Свои новые обязанности регентши, пока негуса нагаст не станет достаточно взрослым, чтобы править самостоятельно.
Она посмотрела на толпу, словно спрашивая, посмеет ли кто-то из них бросить ей вызов. Они хотели бы это сделать, Антонина не сомневалась в этом ни на секунду. Но…
Справа от нее стоял Усанас. Аквабе ценцен Аксумского царства. С мухобойкой, свидетельствующей об его статусе, в руке, как и полагалось во время совещаний у царя. Усанас улыбался. Что само по себе тоже было вполне нормально. Но в улыбке не просматривалось ни капли веселья. Это была улыбка огромной кошки или наблюдающего за добычей льва.
А слева от нее стоял Гармат. Старый полуараб-полуаксумит, советник двух царей, Калеба и Эона, славящийся по всему Аксуму своей дальновидностью и мудростью. После смерти Эона и до прибытия Антонины именно он удерживал знать от беспорядков. Давал бесценные советы молодой царице в то время, когда она меньше всего хотела думать о том, как быть царицей. В некотором роде сурово хмурящийся лоб Гармата был таким же предостережением, как хищная улыбка Усанаса, — для всех, кто мог лелеять мысли об оспаривании престолонаследования.
Это был вызывающий страх триумвират — сидящая посередине женщина и стоящие по обе стороны от нее мужчины. Однако колебания, все еще сохранявшиеся у собравшихся, развеял кое-кто другой. Человек, который в этот момент напомнил им о высшей природе власти. Стоявший в дальней части помещения Эзана ударил железным наконечником копья по каменному полу. Резкий звук заставил по крайней мере половину собравшихся господ подпрыгнуть на месте.
— Римская женщина Антонина была назначена Эоном Великим наблюдать за переходом власти в Аксуме, — объявил он. Его голос прозвучал так же резко, как удар копья. — Я присутствовал при этом назначении, когда царь лежал и умирал, и являюсь свидетелем его слов. Кто-то посмеет бросить мне вызов?
И снова он ударил наконечником по полу.
— Кто?
— Решено. Пока царица не готова вновь приступить к выполнению своих обязанностей — и пусть ей будет даровано столько времени, сколько нужно, — Аксумом правит Антонина. Не сомневайтесь в этом. Я обращаюсь ко всем вам. Не сомневайтесь в этом ни на секунду.
Еще один удар копьем.
— Меня зовут Эзана, и я являюсь командующим сарвом Дакуэн. Полком негусы нагаста. Полк будет служить младенцу Вахси его кулаком, если таковой ему потребуется. Молитесь Богу, которому вы молитесь, господа, чтобы он ему не понадобился. Истово молитесь.
Царица и ее бракосочетания
— А я-то думал, что христианская церемония длится вечно, — прошептал Кунгас. — По крайней мере они справились за день.
— Помолчи, — прошипела Ирина. — Предполагается, что ты следующий час или два будешь молчать. Даже не будешь шептать, поскольку люди смогут увидеть шевеление твоих губ.
— Ты же шепчешь.
— А меня это не касается, — довольно ответила Ирина. — На мне надета чадра.
Фактически, буддийское бракосочетание не длилось больше одного дня — хотя его занимало полностью. Ирина легко могла бы выбрать более простую и короткую церемонию, что предпочел бы Кунгас. Но она вполне определенно сказала ему — не будь идиотом. Дело не столько в религии, сколько в обстоятельствах.
— Ты хочешь притащить половину своего царства, чтобы увидеть великолепную ступу, которую ты отстраиваешь на руинах старой? Которая, как получилось — очень удобно! — находится в пределах видимости огромных новых укреплений, которые ты строишь на перевале Хибер? И потом сделать церемонию короткой? Глупости.
— Тебе целый день придется носить чадру, — застонал Кунгас, прибегая к последнему аргументу. — Ты же ненавидишь чадру.
Ирина начала поглаживать схваченные в хвост волосы. Со временем она привыкла к этой прическе и любила ее не меньше, чем манеру откидывать назад волосы, собранные в прическу по греческой моде. Новая прическа приносила даже больше удовольствия из-за своего удобства. Ее старая привычка была привычкой начальницы шпионской сети, новая — царицы. Конский хвост ежедневно напоминал о том, что такие же знаки развеваются под знаменами ее армии.
— Я говорила, что я лично ненавижу чадру, Кунгас. Но должна сказать тебе: в тот день, когда мужчины изобрели эту глупую вещь, они обеспечили свое падение. — Поглаживание конского хвоста стало самодовольным, очень самодовольным. — Послушай меня, профессиональную интриганку. Чадра — лучший помощник для дипломата, вообще когда-либо изобретенный!
На следующий день после церемонии Ирина представила Кунгаса патанским вождям. Встреча прошла очень хорошо, сказала она ему позднее.
