а здесь на него положиться можно.
Глава IX
Охота начинается

1
В самом сердце лондонской толчеи, неподалеку от Лиденхолмского рынка, приютился маленький ресторанчик под вывеской «У Пиранделло». Кроме густых ароматов, он привлекает публику витриной, где лежат на блюде свиная голова умильного вида, два помидора и вялый салат. Глубже, в зале, маячат печальные потомки Борджиа, хлопотливо поддерживающие традицию своей семьи.
Часа через два после того как Пилбем ушел от Шефа, Билл и Джадсон стояли у дверей и смотрели на прохожих, явно кого-то поджидая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30