Услышав это, Торн резко выпрямился: произнесенные слова ошеломили его. Послышался стук копыт и звон стали. Граф громко выругался; выходит, он имел дело не просто с женщиной, а с самой принцессой!
Это было последнее, о чем Торн успел подумать. Страшный удар обрушился на него сзади, и граф упал, провалившись в кромешную тьму.
Шана не могла пошевелиться. Казалось, она приросла к месту, словно дерево. Девушка смотрела на графа, не в состоянии оторвать от него глаз.
Она поклялась, что не успокоится до тех пор, пока убийца отца не упадет мертвым к ее ногам. И вот теперь враг был повержен. Но он не был мертв. «Наверное, нет», – подумала Шана ошеломленно.
Ударивший графа рыцарь выступил вперед. Его глаза горели гневом, когда он, готовый закончить свою работу, высоко занес над врагом свое боевое оружие. Но сэр Грифин успел остановить своего рыцаря в последний момент.
– Нет, не здесь!
– А почему бы и нет? Мы ведь для того сюда и пришли, разве не так? – Человек, который так охотно занес над головой Торна оружие, был непреклонен.
Грифин покачал головой.
– Убить его здесь – слишком большой риск. Этим мы только еще больше разозлим английскую армию.
– Мы пришли сюда по просьбе нашей леди, – заговорил другой. – Думаю, что выбор за ней.
Все шестеро устремили свои взгляды на Шану. В этот момент судьба графа Вестена, да что там судьба, его жизнь, полностью находились в ее руках.
Кругом властвовала ночь, тихая и безмолвная. Внезапно Шана почувствовала себя очень разбитой. Девушка вдруг поняла, что не готова возложить на свои плечи такое бремя. «Как же тяжело обречь человека на смерть!» – с отчаянием подумала она. Всю жизнь ее окружали любовью и заботой. Правда, суровая действительность иногда доставляла ей беспокойство, но по-настоящему Шана никогда еще с ней не сталкивалась. Она мало знала о сердечных переживаниях и душевной боли до-недавнего времени и тем более никогда не причиняла зла другим преднамеренно.
Шана стояла, до боли сжав кулаки, но даже не заметила, что ногти глубоко врезались в ладони, и выступила кровь. Ей захотелось оставить графа Вестена там, где он лежал, чтобы этот человек растворился в ночи, как некое древнее мифическое существо, и чтобы никогда больше не видеть Торна де Уайлда. Но рыцарь, страстно желавший убить графа, был прав. Они пришли сюда, чтобы отомстить и чтобы, наконец, справедливость восторжествовала. Но разве справедливо убить человека, который беззащитен и истекает кровью? Все в Шане противилось такому низкому и подлому поступку. И все же, как можно оставаться милосердной к этому жестокому человеку, ее злейшему врагу?
Принцесса закрыла глаза, и перед ней снова предстали поля Мервина, усыпанные трупами и залитые кровью сраженных насмерть людей.
Негодование охватило девушку. Такая кровавая бойня не может остаться безнаказанной, а перед ней находился человек, принесший смерть и разрушения.
«Одно мое слово, – молча думала Шана, – достаточно одного слова, чтобы Торн предстал перед судом Божьим. Только одно слово…»
Но она не могла произнести его. В ней боролись два противоположных желания, и сделать выбор было очень тяжело. Шана не могла убить его, но и отпустить с миром тоже не могла.
– Леди Шана! – Грифин посмотрел на распростертое на земле тело и потер свою морщинистую щеку. – Если мы осторожно свяжем его, он не будет сопротивляться. Но нам надо поспешить с этим, ночь достаточно светлая, и мы сможем проехать через лес. Сейчас полнолуние, и у нас не будет проблем, пока мы видим деревья.
В глазах девушки промелькнула благодарность. Хотя Грифин в совершенстве владел искусством убивать, он все же оставался таким же человечным, как и ее отец, ласковым и миролюбивым.
Шана вскинула голову и, кивнув в сторону графа, отчетливо произнесла:
– Мы возьмем его в Мервин и там решим его судьбу.
Торн уже пришел в сознание, когда Шана заговорила. Он сопротивлялся, как дикий вепрь, яростно и ловко, и сдался тогда, когда пять рыцарей, навалились на него и прижали к земле, а Грифин кожаными ремнями связал ему за спиной руки. Затем Торна схватили и поставили на ноги. Но граф де Уайлд не выглядел побежденным: он стоял, гордо вскинув черноволосую голову и плотно сжав губы. Торн был в бешенстве. По телу Шаны пробежали мурашки: его гнев представлял собой страшное зрелище.
Сверкнув глазами в ее сторону, пленник проговорил:
– Неужели это принцесса? Катитесь вы к черту с такой принцессой! – и, обращаясь к ней, добавил: – Я не знаю, в какие игры ты играешь, да мне это и не интересно, но ты поймала меня в свой капкан. Однако имей в виду, когда я освобожусь, ты будешь первой, кого я найду.
