Это был как раз начальный период моих сомнений — появился брат Володя, с нашего общего счета неведомо куда стали уплывать деньги, меня мучила ревность, одолела сыщицкая страсть, на душе погано. А если вдуматься, счастливейшие были времена, пусть жил в иллюзорном мире. Но я не сознавал тогда своего счастья и мучился. Вот и для проповеди я избрал тревоживший меня сюжет: «Как трудно быта христианином», все равно — мормоном, православным, католиком, протестантом. В том смысле, что трудно соблюдать общеизвестные заповеди, преодолевать соблазны, не желать ближнему зла, подставлять правую щеку, когда тебе вдарили что есть силы по левой, и прочее и прочее. Кое-какие тезисы я заготовил заранее, но большей частью импровизировал, размышлял вслух. Мне хотелось быть услышанным Леной, потому что дома мы как-то разучились слушать друг друга. Но получилось так, что обращался я в основном к самому себе, не находя больше в моей измочаленной душе ни смирения, ни благости, ни покоя. Отпустил тормоза и несся неведомо куда.
Как вот сейчас по Белт-парквею, дослушивая рассказ Володи про Танюшу.
А тогда, после моей проповеди, хоть я и адресовал ее жене, а оказалось — самому себе, как Марк Аврелий, именно Танюша измучила меня теологическими вопросами. Как раз у Лены было деревянное ухо к религии, да и атеистское воспитание вряд ли способствовало ее приобщению к вере. А в православную церковь наведывалась скорее от крутого одиночества, особенно поначалу, среди американцев и эмигрантов, по преимуществу евреев, хоть и таких же безродных и безверных, как и она, но живших замкнутым кланом, в добровольном и вроде бы никак не обозначенном топографически гетто.
— Зачем быть христианином, если так трудно? — спросила меня Танюша, а Лена усмехнулась, предвкушая мой теологический провал, как прежде историко-мифологические (типа «Кто сильнее — Геракл или Самсон?»).
На этот раз я, однако, нашелся:
— Укол делать больно, но он избавляет тебя от болезни. Зуб лечить больно, но это лучше, чем его потерять. А думаешь, легко Лене было тебя рожать? Два дня мучилась — и все никак. А потом ей живот разрезали — иначе бы ты родилась мертвой. Да и тебе было нелегко в эти дни, хоть ты и не помнишь. Приходится жертвовать меньшим, чтобы приобрести большее.
— Чтобы родиться, чтобы не заболеть, чтобы зуб сохранить — это я понимаю. А зачем в Бога верить, если это так трудно, как ты говоришь?
Я быстро перечислил в уме сомнительные выгоды веры по сравнению с жертвами воздержания во имя ее и понял, что ни один из аргументов не прозвучит для Танюши убедительно. Что для нее душа либо бессмертие? Если даже для меня это под вопросом и Соловьев, мой русский знакомец, назвал меня недавно «бывшим мормоном». Короче, спасовал перед дочкой, не сумев ответить на ее вопросы. И сейчас, когда мы мчались с Володей по Белт-парквею, та моя безответность мучила меня больше всего, словно я уже тогда расписался в собственной немощи, в неспособности помочь, когда настанет пора, самому дорогому для меня существу на белом свете. И вот эта пора наступила, и я молил моего Бога, чтобы он одарил меня заново верой в Него, потому что без этой веры я не смогу ее спасти. И в тот самый момент, когда мой Бог, мне казалось, снизошел до моей мольбы и меня как озарило если не верой в Бога, то верой в то, что с Его помощью я спасу Танюшу, и я дал полный газ, вжав ногу в педаль, моя «тойотушка» рванула вперед, но вдруг стала терять скорость, едва успел вырулить на обочину, и она встала там как вкопанная. Проклятие!
Глянул на приборы — бензина полбака. Чертова колымага — давно пора купить новую. Если б не моя треклятая шотландско-мормонская скупость! Загнал машину, как коня, а ей давно уже пора на покой. Задрал капот — так и есть: тайм белт. Надо же, чтобы тайм белт отказал именно на Белт-парквее! Я захлопнул капот и что есть силы пнул «тойоту» ногой по бамперу. И завыл от боли в бедре, а потом разрыдался от отчаяния.
— Не бзди. Проф. Сейчас одолжим какую-нибудь тачку. Живы будем — не помрем, — услышал я голос моего спутника. И как ни странно, утешился, хотя и не сразу понял, в каком смысле употребляет Володя глагол «одолжить».
Мы перемахнули с ним через кустарник и сразу наткнулись на запаркованный в неположенном месте ржавый «бьюик» с торчащей из-под дворника квитанцией штрафа. Володя быстро справился с замком, с зажиганием пришлось немного повозиться — с профессиональной сноровкой он извлек откуда-то проводки, соединил их, и драндулет завелся без всякого ключа. .
— И всех делов. А ты, Проф, думал, что у меня пальцы из жопы растут.
