– Он снова принялся задумчиво прихлебывать кофе. Он был сильным человеком, и горе, застывшее на его лице, было горем сильного человека, как подобало его натуре. Слез не было, но чувствовалось, что горе камнем лежит у него на сердце.– Мистер Таунсенд, – прервал молчание Карелла, – нам придется задать вам несколько вопросов. Надеюсь, вы понимаете, что...– Понимаю, – отозвался Таунсенд, – но, если вы не возражаете, сначала я сам хотел бы задать вам один вопрос.– Конечно, – сказал Карелла.– Я хотел бы знать... имеет ли все это отношение к Берту?– Как это понять?– Берт мне нравится, – сказал Таунсенд. – Он понравился мне сразу же, как только Клер привела его сюда. Ему удалось совершить с ней самое настоящее чудо. Ей ведь до этого пришлось столько пережить, когда убили ее парня. Тогда она просто забыла, что на свете существует жизнь... Понимаете, что я хочу сказать? Понимаете... я уже думал, что мы обо всем договорились... ну, мы договорились о том, как нам жить дальше, когда умерла ее мать, а потом... потом, после того, как парнишку, с которым она ходила, вдруг убили на войне, бедняжка совсем потеряла себя. Понимаете, она вроде бы тут, но ее на самом деле нет. И только когда появился Берт, она изменилась. Ну, проснулась, что ли. Она снова стала собой. Снова начала жить. А сейчас...– Да, мистер Таунсенд?– А вот сейчас... сейчас я просто не знаю. Понимаете, я вот что хочу сказать. Берт – полицейский, и Берт мне очень нравится. Он мне по-настоящему нравится. Но... но... вдруг Клер была убита из-за того, что ее парень работает в полиции? Вот что мне хотелось бы знать.– Мы так не считаем, мистер Таунсенд.– А тогда почему ее убили? Я уже сотню раз задаю себе этот вопрос, верчу его так и эдак. Я уж начал думать, что... что, может быть, кто-то имел что-то против Берта и решил отыграться на Клер. Он мог убить Клер только для того, чтобы свести счеты с Бертом. Просто потому, что Берт полицейский. Ведь здесь может быть какой-то смысл, правда? Если вообще во всей этой проклятой истории хоть что-нибудь имеет смысл, то такой ответ кажется наиболее подходящим, правда?– Мы не исключали и такой возможности, мистер Таунсенд, – сказал Мейер. – Мы подняли из архивов все крупные дела, по которым Берт производил аресты. Мы исключили только мелкие правонарушения, исходя из того, что из-за них не стали бы убивать столько людей. Мы исключили также всех тех, кто в данный момент отбывает срок в тюрьме, потому что совершенно ясно...– Да, я понимаю.– ...а также и тех, кто был освобожден более года назад. Тут мы исходили из того, что если убийство это совершено из мести, то его осуществили бы сразу же после выхода...– Да, да, мне это тоже ясно, – сказал Таунсенд.– Поэтому мы и отбираем всех тех, кто недавно был выпущен на свободу, полностью отсидев свой срок. Мы должны проверить по крайней мере тех из них, чьи адреса нам известны. Мы уже допросили многих, но, положа руку на сердце, мы не очень-то верим, что это убийство похоже на другие.– Почему?– Понимаете, мистер Таунсенд, каждое убийство имеет свои, только ему присущие черты. И когда достаточно долго проработаешь в этой области, то появляется как бы нюх на такие дела, что-то вроде интуиции. Потому-то мы и считаем, что смерть Клер не связана с тем, что Берт работает в полиции. Мы, конечно, можем ошибаться, но пока что расследование ведется в несколько ином направлении.– И в каком же это направлении? – спросил Таунсенд.– Видите ли, мы считаем, что убийца наметил себе в качестве жертвы определенного человека, которого он и убил в книжном магазине.– А почему вы думаете, что этим человеком не могла быть Клер?– Мы не исключаем того, что этим человеком могла быть Клер, мистер Таунсенд.– Тогда почему же это убийство не может быть связано с Бертом?– Но тогда встает вопрос, а почему бы убийце не попытаться убить самого Берта? Зачем ему убивать для этого Клер?– Откуда я знаю – почему. Да и каким психом нужно быть, чтобы решиться убить четырех человек? – озадаченно проговорил Таунсенд. – Какая тут может быть логика? И вообще – причем тут логика? Вы ведь только что сказали, что ему нужно было убить только одного человека, но, Господи, он-то ведь убил там четверых!Мейер только покорно вздохнул.– Мистер Таунсенд, мы вовсе не исключаем такой возможности, что кто-то, затаив злобу на Берта Клинга, мог в отместку ему убить вашу дочь. Такое уже встречалось в полицейской практике, мы этого не отрицаем, и, конечно же, мы разрабатываем и эту версию. Я только пытаюсь разъяснить вам, что этот вариант рассматривается нами как наименее вероятный. Вот пока и все. Но мы, естественно, будем продолжать расследование и в этом направлении, пока не исчерпаем всех возможностей.