Один из рыцарей Шаны с силой ударил графа в челюсть.
– Заткнись! – взревел человек. – Наша леди не должна слушать таких, как ты!
Торн де Уайлд медленно поднял голову. Шана стояла, словно окаменев. С ужасом девушка увидела, как у него из уголка рта тоненькой струйкой потекла кровь.
Но граф продолжал язвить.
– Запомните, «принцесса», я все равно отомщу вам! Я это обещаю, клянусь перед Богом!
Кто-то яростно дернул Торна за руку. Помимо своей воли Шана, встав между ними, воскликнула:
– Нет! Разве вы не слышали, что сказал сэр Грифин? По коням! Надо спешить!
Графа силой усадили на его лошадь. И все это время он с такой яростью смотрел на Шану, словно хотел уничтожить ее своим взглядом. Девушка почувствовала облегчение только тогда, когда Грифин завязал ему тряпкой глаза, чтобы пленник не видел дороги. Однако когда ее верный рыцарь набросил графу на шею петлю, а другой гонец веревки привязал к задней луке своего седла, Шану вновь замутило. Она понимала, что это делалось для того, чтобы Торн не пытался убежать, но ей сделалось дурно при виде такого жестокого и унизительного обращения с человеком, пусть даже с врагом.
Грифин и пленник ехали впереди, а Шана и все остальные – за ними. Поза Торна говорила о том, что его чувство собственного достоинства не сломлено. Шану же неотступно преследовало какое-то неясное чувство. Неужели стыд? Нет, безусловно, не он. У нее нет причин стыдиться. И чувства вины она тоже не испытывала. Разве он не заслужил наказания? Разве не должен заплатить за те злодеяния, которые совершил?
Ночное небо было чистым и ясным. Полная луна проливала на землю серебристый свет. Они выбрали хорошее время: все было видно как днем. Ехали быстро, чтобы случайно не столкнуться с английскими солдатами, и, кроме того, спешили в Мервин. Шана молчала всю дорогу – девушка была глубоко подавлена. Ей, наконец, удалось поймать того, кому она поклялась отомстить, но при этом чувство победы не доставляло ей радости. Нет. В ее душе поселилось смятение.
Рассвет робко забрезжил в восточной части неба, когда наконец-то показался Мервин. Слезы застили Шане глаза. Но она плакала не от радости, а оттого, что ее не встречал любящий отец. Вместо этого – пустота, давящая своей безысходностью.
У входа в главную башню замка, свернувшись калачиком под одеялом, спал юноша. Без сомнения, он был выставлен для охраны. При их приближении молодой человек лишь слегка приподнял веки, но его глаза широко открылись, когда он увидел перед собой Шану. Юноша вскочил на ноги, и уже через минуту все путники были во дворе замка.
От ночной прохлады и от долгого сидения на лошади мышцы девушки свело судорогой. Колени едва разогнулись, когда она соскочила на землю. При этом принцесса мрачно отметила, что у графа не возникло таких проблем. Несмотря на связанные руки, он держался так же смело и дерзко, как и прежде.
Шана подала знак Грифину, чтобы Торну сняли повязку с глаз. От резкого света граф зажмурил глаза, затем медленно перевел свой взгляд в центр крепости, как раз туда, где стояла девушка.
– Принцесса, – обратился он к Шане, – все это время я сгораю от любопытства. Скажите, – каким образом вы получили столь громкий титул? Я точно знаю, что дочь Левеллина еще дитя.
– Левеллин всего лишь мой дядя, – холодно сообщила она. – Я дочь Кендала, младшего брата сэра Левеллина.
– Понятно, – спокойно сказал Торн. – Ну, так вот, принцесса, вам не стоило красть меня. Достаточно было прислать приглашение, и я с большим удовольствием приехал к вам сам.
Шану захлестнула ярость.
– Милорд, вы, как мне кажется, принадлежите к той категории людей, которые делают, что хотят и как хотят. Я точно знаю, что и войну вы ведете так, как вам нравится. И двух дней не прошло с тех пор, как вы и ваши люди залили кровью каждую пядь земли, на которой вы сейчас стоите!
Его темные, как агаты, глаза сузились.
– Миледи, – твердо произнес он, – ни я, ни мои люди здесь не воевали. Я клянусь, что никогда в жизни не бывал в этих местах.
Боже! Да он еще и лжет прямо ей в лицо, выдавая это за чистую монету!
– Что?! Вы не узнаете те места, где сгубили так много людей? Какая удобная у вас память, милорд! – Шана внезапно повернулась к Грифину. – Отведите его в комнату на первом этаже и проследите, чтобы дверь как следует, заперли и поставили стражу.
Шана посмотрела на графа, хотя ей совсем не хотелось увидеть, как его гнев прорвется наружу с такой же силой, как и ее.
– Я очень сожалею, но у нас в Мервине нет тюрьмы. Я была бы рада, если бы вы провели там оставшуюся часть жизни. – Она резко повернулась и, не оглядываясь, направилась к лестнице, ведущей к главной башне замка.
