В отличие от нормальной выгруженной цивилизации, Фестиваль не умел создавать собственной реальности с достаточным правдоподобием, чтобы избежать обычных рисков жизни в виртуальной вселенной; он был как пустынное растение, существующее годами в виде семечка между периодами бурного роста, как только образуются подходящие условия.
Как любой бродячий цирк, Фестиваль привлекал попутчиков, приживал и просто свиту спутников и паразитов. В замороженных мозговых ядрах парусников было место для миллионов пассажиров, но между станциями им не было места, где мыслить. Истинные разумы впадали в спячку на десятилетия дороги между планетными цивилизациями, и простые полуразумные надсмотрщики держали парусники на курсе и управляли автоматическими системами. По прибытии эти служители строили нужные инфраструктуры, чтобы размораживать и загружать в них истинные разумы. Как только устанавливался контакт и выбран образ действий, все остаточные емкости делались доступными для всех пассажиров, в том числе и для Критиков.
Пена алмаза росла на орбите вокруг Спутника, внешней луны Рохарда. В некоторых пузырях ее ворочались странные эмульсии, кипящий суп нанокатализированных химических реакций. Другие пузыри выцветали в черное, засасывая солнечную энергию почти со стопроцентным КПД. Постоянный поток емкостей плыл к этой пене по хаотическим орбитам, везя добычу из шахт внешних планет. Внутри пузырей застывала воплощенная жизнь, где клетки собирались машиной, а не естественным циклом митоза и видоизменений. Прошли тысячи секунд – эпохи для Сборщиков, – и появились скелеты, сперва кружевные контуры, потом барочные коралловые выросты. Кровь, ткани, зубы и органы стали густеть там, где им положено быть, наносборщики закачивали синтетические энзимы, ДНК, рибосомы и прочую клеточную механику в липидные пузырьки, которым предстояло стать живыми клетками.
Вскоре тела Критиков начали шевелиться.

КОСМИЧЕСКИЙ ГОРИЗОНТ

Дверь в кабинет приоткрылась, и показался лакей в ливрее.
– Контр-адмирал Бауэр к адмиралу, – объявил он.
– Д-давайте его сюда.
Контр-адмирал Бауэр вошел в кабинет и отдал честь. Адмирал, сидящий за внушительным столом красного дерева в центре просторного помещения (отделанного невероятно дорогими импортными деревянными панелями, с занавесями из шелка-сырца), выглядел не слишком внушительно: высохшая черепаха с моржовыми усами, вяло плывущая по морю сине-серебряного ковра. Однако сегодня адмирал был в хорошем состоянии, одет в мундир, со всеми орденскими колодками, и сидел он в настоящем кресле.
– Ка-капитан… Заходите. Присаживайтесь.
Контр-адмирал Бауэр прошагал к столу и сел в указанное кресло.
– Как ваш папаша поживает? Что-то давненько я его не видел.
– Прекрасно, ваше превосходительство. Насколько может, конечно, учитывая, что много лет назад он умер .
Бауэр грустно смотрел на своего начальника. Когда-то самая острая сабля в арсенале Новой Республики, адмирал Курц ржавел с ужасающей быстротой. Уже, наверное, обдумывались его похороны. У него еще бывали периоды просветления, иногда довольно длительные, но заставить его лететь в эту экспедицию (вряд ли военнослужащий мог отказаться от высочайшего поручения и надеяться сохранить свой пост) – это положительно жестоко. Не мог же Его Величество не знать о состоянии адмирала.
– Могу я спросить, зачем вы меня вызвали, господин адмирал?
– А… а, да-да. – Адмирал дернулся, будто его стукнуло электрошоком. Лицо его вдруг подтянулось. – Извините, капитан, но вот тут у меня слишком много неясностей. Хотел обсудить флоспозицию… диспозицию флота, то есть. Очевидно, что повседневное командование экспедицией ляжет на вас, и тактическое командование тоже, когда подойдем к Рохарду. Но вот стратегическое планирование – здесь, думаю, я внесу свой вклад. – Еле заметная улыбка скользнула по лицу адмирала. – Вы согласны?
– Так точно, господин адмирал, – кивнул Бауэр, слегка ободренный. Пусть великий старик и сползает в старческое слабоумие, но в лучшие минуты его разум пока что остер как бритва. Если он хочет скромненько сидеть в уголке, предоставив Бауэру командовать, все еще может получиться. («Это пока он будет помнить, кто я такой», – напомнил сам себе контр-адмирал.) Они уже работали вместе: Бауэр был младшим лейтенантом у капитана первого ранга Курца во времена вторжения на Термидор, и сохранил глубокое уважение к его интеллекту, не говоря уже о его неохоте уступать даже превосходящему противнику.
– Мне намекнули, что у Генштаба есть какой-то необычный план снятия осады. Вы об этом, ваше превосходительство?
– Да. – Адмирал Курц показал на красную кожаную папку, лежащую у него на столе. – Ситуация «Омега». Я когда-то, лет десять назад, тоже приложил руку к этому документу, но боюсь, чтобы сделать из этого план атаки, нужны будут умы помоложе моего.
– План «Омега». – Бауэр сделал паузу. – Его, кажется, положили на полку из-за… гм… вопросов законности?
– Да-да, – кивнул Курц. – Но только в наступательной операции. Нам не разрешено летать по замкнутой времениподобной петле – использовать сверхсветовые скорости, чтобы прилететь раньше, чем началась война. Это приводит – ну, к всевозможным хлопотам. Соседи говорят, что Бог этого не любит. По мне – чушь это собачья. Но сейчас напали на нас. Так что мы можем полететь в наше собственное прошлое, но после того, как началось нападение. Должен сознаться, что мне такое оправдание кажется жалким, но уж как есть. Вот он – план «Омега».
– Ага… – Бауэр потянулся к красной папке. – Разрешите?
– Д-да, разум-меется.
Контр-адмирал Бауэр углубился в чтение.