– Мне очень хотелось бы думать, что Берт не имеет никакого отношения к этому, – сказал мистер Таунсенд.– Уверяю вас, что у вас есть все основания именно так и думать, – сказал Карелла.– Я был бы очень рад.– Однако факт остается фактом, – прервал его наконец Мейер, – Клер оказалась в числе убитых. Учитывая это обстоятельство...– Вы и пытаетесь выяснить, не была ли именно она тем человеком, за которым охотился убийца?– Совершенно верно, сэр. Именно это нам и хотелось бы выяснить.– Но я-то чем могу здесь помочь?– Видите ли, мистер Таунсенд, – сказал Карелла, – мы тут подумали, что, может быть, что-нибудь тревожило Клер в последнее время. Или, например...– Да вроде бы ничего ее особо не тревожило.– А не получала ли она каких-нибудь писем с угрозами? Или, может, ей угрожали по телефону? Вам об этом что-нибудь известно?– Я работаю по ночам, – сказал Таунсенд. – И я обычно сплю днем, когда Клер бывает в колледже или на практике. Как правило, мы обедаем вместе, но я что-то не могу припомнить, чтобы она говорила о каких-то письмах или звонках с угрозами. Нет, ничего такого она не говорила. – Незаметно для себя он начал говорить о дочери в настоящем времени, как бы упуская из виду тот факт, что ее уже нет в живых.– А в чем заключалась ее практика? – спросил Карелла.– Практику она проходила в больнице “Буэнависта”, – ответил Таунсенд.– И что же у нее там за работа?– Ну, она готовится стать социологом, как вам уже, наверное, известно.– Да, а точнее...– Она там... ну, вы наверно и сами знаете, чем занимаются социологи в больницах, правда?– Мы представляем себе это довольно смутно, мистер Таунсенд.– Ну, понимаете, Клер работает там... – он остановился на полуфразе, только сейчас сообразив, что продолжает говорить о дочери и о ее работе в настоящем времени. Он уставился на детективов, пораженный собственным открытием. Тяжело вздохнув, он продолжил. – Клер работала там... – он снова сделал паузу, словно пытался закрепить в памяти происшедшее. – Клер работала там с пациентами, лежащими в стационаре. Понимаете, врачи там снабжают их лекарствами, назначают всякие процедуры, но зачастую оказывается, что для выздоровления одних лекарств мало. И вот тут-то подключалась Клер. Работу свою она рассматривала как оказание помощи пациентам в том смысле, что старалась пробудить в них волю к жизни, волю к выздоровлению, волю к тому, чтобы вновь стать здоровыми и нормальными людьми.– Понятно, – сказал Карелла. После некоторой паузы он спросил. – А не рассказывала она вам что-нибудь примечательное о ком-нибудь из пациентов – из тех, с кем ей приходилось работать?– Да, она обычно рассказывала о многих.– В каком смысле, мистер Таунсенд?– Ну, понимаете, она принимала участие буквально в каждом пациенте, с которым она сталкивалась на работе. Собственно говоря, работа ее как раз и заключалась именно в таком личном участии, и ей приходилось искать подход буквально к каждому из них.– А возвратившись домой с работы, она рассказывала вам обо всех этих людях, правда?– Вот именно. Она частенько рассказывала мне о них... а еще она рассказывала о разных забавных случаях на работе. В общем, вы и сами понимаете, как это бывает.– Но случалось, наверное, и так, что там происходили и не очень-то забавные истории, правда, мистер Таунсенд?– О, естественно, забот у нее хватало. Она взвалила там на себя столько обязанностей и, конечно же, ей иногда приходилось нелегко. А, иногда, просто не хватало терпения.– А она упоминала о каких-нибудь особых неприятностях?– О неприятностях?– Ну, о каких-нибудь столкновениях с пациентами или с членами их семей. О ссорах с персоналом больницы.– Нет, ничего такого, что могло бы показаться серьезным.– А не серьезных случаев не было? Хоть какая-то незначительная ссора, может, поругалась, повздорила с кем-нибудь. Ничего такого не приходит вам на память?– Увы! Вынужден и тут вас разочаровать. Клер вообще прекрасно ладила с людьми. Понимаете ли, я полагаю, что именно поэтому она и считалась хорошим социологом. Да, она умела ладить с людьми. Понимаете, она в каждом видела человека, личность... А это – редкий талант, мистер Карелла.– Да, это верно, – с готовностью согласился Карелла. – Мистер Таунсенд, вы очень помогли нам. Огромное вам спасибо за все.– А можно... А можно будет мне сказать Берту? – спросил Таунсенд.– Простите, не понял.– Рассказать Берту, что вы у меня были. Он же наверняка будет сегодня в морге. * * * – Ну, и что ты об этом думаешь? – спросил Мейер, когда они спускались по лестнице.– Я думаю, что нам следует непременно заглянуть в больницу, – отозвался Карелла. – Который час?– Половина одиннадцатого.– Какие у тебя планы?– Сара просила, чтобы я обязательно вернулся домой к ленчу, – сказал Мейер, пожимая плечами.