. Жив этот, как его, Душко? Депо ваше железнодорожное?Журову опять захотелось стрелять, но он сдержался.— Жив.— Молодца!..— Выпустим тебя, не обмочись! Слово офицера! * * * — Чего испугались-то? — поинтересовался Зураб. — Ведомства моего? Так это правильно. Часа через два отыщут!— У тебя на даче два килограмма героина нашли, — с сочувственной улыбкой рассказал Журов. — Отборный… Взятие заложника, да еще сотрудника МВД… Ай, — полковник с безнадежностью махнул рукой.— Подписывай, — тихо попросила Сашенька.— Сука ты! — прошептал грузин, зло, но гордо, словно орел, которому на шею удавку набросили.— Я знаю, — согласилась девушка. — Замуж меня возьмешь?Он посмотрел на нее испепеляющим взглядом, в котором заключалось все — и исследование на правду, и проверка себя на оставшуюся любовь, и ненависть, примешавшаяся к любви…— Возьму! — ответил, поняв, что она не обманывает.— Пиши бумагу, — попросила Сашенька Зураба, а товарища полковника мимикой попросила покинуть кабинет, показав пальчиком — на одну минуту.— Вы тут определяйтесь быстрее, а я на секунду…— Наручники, — напомнил Зураб.— И в них писать можно. А то не знаешь!..Полковник вышел в приемную, увидал Хренина, который лыбился не по случаю, вспомнил его вину и дал сержанту со всего маху ногой по морде, так что сопли все стены попортили…Сашенька подошла к Зурабу и опустилась на колени. Ее маленькие пальчики расстегнули всякие пуговки, а голова, от которой исходил волшебный запах, склонилось над самым интимным, но лишь коснулась вздыбившегося губкой, а после все быстро застегнула обратно, как было.— Пиши.— Я пишу, — дрожащим голосом сообщил Зураб.— Душко за муку сто тысяч отдашь, понял?— Не проблема…— Хочешь свадьбу в Тбилиси?— Зачем? — удивился сын Грузии. — В Капфера… Я тебе подарю белую лодку и назову ее — «Сашенька»!..— Пиши…Вернулся товарищ полковник и понял, что можно расстегивать наручники.— Да, — словно только сейчас вспомнила девушка. — Товарищ полковник очень помог нам всем… Мне кажется, что с его способностями в отделе сидеть…— Ну, что вы, что вы, — покраснел Журов и, скрывая стыдливую радость, наклонился над селектором, в который отправил устное сообщение: — Готовьте лысого к выписке. Слизькина, я говорю!!! — проорал.Журов прочитал каракули Зураба, собственноручно снял наручники и елейным голосом предупредил:— Вы же умный человек… Ваша бумажка полежит у меня в сейфе… Не возражаете?— Нет, — ответил грузин, растирая запястья.Он сейчас на все был согласен, вспоминая то острейшее мгновение сладости, на которое его подсадила Сашенька, словно на крючок. Ему до смерти было необходимо попасть с ней в постель, или у него мозги спекутся.Полковник Журов глядел, как девица по-хозяйски берет трубку его телефона и стукает ноготками по клавишам.Убил бы, думал. Но сначала бы… Хотя не в его вкусе, слишком маленькая ростом.Сашенька вызвала из больницы перевозку, все вышли из кабинета, найдя в коридоре сержанта Хренина, хлюпающего сливовым носом, из которого сочилась кровавая юшка.— Кстати, — между прочим сообщил Журов, — Душко к ордену Мужества представляем.— Ага, — отозвался грузин.Хренин завыл побитой дворнягой, а Сашенька вообразила подтягивающегося Душко с орденом на заднице. Картина оказалась столь возбуждающей, что, выйдя на улицу, она потерлась о бедро грузина.— Не вспыхивай! — предупредила, наблюдая, как выводят из отдела лысого. Тот протягивал к Журову руки, улыбался и говорил: «Слизькин… Василий Кузьмич!».Она, как истинный врач, в работе над кандидатской тотчас забыла про сексуальные утехи и отбыла к больному, велев Зурабу, ждать ее на городской квартире.Журов даже помахал вослед, удаляющейся «скорой». Здесь к отделу подкатили два «галенвагена» с государственными номерами, и полковник понял, что конфликт разрешился вовремя. Хотел было напомнить о министерстве, но передумал и зашагал внутрь родного отдела гордый и усталый.Ни в этот день, ни на следующий Сашенька не принесла сексуального облегчения грузину, так как была увлечена своим новым пациентом. Она добилась полного рентгеновского обследования и не нашла у лысого никаких повреждений костей.Здоровяк, однако, подумала. Невероятные регенерационные способности. Синяки прошли уже к вечеру первого дня, а рана на месте бывшего уха, несмотря на антисанитарные условия милицейской камеры, даже не загноилась. Докторше пришлось лишь обработать рану перекисью водорода.— Ничего, ничего, — успокаивала она лысого. — Сейчас такие протезы делают!Лысый в ответ только улыбался, а когда Сашенька вновь спросила, как его имя, он повторил:— Слизькин…— Это ваша фамилия, — кивнула девушка. — Я знаю… А имя?