— Как ты определила? — несколько резко спросил он. — Большую часть времени они гневно смотрели на тебя, хотя ты даже слова не сказала после того, как нас представила.
Он помолчал и добавил:
— И сними эту проклятую чадру! Мы теперь находимся в наших личных покоях, и я чувствую себя неполноценным, когда на тебе надета эта штука. — Потом добавил чуть мягче: — Кроме того, мне нравится твое лицо.
Ирина скинула чадру и улыбнулась.
— Они гневно смотрели на меня потому, что я заранее побеспокоилась сообщить им (конечно, не лично): я планирую взять с собой телохранительниц на языческую брачную церемонию, которая состоится у нас в их горах в следующем месяце.
Кунгас застонал.
— Отлично. Теперь они будут уверены, что я — самый покорный жене правитель в истории Гундукуша.
Ирины улыбнулась шире.
— О, прекрати. Ты просто злишься при мысли об еще одном бракосочетании, и все. Ты прекрасно знаешь: они несчастливы потому, что хотели бы так думать, но не могут. Только не стоя в тени великой крепости, которую ты строишь на Хибере, и не наблюдая за тысячами пленников малва, которые там работают. Эти старые вожди с кислыми физиономиями отдали бы все, чтобы иметь такие яйца, как у тебя. Мужественные — ха! Шайка козлокрадов.
Ирина слегка склонила голову набок. Кунгас давно привык и к этой ее привычке. И снова он застонал.
— Есть кое-что еще.
— Ну… да, — признала Ирина. — У них есть еще один повод для раздражения. Я постаралась, чтобы они заблаговременно узнали о трех патанских девушках, которые недавно прибыли в Беграм и вызвались служить в подразделении моих телохранительниц. И их радостно приняли.
Ирина прямо-таки излучала самодовольство.
— Кажется — кто бы мог догадаться? — древние сарматы имеют в этом регионе много потомков. А разве я могу отвергать древние традиции, даже недавно обнаруженные?
Кунгас нахмурился. По-настоящему нахмурился. По мере того как росла его власть — основывающаяся в немалой степени на дипломатических талантах его жены, — он обнаружил, что ему больше не требуется постоянно держать маску на месте лица. И Кунгас находил, что от старой привычки удивительно просто избавиться.
Особенно при постоянном подбадривании Ирины. Она была твердо уверена, что люди предпочитают видеть своих царей чистосердечным, искренними, щедрыми и — больше всего — открытыми. «Пусть винят в своих несчастьях царицу-интриганку и безликих чиновников. В этом нет ничего плохого, поскольку они не забудут, что у царя по-прежнему есть армия и крепости, которые она для него взяла», — говорила Ирина.
— Ты собираешься затеять вражду с этими проклятыми племенами, — предупредил он. — У них пунктик по поводу того, как на их женщин смотрят даже глупые козлы. Патанские девушки в телохранительницах у царицы!
— Чушь. Я сказала им, что не буду вмешиваться. И не вмешиваюсь. Я не рекрутировала этих девушек, Кунгас. Они сами прибыли в Беграм после того, как обнаружили — к своему большому удивлению, — что не являются патанками. Кто может возражать против того, чтобы сарматские девушки следовали древним традициям своего народа?
Кунгас пытался сохранить на лице суровое выражение, но нашел, что это чересчур сложно. Он поднялся со стула и подошел к окну. «Дворец», в котором они жили, был не более чем частично отстроенной частью огромной новой крепости, которая сооружалась на Хибере. Правда, на вершине одной из гор, а не на самом перевале. Кунгас быстро понял принципы работы новой артиллерии и хотел обустроиться на возвышенности. Ему нравился вид, который открывался из окна, частично из-за великолепия пейзажа, но по большей части потому, что напоминал о его собственной силе. Пусть все думают, что хотят, но факт остается фактом — Кунгас, царь всех кушанов, владеет перевалом Хибер. И с ним — всем Гиндукушем. Удерживает на открытой ладони, но ее легко сжать в кулак, если так вздумается царю. Кулаком правой руки он нежно постучал по каменному подоконнику.
— Сарматы, — усмехнулся он. — Почему бы и нет? В конце концов, каждой династии требуется древняя родословная.
Ирина откашлялась. Не поворачиваясь, чтобы увидеть ее лицо, Кунгас улыбнулся перевалу Хибер.
— Позволь мне догадаться. Ты заставила эту толпу буддийских монахов, ежедневно следующих за тобой, изучить исторические данные. Оказывается — кто бы мог подумать? — что Кунгас, царь кушанов, происходит от сарматских правителей.
— Со стороны матери, — уточнила Ирина. — Со стороны отца…
И снова она откашлялась. Гораздо более громко. Глаза Кунгаса округлились.
— Не надо мне этого говорить!
— Что я могу поделать? Это чистая правда, если верить историческим архивам. Ну, по крайней мере, так заявляют мои монахи, а поскольку они — единственные, способные расшифровать сохранившиеся обрывки древних документов, кто станет с ними спорить?
