Из того, что она говорила о своих братьях, он уже догадался, что у нее были с ними очень близкие отношения.
— Ничего нельзя было изменить, да и они ничего не смогли бы тогда сделать. Но больше всего оттого, что я не могла снова думать об этом.
— Это можно понять. — Губы Дейна сжались. — Джулианна, прости меня за мою резкость, но твой отец мне бы не понравился.
— Мне кажется, он никому бы не понравился, — помолчав, сказала она. — Он был суровым, грубым и очень жестоким человеком. — Казалось, о'на колеблется. Когда же заговорила снова, ее голос был едва слышен. — Он умер, когда мне было почти четырнадцать лет. Я плакала, когда умерли мои котята, но совсем не плакала, когда умер он. Может быть, Бог простит меня, но я не была опечалена. Если говорить правду, то я почувствовала почти облегчение. Почувствовала, как если бы мы наконец-то могли быть счастливы. Себастьян, Джастин и я. — Глаза ее затуманились. — Как ты думаешь, это очень плохо?
— Нет, — угрюмо сказал он, — если учесть все обстоятельства.
Она кусала губы.
— И этого я тоже никогда никому не говорила. Дейн ничего не мог с собой поделать. Ему было явно не по себе, хотя он обрадовался, что Джулианна доверяла ему настолько, рассказывая все это. Но он чувствовал себя виноватым и не заслуживал ее доверия, потому что сам не был откровенен с ней…
Но он не мог сказать правду. Слишком велика была ставка. Он не мог рисковать, вовлекая ее в свои дела.
Тут было о чем подумать. Через какое-то время он сказал:
— У всех нас свои демоны, Джулианна. У меня тоже есть что-то, о чем я никогда не говорил ни одной живой душе.
— Ты тоже? Правда?
Он кивнул, набираясь решимости.
— Я боюсь, — признался он наконец.
— Ты? Чего?
— Умирания. — Он глубоко вздохнул. — Я не боялся до Ватерлоо. Когда ты очень молод, то об этом не думаешь, правда? Я, как и ты, предпочитаю не думать об этом. То было сражение, не похожее на другие. Град пуль и разрывы снарядов. Дым такой, что нам нечем было дышать. Ничего не было видно. Я думал, это никогда не кончится! Я помню, как вокруг меня падали мои товарищи. Как прутики, срубленные гигантской рукой с неба. А когда все было кончено, тысячи мертвых лежали вокруг меня, а я был жив. Все, что я чувствовал, — это облегчение. Облегчение, что это были они, а не я. Меня называли героем, тогда как на самом деле мне было безумно страшно. И от этого я чувствовал себя трусом. И, — он потряс головой, — мне было стыдно.
— Стыдно! Почему?
— Потому что я радовался. Радовался, что остался жив, что не мне выпало умереть, что кто-то другой упал и уже не встанет. Другой, а не я. — Поколебавшись, он добавил: — В этом есть какая-то нечестность.
— Мне не кажется, что такие чувства предосудительны. Должно быть, каждый на твоем месте чувствовал бы то же самое. Другое дело, что не каждый в этом признается.
— Может быть, а может быть, и нет. В любом случае с того дня я… — помедлил Дейн, едва выговаривая дальше, — я не выношу самую мысль о смерти и умирании.
Он погрузился в молчание, потом склонил голову набок и внимательно посмотрел на нее:
— Есть еще секреты, которыми ты хотела бы поделиться?
К его удивлению, на ее лице промелькнуло выражение крайнего изумления. Она дышала глубоко и прерывисто. Ее губы приоткрылись.
Большим пальцем он стер блестящую мокрую полоску с ее щеки.
— Все, все! Я шучу.
— Дейн! — Ее руки обхватили его.
— Тебе не надо ничего больше говорить, милая. — Он крепко прижал ее к себе, рукой поглаживая ее спину. Казалось, она навеки прильнула к нему. Влажные теплые слезы, »замочившие его рубашку, все в нем переворачивали.
А потом это случилось. Их взгляды замкнулись. Они сомкнулись в объятии, горячем объятии. Казалось, сам воздух вокруг нагрелся и замкнул пространство. Ее руки обвились вокруг его шеи. Она была такой легкой, что он почти не ощущал ее веса на своих коленях, но чувствовал ее мягкую грудь, прижавшуюся к нему. Одна ее ножка оказалась зажатой между его ногами, а бедро — у его твердеющей плоти. Все тело Дейна раскалилось, и ничего он не мог с этим поделать.
Его копье твердело и набухало.
Джулианна сглотнула.
Молчание становилось оглушительным.
Дейн смотрел на нее не отрываясь, чувствуя, что она оказалась в той же ловушке. До него дошел смысл происходящего. Ее глаза были прикованы к его глазам, ее руки крепко обнимали его шею. Все в нем напряглось.
Он трудно втянул в себя воздух. Боже мой, она пахла лимонами, свежими твердыми лимонами. Это был ее запах. Сжимать ее в руках было и радостью, и мукой. Он всматривался в черты ее лица, изящные линии щек и подбородка.