* * *

Ускорение до сверхсветовой скорости, разумеется, невозможно. Общая теория относительности прояснила это еще в двадцатом веке. Однако с тех пор появилось много способов обойти предел скорости; и к настоящему времени есть не менее шести различных методов перемещения массы или информации из точки А в точку В, минуя точку С.
Пара таких способов связана с квантовыми фокусами, странными решениями, основанными на эффекте конденсации Бозе–Эйнштейна для обращения битов в квантовых ячейках, разделенных световыми годами. Как и в случае с каузальным каналом, эти две связанные ячейки необходимо развести в стороны с досветовой скоростью, что вполне годится для связи, но никак не для транспортировки тел. Некоторые другие – вроде крысиных ходов Эсхатона – необъяснимы и основываются на принципах, которых пока еще не знает ни один физик человечества. Но есть еще два способа – работающие системы передвижения для звездолетов: пространственный возвратно-поступательный Линде–Алькубиерре и прыжковые двигатели. Первый способ создавал волну расширения и сжатия в пространстве перед кораблем и за ним. Способ отличается несравненным изяществом, но довольно-таки опасен: космический корабль, пытающийся перемещаться сквозь плотное многообразие пространства-времени, рискует, что его разорвет случайной пылинкой.
Прыжковый двигатель куда надежнее, по меньшей мере, и от некоторых капризов судьбы защищает. Оборудованный им корабль может набирать ускорение, уходя из гравитационного колодца ближайшей звезды. Определив точку эквипотенциального выравнивания возле намеченной звезды, корабль включает генератор прыжкового поля и целиком туннелирует между двумя точками, фактически даже не пребывая между ними. (Все это в предположении, что звезда-цель находится примерно там же и примерно в том же состоянии, в котором находилась, когда корабль включал прыжковое поле. В противном случае этого корабля уже больше никто не увидит.)
Но для военных прыжковый двигатель создает серьезные проблемы. Прежде всего, он действует только в плоском пространстве-времени, то есть очень-очень далеко от любых звезд и планет. Это значит, что необходимо достаточно далеко отлететь, то есть любой, кого вы хотите атаковать, может увидеть ваше приближение. Во-вторых, он неприменим на достаточно далеких расстояниях. Чем дальше пытаться прыгнуть, тем больше вероятность, что условия в месте назначения отличаются от ожидаемых, увеличивая объем работы для учетчиков потерь. А самое главное – создавался туннель между эквипотенциальными точками пространства-времени. Чуть ошибись в расчетах прыжка – и окажешься в абсолютном прошлом, по отношению и к точке отправления, и к месту назначения. Ты можешь об этом не знать, пока не вернешься домой, но ты только что нарушил принцип причинности. А Эсхатон к таким поступкам относился очень серьезно.
Вот почему план «Омега» был одним из секретнейших документов в библиотеке флота Новой Республики. В нем рассматривались возможные способы и средства использования нарушения принципа причинности: путешествия во времени в предпочтительной системе координат ради получения стратегического преимущества. Рохард отстоял на добрых сорок световых лет от Новой Австрии. Обычно это означало от пяти до восьми прыжков – довольно серьезный рейс, продолжающийся от трех до четырех недель. Сейчас, во время войны, прямые зоны подхода от Новой Австрии наверняка под охраной. Атакующий флот должен будет прыгать вокруг туманности Голова Царицы – фактически непроходимого облака, где формируются три или четыре протозвездных образования. А чтобы выполнить план «Омега», тонко сбалансировав время своего прибытия с первым сигналом тревоги от Рохарда, чтобы никаких абсолютных нарушений принципа причинности не произошло, но все-таки это прибытие застало противника врасплох – тут понадобится еще больше прыжков, уводящих эскадру в световой конус будущего перед тем, как прыгнуть обратно в прошлое, внутрь пространственного горизонта событий.
Это, как понял Бауэр, была самая широкомасштабная военная операция в истории Новой Республики. И, помоги ему бог, его работа – сделать так, чтобы все получилось.