— Слизькин уме-ер, — с трудом выговорил лысый.Сашенька вздрогнула.— А вы кто?Лысый молчал и смотрел на нее домашним животным.— А как он умер, этот Слизькин? — попыталась Сашенька подойти с другой стороны.— Ы-ы-ы!… — было ей ответом.Что-то в этом «ы-ы-ы» напугало Бове, но она была психиатром и умела брать себя в руки, общаясь даже с самыми буйными.«Пациенту надо сделать компьютерную томографию», — решила, и отправилась добиваться разрешения на дорогую процедуру. Ей отказали, сославшись на очередь, и она отправилась на прием к главврачу.— А, это вы, Сашенька… — совершенно индифферентно встретил коллегу главврач. — Вас уже отпустили?— А зачем меня держать? Я же ни в чем не виновата.— Значит, другие времена настали… Раньше, если брали, то не выпускали, виноват ты, или агнец Божий…— Что-то у вас настроение не праздничное, — заметила Сашенька.— А это, Александра Игоревна, от сознания собственной незначительности…— Депрессия… Попейте что-нибудь. Уж вам-то говорить о собственной незначительности… Доктор наук, профессор, академик, возглавляете крупнейший психиатрический центр страны…— Знаете, милая… Я вот тут наблюдал офицера, который командовал операцией, у него шрам на шее… Он мне нож показывал, которым ему голову отрезали… У меня как-то все переменилось после внутри. Кого волнует, что я академик, кроме может быть, моих близких… Ну не я, кто-нибудь другой был бы на моем месте… А вот офицер…— И на его месте кто-нибудь был бы, — попыталась Сашенька успокаивать профессора.— Конечно, — согласился тот. — Вот только другому голову бы отрезали. А этот выжил… Сам, что ли, себе яремную вену пережал?.. Ведь это какой ужас надо преодолеть, когда реально, когда не метафора, захлебываешься своей кровью!..— Поговорите с Сихарулидзе на грузинском!.. Или знаете что? Поезжайте на дачу! — посоветовала девушка. — Там вас внуки живо на ноги поставят! Никакой депрессии через час не останется!— У меня внуки взрослые…— Ну, так правнуки…— Они еще маленькие и живут на Севере. Внук мой старший — тоже офицер. Только медицинский. Он на Севере служит. А второй, у него еще нет детей, тоже офицер, военный хирург, шьет и режет по линии ООН под жарким солнцем…Сашенька сидела, слушала своего начальника и думала, что вот так вот, можно случайно узнать всю человеческую душу за несколько минут, безо всякого старания. А другую душу никогда не приоткрыть… Ей жаль было старика, чья душа вдруг обнажилась, отринув все регалии ученого и члена профсоюза.— Или, знаете что, — предложила она, — выпейте коньячку… С лимончиком. У вас же есть?— На работе?— Ну, имеете же вы право плюнуть на все хотя бы на несколько часов!— Вы так думаете?— Идите в свою комнатку, ложитесь на диван, а я вам ноги пледом укрою!Главврач, словно ребенок, кивнул послушно и пошел в комнату за кабинетом, где открыл стеклянный бар, скрытый в буфете работы еще позапрошлого века, налил там рюмочку и выпил, как лекарство… Через несколько секунд ему стало легче, он поглядел заблестевшими глазами на Сашеньку, сбросил халат, оставшись в рубашке и брюках, сел на кожаный диван, снял видавшую виды обувь и прилег на подушечку с изображением бедуина. Он эту подушечку взял трофеем в каком-то маленьком немецком городке. Там у него еще был временный трофей — блондинистая немка с толстыми ляжками, такой вкусный трофей!..На этом воспоминании академик вдруг увидел склонившуюся девушку, укрывавшую ему ноги пледом, и такой аппетитной показалась главврачу ее задница, обтянутая халатиком, что вдруг его рука сама потянулась, тронула подагрическими пальцами упругость девичьего тела…Сашенька обернулась и посмотрела на профессора с удивлением. Он не понимал ее взгляда, боялся укора и презрения, а потому поспешил оправдаться:— Наверно, вы последняя, к кому я прикоснулся в жизни в таком аспекте… Черт попутал… Простите…— Не развалюсь! — вдруг улыбнулась девушка. — Мне бы томограф!.. Там такой интересный больной!..— Конечно, конечно! — взбодрился академик. — Скажите, что я разрешил!— А теперь поспите часа два! — предложила Сашенька. — Встанете, будете, как новый!Она пошла к двери.— Вы очень хорошая девушка, — услышала за спиной.Обернулась и еще раз улыбнулась.Уже идя по коридору, она подумала, что проблем с защитой кандидатской не будет… А еще в голову пришло совсем банальное, что гадость уживается с чистотой. И что, наверное, чистоты вовсе не бывает, так, если белую краску перемешать с черной, получится серая… Все — серое… Она тоже почувствовала себя серого цвета… * * * Лысый совершенно не собирался ложиться для обследования. Продолжал улыбаться престранно и мучил здоровенных санитаров, которые висели у него по двое на каждой руке.