Какой-то внутренний голос ему твердил, что нужно отпустить ее. Да, разум требовал одного, а тело — другого. Он не надеялся на себя. Ему не следовало доверять себе, прикасаясь к ней. Волосы ее переливались в лучах полуденного солнца, они приобрели медовый оттенок. Ее рот был свежим, робким и трепетным. Дейн чувствовал ее легкое дыхание.
Теперь он держал ее за талию, не решаясь, как поступить дальше: то ли отстранить, то ли прижать к себе еще крепче.
Она первая сделала следующий шаг. Ее синие глаза все еще блестели от слез. Он не мог отвести взгляд, потому что на его губы легко легли кончики ее пальцев.
— Дейн, — шепнула она. — Дейн.
И в звуках ее голоса он распознал то же томление, лишившее его остатков воли. Противоречивые эмоции боролись в нем… И наступил момент, когда уже нельзя было повернуть назад.
Его губы слились с ее губами в страстном, возбуждающем поцелуе. Удержаться было невозможно. Он уступил желанию, которое уже давно жило в нем, становясь все сильнее и сильнее. Осознание того, что он небезразличен ей, было как огонь для сухого дерева. Подчинившись импульсу, он встал и понес ее к кровати.
Он опустил ее и лег рядом. Она не отводила от него взгляд, водя пальчиками по его подбородку.
— Прости меня, Дейн. Я сделала тебе больно? Его губы искривились в полуулыбке.
— Такое слабое маленькое создание, как ты? Не думаю. — Он поймал ее руку и поцеловал ладошку.
Ее пальцы разогнулись от ласки. Она смотрела на него, как бы ожидая ответных действий. Улыбка исчезла с его лица, глаза потемнели.
Он медленно опустил голову. Поцелуй был неторопливым и полным томления. Ее опущенные веки трепетали, губы приоткрылись. С коротким стоном наслаждения она тянулась к нему своими губами, ее язык коснулся кончика его языка. Она вела себя совершенно раскованно и была невыразимо сладостной. Он видел, как розовый кончик ее языка касался его обнаженной кожи. Сначала на его груди, затем вокруг пупка и ниже, пока не приблизился к его…
Это зрелище потрясло его. Как будто ему кулаком угодили в солнечное сплетение, лишив легкие воздуха.
Господи, только не думать об этом! Широко открытым ртом он поймал ее рот. Поцелуй был почти яростным. Ее руки скользнули ему под рубашку, погладили его грудь, поднялись выше и, наконец, легли на его спину. Она изогнулась дугой и вытянулась вдоль его тела. Дрожь пробежала по нему, он почти стонал.
Его пальцы развязали ленту, стягивающую платье у шеи. Он просунул пальцы внутрь, дернул, обнажив сначала гладкое плечо, потом грудь.
«Совершенство! Абсолютное совершенство», — поразился он.
Ее кожа была бледной, цвета сливок, и будто бы вся светилась. Грудь была маленькой, но прекрасной формы, соски выпуклыми и розовыми, точнее, бледно-розового цвета, которым окрашивает небо занимающаяся заря.
Он подул на сосок одной груди, наблюдая, как тот твердеет; ласкал его языком, ласкал нежную кожу вокруг него, а потом перешел к другому соску, остро ощущая во рту маленькие тугие пики.
— Дейн… О, Дейн.
Он наслаждался тем, что она начала задыхаться, тем, что ее ногти впились в его спину. Одна ее тонкая ручка слабо легла на его затылок, словно удерживая его.
Она была нетронута. Девственница, несомненно. Что за испытание… Он ведь не обесчестит невинную девушку, хотя она почти лишила его способности противиться искушению!
Он был уверен, уверен совершенно, что ни один мужчина никогда не целовал ее так, как он, никогда не трогал ее, как он. Но он должен был знать. Он приблизил свои губы к ее губам.
— Ты девственница? — шепотом спросил он. Она перестала шевелиться.
— Джулианна, милая… скажи мне. Ты никогда не делала этого раньше, да?
— Я… меня целовали. Да! — выкрикнула она, когда он поднял бровь.
— Так ты девственница?
Она отвернула лицо, уткнулась в его плечо.
— Почему ты спрашиваешь?
Дейн издал странный звук, вышедший откуда-то из глубины горла. Он притянул ее лицо к своему, заставив посмотреть ему прямо в глаза.
Молчание. Он прикоснулся лбом к ее лбу.
— Джулианна, — сказал он мягко. — Это так, ведь правда?
Ее щеки пламенели.
— Да, — сказала она еле слышно. — Да! — Она коротко всхлипнула и низко опустила голову, но он успел заметить, как навернувшиеся слезы превратили ее глаза в сапфиры.
Он сердцем ощущал ее ранимость. Дейн невысоко ставил излишнюю чувствительность и не потому, что он расценивал ее как слабость. Нет, но ему надо было убедиться в том, что для нее есть основания.
— Тс-с, Джулианна. Молчи. Все хорошо. Тебе нечего стыдиться.
— Я не стыжусь! — выкрикнула она.
Только теперь он осознал, что сжимает ее ягодицы и подтягивает ее к впадине между своими бедрами.