Торн действительно был взбешен. Он злился и на себя, за то, что так глупо подал в ловушку, и на Шану, посмевшую сделать его своей жертвой. Боже, только подумать – он сравнивал ее с королевой! А она оказалась принцессой, да к тому же и Уэльской! Он должен был быть более осторожным, но ее английский был безупречен, и это усыпило его бдительность. Только сейчас Торн понял, что в ее речи проскальзывал валлийский акцент. И хотя план принцессы был блестяще осуществлен и вызывал восхищение, граф сдерживал свои чувства.
Де Уайлд метался по комнате, в которую его заточили, словно зверь в клетке, снова и; снова ругая себя до тех пор, пока его ярость не улеглась и он не смог рассуждать более спокойно. Только тогда Торн обратил внимание на окружающую его обстановку. Легкая ироничная улыбка промелькнула у него на губах.
– Такой тюремной камере, принцесса, позавидовал бы каждый смертный, – произнес он.
Комната была небольшая, но обставлена со вкусом: кровать убрана роскошным голубым бархатом; единственное окно, узкое и длинное, располагалось высоко на стене, так, что даже ребёнок не смог бы в него проскочить.
Торн провел – рукой по своим взъерошенным волосам, смутно припоминая, как старый рыцарь снял с него оковы. Граф думал о том, как мало ему известно. Очевидно, они считают, что он повинен в той битве, которая здесь произошла. Без сомнения, их потери были огромны.
Торн видел только небольшую горстку слуг и вооруженных людей, кроме тех, кто привез его сюда в замок Лэнгли. У всех, кого он встречал, на лицах была печаль. Горечь и ненависть отражались в их взглядах, когда они смотрели в его сторону. Но Торн знал, что не он был причиной горя этих людей. Однако он не мог слишком долго размышлять об этом, ему нужно было решать свои проблемы.
С гримасой недовольства на лице граф направился осмотреть окно. Спустя некоторое время он увидел эту дьяволицу, которая, несомненно, строила планы, чтобы покончить с ним.
Принцесса стояла на последней ступеньке лестницы, ведущей в холл. На Шане не было плаща, скрывавшего изящные формы ее тела, развевающееся белое платье волнами переливалось у ног при каждом ее движении. Девушка была воплощением грации и красоты. Роскошные, отливающие золотом волосы, перехваченные на затылке лентой, струились, словно живой огонь. Хотя в его крови и кипела ненависть, Торн смотрел на Шану как зачарованный. Такая изысканная красота и изящество совсем не соответствовали сложившемуся у него представлению об этой женщине. Но он не поддастся своим чувствам, нет, во всяком случае, не сейчас.
– Имей в виду, принцесса, – тихо прошептал он, – скоро ты проклянешь день, когда осмелилась перейти мне дорогу.
На его лице появилась холодная и жестокая усмешка. Торн уже собирался отвернуться от окна, когда увидел, как белый конь быстро проскакал по двору прямо к Шане. Она, ничуть не испугавшись, стояла с высоко поднятой головой, глядя на приезжего. Конь остановился, подняв облако пыли, и тут же темноволосый всадник соскочил с седла. Он схватил Шану и прижал к своей груди. Не вызывало сомнений, что девушке было приятно оказаться в его объятиях. Торн ухмыльнулся, когда увидел, как их губы слились в долгом поцелуе, который говорил о близком и давнем знакомстве.
Шана еще долго стояла, прижавшись к Барису, после того, как он поцеловал ее. И хотя это происходило на виду у всех, девушка не могла вести себя более осторожно. Как хорошо снова почувствовать ласковые объятия, крепко прижаться к близкому и дорогому человеку!
С самого детства Шана любила и восхищалась Барисом. Находчивый, умный, страстный, очень чувственный и нежный, Барис покорил сердце девушки. Но только когда Шана стала взрослой, он обратил на нее внимание.
Кендал охотно выдал бы свою дочь замуж по любви, а не по расчету, ведь они с матерью нежно любили друг друга. Ему было бы невыносимо видеть свою дочь замужем за человеком, которого она не любила. Этими чувствами он и руководствовался. Да и Шане хотелось такого же счастья, как и у родителей. Эта весна стала решающей в жизни: Барис попросил ее руки. Свадьбу наметили на осень, после сбора урожая.
И вот теперь возлюбленный крепко держал ее в своих объятиях, забывшись в долгом, сладостном поцелуе, от которого у Шаны трепетало сердце.
– Я только что вернулся из Гринида и узнал, что на Мервин несколько дней назад напали. – Он внимательно посмотрел ей в глаза. – С тобой все в порядке, любимая? Тебе не причинили никакого вреда?
Горечь утраты огнем вспыхнула в сердце Шану.
– Я невредима, – сказала она печально. – Но мой отец… – горьким комком боль сжала ее горло.
Барис был оглушен:
– Нет, этого не может быть! Отец живой?
Глаза девушки наполнились слезами, и Барису стало все понятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46