Мы вырулили обратно на Белт, пролетели по мосту Веразано через Восточную реку и погнали по Стейтен-Айленду. Крутя мигалками и неистово сиреня, нас обогнали три машины — уж не пресловутые ли это отряды быстрого развертывания? Полицейских обозначений на них не было, а мчали они в том же направлении, что и мы. Мне стало не по себе — жизнь моей девочки зависла на волоске.
Вот рассказ Володи. Точнее, пересказ: с его невнятной, хоть и красочной, фени — на общедоступный, пусть и бесцветный, русский язык.
Прав, как ни странно, оказался Борис Павлович — Танюшу похитили «Братья Карамазовы» и теперь шантажировали ею Тарзана, который готов был на что угодно — только бы вырвать ее из рук похитителей. Похоже, с Леной его связывало нечто большее, чем я предполагал. Или это было уязвленное самолюбие мафиози, который не мог позволить, чтобы у его бабы выкрали ребенка? Володя, по ряду дел сподручный Тарзана, уверен был в первом, но Володя, как я заметил, был, несмотря на послужной уголовный список, наивняком и искал романтические объяснения даже сугубо меркантильным побуждениям. Быть униженным для мафиози масштаба Тарзана значило потерять авторитет в преступном мире. Не исключаю, впрочем, что Тарзан, пытаясь вызволить Танюшу, действовал из обоих побуждений. А Володя был в курсе, потому что, принадлежа в разное время волею судеб к обеим соперничающим группировкам, вел между ними посреднические переговоры. Каких уступок ждали от Тарзана «Братья Карамазовы» в обмен на освобождение Танюши — не знаю. И на какие уступки мой бывший студент и любовник моей жены готов был пойти?
Неизвестно также, что было конечной целью «Карамазовых» — стол переговоров или физическая расправа с Тарзаном?
Они пытались заманить его пусть не на свою, то хотя бы на нейтральную территорию. В качестве предполагаемого места встречи фигурировали русские рестораны — «Распутин» на Брайтоне и «Тайга» в Форест-Хиллс. Почуяв подвох, Тарзан отказался. В конце концов сошлись на редакции «Царского подарка», хозяин которого хоть и был на содержании у Тарзана, но сохранял видимость независимости и время от времени устраивал встречи российских и местных бизнесменов. «Фрукт еще тот — сучонок хитрожопый: и нашим и вашим», — охарактеризовал его Володя и добавил, что Тарзан подозревает его не только в двурушничестве, но и в стукачестве («куруха» — еще одно словечко в мой гипотетический словарь едреной фени), а Лена, которую познакомил с ним Тарзан, назвала его «обрубком человека» (в моральном смысле, понятно). Но лояльность в том мире была вообще понятием относительным и переменчивым и простиралась от и до, обрываясь еще более неожиданно, чем возникая. Однако в сложившейся ситуации Тарзану ничего не оставалось, как согласиться, хоть он и догадывался о риске, на который шел. Железным условием он поставил, чтобы на встречу была привезена Танюша, дав «Карамазовым» заранее знать, что готов в ответ на уступки в бизнесе. Насколько я мог понять из путаных объяснений Володи, речь шла о новом разделе, о дележе сфер влияния между «Братьями Карамазовыми» и «Бог в помощь!» — в обмен на Танюшу Тарзан уступал Филадельфию и Вашингтон, округ Колумбия. «Не велика потеря», — сказал Володя, добавив, что Тарзан давно уже поостыл к девичьему графику, увлекшись более серьезными делами. Я догадался, какие «серьезные дела» он имел в виду, и при иных обстоятельствах воспользовался бы случаем и расспросил его, но сейчас мне было не до выполнения гражданского долга.
А рисковость ситуации заключалась не только в моральной склизкости мнимого владельца «Царского подарка», который готов был продаться любому, кто поманит лишним долларом, но и в том, что задействованы были сторонние. силы. Не знаю, удалось ли бы нам справиться без них — Тарзан сомневался в искренности «Карамазовых», для которых месть могла быть дороже выгоды, но с ментами увеличивалась не только степень надежности, но и одновременно степень риска. Стив, правда, дал мне слово, что его ребята только для того, чтобы обеспечить безопасность Танюши. То есть на всякий случай. Их присутствие номинальное и невидимое, а действовать будут по обстоятельствам и только после передачи Танюши попытаются схватить русскую братву либо выследить, куда они направятся по окончании торга.
К несчастью, мы все ошиблись в наших предположениях и события вышли из-под контроля как соперничающих братков, так и ментов из отрядов быстрого развертывания. Не говоря уже о шестерке из «Царского подарка» — все равно перед кем он шестерил и кого закладывал, но в своем воробьином умишке уж точно предвкушал некий навар с этой встречи.