* * *

Буря Рубинштейн с размаху хлопнул поношенным валенком по грубому бревенчатому столу.
– Тихо! – гаркнул он.
Никто не обратил внимания. Раздосадованный Буря вытащил пистолет, созданный для него выторгованной машиной, и пальнул в потолок. Пистолет только тихо прошелестел, но водопад рухнувшей с потолка штукатурки обеспечил внимание аудитории. Посреди вакханалии кашля и ругательств Буря рявкнул:
– Призываю Комитет к порядку!
– А за каким хреном? – вызывающе спросил какой-то смутьян из задних рядов.
– За таким, что если не заткнешься и не дашь мне сказать, отвечать будешь не мне, а карателям Политовского. Я самое худшее, что могу с тобой сделать – пристрелить. А вот если попадешь в лапы герцогу, тебя работать заставят! – Он рассмеялся вместе со всеми. – На него работать. У нас выдалась беспрецедентная возможность сбросить к черту оковы экономического рабства, привязавшие нас к земле и фабрике, и создать иное, просвещенное общество социальной мобильности, где каждый свободен совершенствовать себя, трудиться на общее благо и учиться работать умнее и жить достойнее. Но, товарищи! Силы реакции бдительны и беспощадны! Даже сейчас флотские шаттлы перевозят солдат на Внешний Хельм, который они хотят захватить, превратив в свою твердыню.
С довольно впечатляющим жужжанием двигателей поднялся Олег Тимошевский.
– А чего там! Мы их раздавим!
Он взмахнул левой рукой, и кулак его принял узнаваемую форму ракетомета. Бросившись в пучину возможностей персонального усовершенствования, он мог теперь дать сто очков вперед прирожденному киборгу, или послужить плакатом Трансгуманистического фронта, или даже Партии космоса и свободы.
– Олег, хватит! – Буря бросил на него сердитый взгляд и снова обратился к публике: – Мы не можем себе позволить победу насилием , – подчеркнул он последнее слово. – Да, соблазнительно, если не смотреть дальше своего носа. А если смотреть вперед, то такая победа лишь дискредитирует нас в глазах масс. А чему учит нас история? Что если не будет на нашей стороне масс, не будет и революции. Мы должны доказать, что силы реакции рассыплются перед нашими миролюбивыми силами инициативы и прогресса без всяких репрессий – а иначе мы лишь чего добьемся? Да того, что нам придется подавлять их, а при этом мы станем такими же. Этого вы хотите ?
– Нет!
– Да!
– Нет!
Буря вздрогнул от грохота голосов, прокатившегося по залу. Делегаты становились буйными, переполняясь сознанием собственной судьбоносности и обилием бесплатного пива и пшеничной водки. (Хоть последние два ингредиента были синтетическими, но от настоящих не отличить.)
– Товарищи! – У дверей зала нарисовался светловолосый человек с болезненно-желтоватым лицом. – Прошу внимания! Войска реакционной империалистической хунты движутся на окружение Северного Плац-парада! Свободный рынок в опасности!
– От бля! – буркнул себе под нос Маркус Вольф.
– Пойди посмотри, а? – попросил его Рубинштейн. – Возьми с собой Олега, избавь меня от него хоть на время, а я тут пока буду удерживать форт. И попытайся чем-нибудь занять Ярослава – а то он начнет жонглировать или стрелять в солдат из водяного пистолета. Не могу я ничего делать, пока он под ногами путается.
– Сделаю, шеф. А вы серьезно насчет того… ну, чтобы головы не разбивать?
– Я? – Рубинштейн пожал плечами. – По мне, так лучше без атомных бомбардировок, но не стесняйся пускать в ход все, что нам нужно для победы – только чтобы правота наша была. Если можно, конечно. Сейчас нам драка не с руки, слишком еще рано. Подержись в сторонке с недельку, и гвардия побежит, как крысы с корабля. А сейчас просто постарайся их отвлечь. Мне тут надо выдать коммюнике, которое лакеям правящего класса зальет сала за шкуру.
Вольф встал и пробрался к столу Тимошевского.
– Олег, пошли со мной. Работа есть.
Буря едва это заметил: он сидел, уткнувшись носом в руководство к текстовому процессору, который рог изобилия плюхнул ему на колени. Всю жизнь писавший только от руки или на старой верной пишущей машинке, он воспринимал этот прибор почти как изделие черной магии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50