— Александра Игоревна! — услышала девушка за спиной голос своего учителя. — Бесполезно!..— А как же мне его?..— Укольчик, — предложил профессор Фишин. — Двойную дозу. А то и тройную!..— Но ведь он не буйный!— Но ведь вы хотите сделать исследование?Сашенька согласно покачала головой, и медсестра безо всяких раздумий воткнула лысому в предплечье шприц с убойной дозой снотворного.И после этого лысый еще долго мучил санитаров, пока тяжесть не стекла на его веки, а ноги как-то сами подкосились, делая здоровяка беспомощным.Его уложили и вкатили в томограф.Врач нажала клавиши, процесс пошел, и томограф принялся постреливать то одиночными, то длинными очередями.— Я вас не успела поблагодарить! — уже в коридоре обратилась к учителю Сашенька.— За что же? — с удивлением поднял кустистые брови профессор Фишин.— За то, что вступились за меня тогда…— Ах, это… Не вгоняйте меня, милочка, в краску! Сие было естественно и благодарности не стоит!..Они стояли возле окна и смотрели каждый в свое пространство. Стояли и смотрели молча.Сашенька сравнила двух стариков и почувствовала, что к главврачу чувствует нежность, с капелькой жалости, а к рядом стоящему отношение было, как к пожилому, но мужчине. Она украдкой опустила глаза и посмотрела на руки профессора, лежащие на подоконнике. Это были два мохнатых молота с маленькими старческими пятнышками на коже. Сашенька удивилась, что прежде никогда не обращала внимания на руки учителя… Из глаз девушки выкатилось по слезинке, но этого никто не заметил…— Ну что ж, — оторвался от созерцания внутреннего пространства профессор. — Посмотрим, что там в голове у вашего протеже?Она кивнула.Глаза женщины-врача, проводившей обследование, были похожи на куриные яйца. Такие обычно бывают, когда у человека ну совсем плохо со щитовидной железой, или при крайнем удивлении.Специалистка по компьютерной томографии имела обширный опыт, мозгов перевидала всяческих, и микро, и макроцефалических, и с огромными опухолями, и вообще видала голову без мозга как такового. Так что Сан Сановну, как ее звали коллеги, удивить чем-либо было нереально.Тем более было странно видеть, как ее глаза покидают орбиты.— Ну, дорогие мои, — проговорила она мужским голосом. — Ну, это, я вам скажу!.. — она выругалась коротко и сочно. — Чтобы номера на мозгах были написаны!..— Какие номера? — не поняла Сашенька.— Восьмизначные!— Где! Где?!! — склонилась Бове над монитором компьютера.— Да вот же!Сан Сановна увеличила изображение и выделила нужный кусок квадратом.— 56723811 — прочитал профессор Фишин.— А что это за буквы? — непонятно кого спросила Сашенька.— Латиница, — ответил учитель. — Только вверх ногами.Сан Сановна тотчас развернула изображение, сделав его как можно четче.— Bill, — прочла Сашенька. И следующее: — April… 18 Через некоторое время Мятникова вновь родила детенышей, и когда Билл попытался их сожрать, предупредила крыса, что перегрызет ему горло, когда тот будет спать.— Буду рвать тебя на мелкие кусочки! — и страшно провыла.— А где еды взять? — растерянно вопрошал американец.— Оторви свою задницу и сам позаботься о себе!— Мне очень тяжело ходить, — грустно посетовал американец.— Конечно, — подтвердила Мятникова. — Разожрался, как свинья на убой!..Вероятно, крыс испугался угроз Лили и стал иногда исчезать, возвращаясь довольным и сытым.Она подозревала, что американский производитель занимается каннибализмом, но нотации читать отцу своих детей считала делом бесполезным. Животное…Вскоре ее ждал еще один удар… Выросли детеныши, и прежде, чем покинуть материнское гнездо, покусали Мятникову чуть ли не до смерти, а сонному Биллу изжевали хвост.— Я тебе говорил, — возмущался крыс. — Говорил, что лучше было этих гаденышей самим съесть!Лиля слушала его и думала, что вот оно, истинное материнство. Вот ее высохшие соски и свалявшаяся шерсть на брюхе…— Я ненавижу! — вдруг вскричала она. — Ненавижу!— Чего? — поинтересовался Билл.— Я ненавижу эту жизнь!— Есть какая-нибудь другая?— Есть! — пылко ответствовала Лиля.— Какая же?— Человеческая!— И что? — все-таки душу Билла, при поруганном хвосте, успокаивала собачья медаль. — Хочешь прожить человечью жизнь?— Я ненавижу! — вновь вскричала Мятникова.— Слышал.— Я ненавижу людей!— Я тоже, — он полакал из лужи свое отражение. — Всех, кроме Слизкина и Василия Кузьмича.— Давай остановим метро! — вдруг предложила Мятникова.— Это что?— Это такие большие железные поезда. Ты слышишь их грохот каждую минуту. Он не дает нам спать! Почему мы должны его слушать?! Надо остановить метро!— Как мы будем это делать?— Просто перегрызем кабель!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30