С бульвара Хайленд мы свернули на Терновую улицу, но и без этого названия, по одному только скоплению в переулке машин с затененными стеклами и легко угадываемыми за ними невидимками я понял: чем бы ни кончился сегодняшний день, название подходит к улице как изначальная характеристика. Попытался вспомнить хоть какую завалящую молитву, но голова была пуста, а сердце сжималось от тревоги за Танюшу. В крови бушевал адреналин. Мой alter ego.
Чего не успел спросить у Володи, в курсе ли Лена.
15
Был уже поздний вечер, когда мы подрулили к особняку с колонным портиком и сторожевыми сфинксами по бокам — показушная роскошь новых русских, решил было я, да вспомнил о принадлежности посаженному итальянцу. Сфинксы, конечно, никакие не мраморные, а гипсовые — дешевые копии из магазина садовой скульптуры. Почти во всех окнах горел свет, и я напряженно вглядывался, пытаясь угадать, за которым из них находится моя Танюша. Позади ярко освещенного особняка был темный провал, где скорее угадывался, чем был виден залив, с дальними огнями на том берегу.
Около дома прогуливались как ни в чем не бывало два бугая с оттопыренными карманами — боевики Тарзана? братья Карамазовы? оперативники Стива? случайные прохожие? Что вряд ли, так это последнее. Переулок был забит машинами, мы подрулили к гидранту, уготовив еще один штраф неведомому хозяину «бьюика». Володя уверенно направился к облезлым сфинксам, я поплелся за ним, волоча больную ногу. Один из бугаев преградил нам путь, но Володя шепнул ему, и его как ветром сдуло.. Но тут неведомо откуда возник перед нами еще один мужичок, в котором я мгновенно признал русского, пока не пригляделся в темноте: Борис Павлович собственной персоной. Здесь, в Америке, он выглядел заурядным представителем своего племени — вот я и обратил внимание прежде всего на родовые черты. Или он слинял еше раньше, когда накрылась гэбуха? Но тогда он тоже был не сам по себе, а представителем — тогда организации, как сейчас этноса. А я? Американ, мормон, славист, обманутый муж — где кончаются общие признаки и начинаются личные?
Втроем мы встали перед мощной дверью, Володя дал два коротких звонка и один длинный. Условный знак? Но дверь все равно открывать не торопились. Потом погас свет в глазке — кто-то нас внимательно разглядывал изнутри. Наконец дверь приоткрылась, мы шмыгнули один за другим в просторный холл с двухпролетной лестницей, которая вела вверх, а сбоку примостилась узенькая лесенка, которая спускалась в бейсмент, где, вспомнил я, и находилась редакция «Царского подарка». Перед нами стоял малорослый, лысый, круглолицый, как колобок, с бегающим масленым взглядом хозяин-временщик этого особняка.
— Где девочка? — спросил Борис Павлович, и до меня дошло, что если редактор «Царского подарка» и куруха, как подозревал Тарзан, то связан вовсе не с полицией и не с ФБР, а с такими вот, как Борис Павлович, — с тех добрых времен, когда Борис Павлович был не сам по себе, а его организация во всей своей красе. Может, тогда он и был заслан к нам в Америку и все еще продолжает служить своим бывшим хозяевам на инерции прежнего страха? Либо новоиспеченный кадр, если гэбуха, как предположил Стив, а Борис Павлович ушел от ответа, не перешла на подпольное существование до лучших времен?
Как ни странно, догадки эти меня успокоили. Борис Павлович внушал мне больше доверия, чем Стив, а тем более Колобок. Я не ожидал от него ни подвоха, ни промашки.
Не говоря ни слова. Колобок поскакал вверх по лестнице, мы вслед за ним.
— А Тарзан где? — спросил Володя.
— Где ему быть! В редакции. С «Карамазовыми». Переговоры в разгаре.
На втором этаже мы проследовали по коридорчику и остановились у одной из дверей. Колобок вынул из кармана ключ, открыл дверь и пропустил нас вперед. В комнате было темно, мы остановились. Колобок включил свет, на кровати лежала Танюша, и меня как прошило: мертвая. Я бросился к ней и сжал в объятиях это маленькое и самое дорогое тельце. В моих руках оно вдруг ожило, зашевелилось, Таня открыла глаза и прошептала:
— Папа…
Я заплакал.
Внизу раздались выстрелы. С улицы? Из бейсмента? Потом мы услышали шаги по лестнице. Я обернулся — у всех моих спутников в руке по пистолету. Борис Павлович выхватил у меня Танюшу и, как неживую, пихнул под кровать. Таня не сопротивлялась — за эти три недели, похоже, она научилась наконец-то слушаться старших.
Дверь распахнулась, на пороге стоял мой бывший студент. Как он изменился с той нашей встречи в Саг-Харборе! Не узнал бы, только темные очки те же. Лицо небритое, вид измученный, на левой штанине кровь.
— Где девочка?
Танюша покорно выползла из-под кровати.
— Смывайтесь, — сказал Тарзан и вытолкнул нас с Таню-шей в коридор. — Как можно скорее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23