Его копье было все еще твердым, как сталь, поднялось и пульсировало. Пульсировало напротив впадинки на ее животе…
Он очень хотел опрокинуть ее на спину и дать волю желанию. Он хотел ее. Хотел ее с неистовой, яростной силой, от которой закипала кровь. Он хотел наслаждаться каждым дюймом ее тела, ее пленительной невинностью. Он жаждал услышать ее стон, когда глубоко войдет в нее и почувствует жар. И влагу, и тесноту ее тела, когда их обоих подхватит невидимая волна и понесет к кульминации.
Он мог соблазнить ее. Обольстить, довести до такого состояния, когда она будет страстно извиваться и трепетать в его объятиях. И она не остановит его. Он чувствовал, что она позволит ему делать с собой все, что он пожелает.
И это останавливало его, более всего остального останавливало.
Ослабив объятие, он откинулся на подушку. Лицо его искривилось в гримасе.
Джулианна коротко вздохнула.
— Дейн… — Молчаливый вопрос повис в воздухе.
Он издал долгий сдерживаемый вздох, а потом слегка приобнял ее. Положив голову на ее плечо, он зарылся подбородком в сияющие каштановые волосы, стараясь успокоиться.
— Просто позволь мне немного подержать тебя, — сказал он очень спокойно. — Просто позволь мне подержать тебя.
Глава 11
Когда Джулианна проснулась, через высоко расположенные окна в комнату падали последние слабые лучи света. Она долго не поднималась, потому что знала, что лежит одна. Дейн, смутно помнилось ей, встал с кровати раньше.
Откинув одеяло, она не помнила, когда он укрыл ее. Джулианна — опустила ноги на пол. Вид собственной обнаженной груди ошеломил ее. Она начала было натягивать на плечи лиф платья, но не стала этого делать, заметив на юбке пятна крови застреленного пса. Желудок ее взбунтовался, но она волевым усилием справилась с этим.
Сняв платье, она осталась перед тазиком с водой в одной утренней рубашке. От слез ее глаза опухли и болели, как будто в них попал песок. Джулианна намочила тряпочку и приложила к глазам. Холодная вода освежала, и она с сожалением отложила примочку в сторону.
Невозможно было не думать о происшедшем. Джулианна содрогнулась, вспомнив свою вчерашнюю вспышку. Она сожалела о ней и не знала, как вести себя дальше. То, что она наговорила Дейну, теперь представлялось ей проявлением слабости, а ведь она гордилась своей независимостью и непохожестью на жеманных и сентиментальных барышень.
Дейн, без сомнения, был другого мнения. Она все испортила. Что он теперь думает о ней? Считает ее слабой, инфантильной?
Но он отнесся к ней с таким пониманием, успокаивал, утешал. И… Боже, как было хорошо лежать, прижавшись к нему всем телом. Согреваться его теплом и ощущать себя защищенной от всех бед. Ничего подобного она никогда раньше не испытывала.
У нее заныло сердце. «Как это было бы хорошо, — подумала она тоскливо, — ночь за ночью лежать рядом с мужчиной, чувствовать его сильные руки, его объятия, и знать, что это навсегда. Ощущать его тепло, его нежность».
Ей стало нестерпимо больно, потому что этого она, вероятно, никогда не узнает.
Невосполнимость потери она ощущала всем своим существом.
Руки Дейна были такими теплыми! Сильные и нежные, его объятия давали пристанище и защиту.
А когда он целовал ее… Ах, когда он целовал ее! Разве можно было сравнить прикосновения холодных губ Томаса с тем, что делал Дейн. Когда ее поцеловал Томас, ничто не шевельнулось в ее душе, ничто не отозвалось в ее сердце. А пальцы Дейна, легко касавшиеся ее обнаженной кожи… Ее обнаженной груди…
Пусть простят ей небеса, но она не сожалеет об этом. И не скоро забудет. Ее пугала мысль, что ей никогда не забыть этого…
Она все еще стояла перед тазиком, когда дверь распахнулась. Его рубашка была испачкана землей. Она сразу поняла, что это означает.
Вопрос в ее взгляде не ускользнул от него.
— Закопал? Он кивнул.
В горле застрял комок.
— Спасибо тебе.
Поймав на себе его взгляд, она покраснела. Ее платье висело на спинке стула. Застыдившись, она схватила его, прижала к груди и повернулась к нему.
И застыла на месте.
В последних лучах угасающего дня он был так хорош, что у нее перехватило дыхание. Расстегнутый ворот рубашки открывал великолепную грудь, покрытую волосками. Она почти ощущала под пальцами его кожу, ровную и гладкую. Джулианна попробовала перевести взгляд выше, на его лицо, но это не принесло облегчения. Дейн сейчас не улыбался, но вовсе не был строгим. Она вспоминала, как горячо, как нежно он целовал ее, какими горячими и влажными были его губы на ее сосках. Ей стало жарко. А сейчас он смотрит на нее так неотступно и видит, как пылают ее щеки.
В замешательстве она повернулась к огню и услышала, как он подходит к ней сзади. Сердце у нее куда-то провалилось. Он подошел близко. Совсем близко…
Она вздрогнула, когда он притянул ее спиной к своей груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29