– Тогда мы прямо сейчас поедем в больницу. Возможно, там обнаружится что-нибудь, чем мы сможем заняться завтра.– Не люблю больниц, – сказал Мейер. – В больнице тяжело умирала моя мать.– Если ты предпочитаешь, чтобы я поехал туда один...– Да нет, что ты! Съездим вместе. Просто я говорю, что с тех пор терпеть не могу больниц.Они спустились к стоявшей внизу служебной машине. Карелла сел за руль и включил скорость. Автомобиль двинулся вперед, вливаясь в поток машин.– Давай-ка быстренько подобьем бабки и прикинем, что мы имеем, – сказал он.– Давай.– Чем заняты по этому делу ребята из сегодняшней смены?– Ди-Мэо проверяет материалы, связанные с ограблением книжного магазина в пятьдесят четвертом году. Согласно имеющимся у нас документам, грабителя выпустили из тюрьмы Кастельвью в пятьдесят шестом, после чего он уехал на родину в Денвер. Так вот, необходимо убедиться, не вернулся ли он случайно сюда. Ди-Мэо, наверное, сейчас проверяет кое-кого из его старых дружков, чтобы заодно выяснить, что те делали в интересующее нас время в пятницу.– А что еще?– Он же просматривает все аресты, которые были сделаны при участии Берта, все случаи и задержания, чтобы выявить среди задержанных тех, кто мог сделать что-нибудь подобное. Работы у него хватает, Стив.– Хорошо. А чем заняты Уиллис с Брауном?– Уиллис пытается разыскать семью, родственников или знакомых четвертого покойника. Черт возьми, как же его звали?– Ла-Скала.– Правильно, – обрадовался Мейер. – Энтони Ла-Скала.– И почему это среди убитых обязательно должен оказаться итальянец? – сказал Карелла.– И вовсе необязательно.– Смотрел “Неприкасаемого”? Если верить этому фильму, они все под конец дают себя застрелить.– В фильмах, где герой Роберт Стэк, всегда полно трупов. На этот раз фильм был про итальянцев.– Ну, черт с ним, – сказал Карелла. – Ну, и как – удалось Уиллису выяснить хоть что-нибудь об этом Ла-Скала?– Пока ничего.– Просто удивительно, правда?– Да, странно.– Темная, должно быть, личность.– Да ведь все твои соотечественники темные личности, – сказал Мейер. – Неужто ты до сих пор этого не заметил? Хотя бы по “Неприкасаемому”?– Конечно, заметил. Но знаешь, я там приметил кое-что еще.– Что?– Этот Роберт Стэк никогда не улыбается.– А я однажды видел, как он улыбнулся, – сказал Мейер.– И когда же это?– Забыл. Он там как раз убивает очередного подонка. Но что я прекрасно запомнил – он там улыбался.– Я, например, ни разу не видел, – серьезно проговорил Карелла.– Ну, так ведь и жизнь полицейского – не сахар, – сказал Мейер. – А знаешь, что я заметил?– Что?– Что Фрэнк Нитти всегда носит один и тот же двубортный пиджак в полоску.– Это как раз и подтверждает мою теорию о том, что преступления себя не очень окупают, – сказал Карелла.– А актер мне нравится.– Мне тоже, – Карелла убежденно кивнул. – Но, знаешь, что я тебе скажу? Ведь и его я тоже никогда не видел улыбающимся.– Да что ты прицепился к ним со своими улыбками. Улыбается, не улыбается, тебе-то что?– Не знаю. Просто я люблю, чтобы люди иногда улыбались.– Тогда, пожалуйста, – сказал Мейер. – Улыбка специально для тебя. – Он оскалился, демонстрируя чуть ли не все зубы.– А вот и больница, – сказал Карелла. – Ладно, прибереги свои улыбки для сестры, которая будет стоять на входе.На дежурную сестру улыбка Мейера и в самом деле произвела завораживающее впечатление, и она объяснила, как им добраться до отделения, где работала Клер Таунсенд. Однако, реакция врача-ординатора оказалась куда более сдержанной. При низких заработках и огромном объеме работы ему совсем не улыбалось допускать в свое отделение какую-то комичную пару клоунов-полицейских, да еще в такое спокойное воскресное утро. Было ясно, что он собирается дать должный отпор наглым визитерам, но при этом он не учитывал того факта, что дело ему придется иметь не с кем-нибудь, а с детективом Мейером Мейером, который по праву может считаться не только грозой преступного и медицинского мира, но еще и самым терпеливым полицейским, если не во всех Соединенных Штатах, то уж, во всяком случае, во всем городе.– Нам ужасно жаль, что приходится отнимать у вас ваше драгоценное время, доктор Мак-Элрой... – начал самым любезным тоном Мейер, но Мак-Элрой тоже был не лыком шит и тут же попытался перехватить инициативу.– Очень рад, джентльмены, что вы так прекрасно понимаете мое положение, – быстро заговорил он. – Поэтому я попрошу вас отложить свой визит на какой-нибудь другой день с тем, чтобы я мог беспрепятственно вернуться к исполнению своих...– Естественно, мы все понимаем, – принял подачу Мейер, – вам, конечно же, крайне затруднительно проводить при посторонних осмотры, выписывать больным успокаивающее или там слабительное, а также.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23