Кунгас расхохотался.
— Это правда! — настаивала Ирина. — Когда Александр Македонский проходил через эту местность…
Пешва и его семья
В своем дворце, за исключением публичных церемоний, Шакунтала не имела склонностей соблюдать формальности. Поэтому, хоть некоторые из ее придворных и думали, что это попросту скандально, она обычно сама посещала пешву в его покоях, а не призывала Холкара в свои. И часто брала с собой Рао.
Делала она это по разнообразным причинам.
Во-первых, Шакунтала по природе была энергичной. Если бы она все время оставалась в своих покоях, то сошла бы с ума. Не столько из-за физического бездействия — с тех пор как они с Рао поженились, императрица возобновила тренировки в боевых искусствах под его суровым руководством, — а просто из-за банальной скуки.
Вторая причина была менее эфемерной. Честно говоря, самой что ни на есть земной.
— Ха! — воскликнул Рао, когда они приближались к входу в покои Дададжи Холкара. Он повернул голову и скептически посмотрел на младенца, которого следом за ними несла няня. — Да, ты определенно обожаешь этого ребенка. Но у тебя нет терпения, чтобы быть правильной матерью.
Шакунтала вошла в широкие двери, ведущие в выделенную пешве часть дворца.
— Для этого-то и существуют бабушки, — объявила она повелительно, словно диктовала указ.
Гаутами и впрямь с радостью была готова заниматься Намадевом. И тем более потому, что наследник престола был немногим младше ее собственного внука.
Наблюдая за женой с двумя детьми, пешва Дададжи Холкар по привычке погрузился в философские размышления.
— На самом деле, жизнь необычайно странна. Каждый день я все больше и больше убеждаюсь: Бог хочет, чтобы мы поняли — все мы, — что мир есть суть иллюзия. — Холкар показал на двух детей. — Вначале посмотрите на моего внука.
Шакунтала с Рао посмотрели на ребенка, о котором шла речь, старшего из двух играющих с Гаутами мальчиков. Его вместе с матерью передали подразделению партизан маратхи. Передал отряд, отправленный господином Дамодарой после того, как его люди разбили силы восставших, которых вел сын Дададжи.
— Нельзя отрицать, что ребенок является моим потомком. В его возрасте мой сын выглядел точно так же. Что касается духа — то это еще предстоит увидеть.
Рао нахмурился.
— Тебя беспокоит влияние его матери? Дададжи, тот факт, что с головой несчастной женщины пока еще не все в порядке, едва ли может удивлять. Сам же мальчик кажется мне достаточно веселым.
— Я не это имел в виду, — ответил Холкар и покачал головой. — Мы на самом деле так сильно привязаны к плоти?
Он на мгновение замолчал. Затем внимательно посмотрел на Рао.
— Я совершенно уверен, что ты слышал отчеты своих людей. Йетайский офицер, который привез жену и ребенка моего сына, сказал им, в открытую сказал, что лично убил моего сына. Тем не менее, с разрешения Дамодары, он передает нам его семью. Странный поступок для малва.
Рао пожал плечами.
— Дамодара — хитрый человек. Несомненно, он думает…
— Дамодара тут ни при чем, — перебил Холкар. — Меня интересует йетаец. Это он, а не Дамодара, пожалел мать и ребенка после того, как убил моего сына. Почему он так сделал?
— Люди не всегда звери. Даже йетайцы.
— Верно. Но почему Бог выбрал именно этот сосуд, чтобы напомнить нам, Рао? Это то же самое, что отправить тигра в горящий дом, чтобы спасти ребенка.
Ответа не последовало. Через мгновение Холкар заговорил снова:
— Когда война закончится, если мои дочери вернутся ко мне в целости и сохранности, я больше не смогу быть пешвой. Я много думал об этом в последнее время и решил, что больше не подхожу под рамки наших традиций. По крайней мере, не в том виде, в котором они существуют. Некоторые взгляды, о которых я узнал в разговорах в Велисарием и через него — с тем, кого христиане называют Талисманом Бога…
— Он — Калкин, десятая аватара, которая была нам обещана, — твердо заявил Рао. — Велисарий сам сказал это в письме, которое однажды мне отправил.
Холкар кивнул.
— Я тоже в это верю. В любом случае, в будущем возникнет — могла бы возникнуть — версия нашей веры под названием веданта . Я намереваюсь изучить ее после войны, но усилия сделают невозможным…
— Чушь! — рявкнула Шакунтала. — Ты — мой пешва и останешься моим пешвой. Философствуй в свободное время. У тебя его будет достаточно после войны. Но я ничего больше не хочу слушать.
Дададжи колебался.
— Мои дочери — после всего, что случилось, будут неподходящими для пешвы. — Его доброе лицо стало суровым. — И я не стану от них отказываться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65