Не было смысла дальше его расспрашивать.
В паре миль от Бэнды они свернули с тропинки в скалах и повернули на север по дороге, незнакомой Жан-Пьеру.
– Это что, путь в Скабун? – спросил он.
– Да.
Это был, очевидно, короткий путь, которого он не знал. Они, несомненно, шли в верном направлении.
Через несколько минут они увидели одну из каменных горных хижин, где путники могли отдохнуть или заночевать. К удивлению Жан-Пьера, гонцы направились к входу в хижину, где не было двери.
– У нас нет времени для отдыха, – раздраженно сказал он. – Меня ждут больные.
И тут из хижины вышел Анатолий.
Жан-Пьер был потрясен. Он не знал, радоваться ли ему, что теперь сможет рассказать Анатолию о совещании, или быть в ужасе от того, что афганцы его убьют.
– Не беспокойтесь, – сказал Анатолий, поняв выражение его лица. – Это солдаты регулярной афганской армии. Я специально послал их за вами.
– Мой бог! Это было блестяще придумано. – В Скабуне не было никакой бомбежки – это была всего лишь уловка, чтобы дать возможность Жан-Пьеру встретиться с ним.
– Завтра, – возбужденно начал Жан-Пьер, – случится нечто ужасно важное.
– Знаю, знаю, я получил ваше письмо. Вот почему я здесь.
– Значит, вы захватите Масуда?
Анатолий улыбнулся безрадостно, открывая темные от курения табака зубы.
– Мы захватим Масуда. Успокойтесь.
Жан-Пьер понял, что ведет себя, как взволнованный ребенок на Рождество. Он сделал над собой усилие и подавил свой энтузиазм.
– Когда Маланг не вернулся, я думал…
– Он прибыл в Чарикар вчера, – сказал Анатолий. – Одному богу известно, что он делал по пути. Почему вы не воспользовались радиопередатчиком?
– Он разбился, – сказал Жан-Пьер. Ему не хотелось объяснять сейчас все о Джейн. – Этот Маланг готов сделать ради меня что угодно, потому что я снабжаю его героином, а он наркоман.
Анатолий мгновение внимательно испытующе смотрел на Жан-Пьера, и в его глазах появилось что-то, похожее на восхищение.
– Я рад, что вы на моей стороне, – сказал он. Жан-Пьер улыбнулся. – Я хочу знать побольше, – сказал Анатолий.
Обняв Жан-Пьера за плечи, он ввел его в хижину. Они уселись на земляном полу, и Анатолий закурил.
– Откуда вы узнали об этом совещании? – начал он.
Жан-Пьер рассказал ему об Эллисе, о пулевом ранении, о разговоре Масуда с Эллисом в то время, как Жан-Пьер собирался сделать ему укол, о слитках золота и планах обучения афганцев и обещании оружия.
– Это фантастика, – сказал Анатолий. – А где сейчас Масуд?
– Не знаю. Но он прибудет сегодня в Дарг, вероятно. Самое позднее завтра.
– Откуда вы знаете?
– Он созвал совещание – как он может не появиться?
Анатолий кивнул.
– Опишите мне агента ЦРУ.
– Ну, ростом он пять футов десять дюймов, вес сто пятьдесят фунтов, светлые волосы, голубые глаза, возраст – тридцать четыре года, но на вид чуть старше, имеет колледжское образование.
– Я пропущу все эти данные через компьютер. – Анатолий встал. Он вышел наружу и Жан-Пьер последовал за ним.
Анатолий достал из кармана маленькую рацию. Вытащив и распрямив телескопическую антенну рации, он нажал на кнопку и что-то тихо сказал по-русски, затем он снова вернулся к Жан-Пьеру.
– Друг мой, вы удачно справились со своей задачей, – сказал он.
«Это правда, – подумал Жан-Пьер. – Я справился». Он спросил:
– Когда вы нанесете удар?
– Завтра, разумеется.
Завтра. Жан-Пьер почувствовал прилив жестокой радости. Завтра.
Солдаты смотрели в небо. Он последовал за их взглядом и увидел снижающийся вертолет, Анатолий, видимо, вызвал его по рации. Русские теперь отбросили всякую осторожность, игра была почти завершена, это был последний ход, и осторожность и обман надо было заменить смелостью и быстротой. Вертолет спустился и сел, что было довольно трудно на небольшой площадке ровной земли, примерно в сотне ярдов от них.
Жан-Пьер пошел к вертолету с остальными тремя людьми. Он размышлял о том, куда пойдет, когда они улетят. В Скабуне ему делать было нечего, но он не мог сразу же возвращаться в Бэнду, не открывая, что никаких жертв бомбежки, которым требовалась помощь, и в помине не было. Он решил, что лучше всего посидеть в каменной хижине несколько часов, а затем вернуться домой.
Он протянул Анатолию руку для прощания.
– Оревуар.
Анатолий не взял его руки.
– Залезайте.
– Что?
– Залезайте в вертолет.
Жан-Пьер был сбит с толку.
– Зачем?
– Вы летите с нами.
– Куда? В Баграм? На русскую территорию?
– Да.
– Но я не могу.
– Прекратите шум и слушайте, – терпеливо сказал Анатолий. – Во-первых, ваша задача выполнена. Ваше задание в Афганистане завершено. Вы достигли своей цели. Завтра мы захватим в плен Масуда. Вы можете отправляться домой. Во-вторых, теперь с вами связана наша безопасность. Вы знаете, что мы планируем сделать завтра. Поэтому ради целей безопасности вы не можете оставаться на территории врага.
– Но ведь я никому ничего не скажу!
– Что, если вас начнут пытать? Что, если они начнут пытать вашу жену у вас на глазах? Что, если они будут разрывать вашу дочь на глазах у вашей жены?
– Я не верю этому. – Жан-Пьер знал, что Анатолий прав, но сама мысль о том, чтобы не возвращаться в Бэнду, была настолько неожиданной, что сбила его с толку. Будут ли Джейн и Шанталь в безопасности? Правда ли, что русские действительно вывезут их? Даст ли Анатолий им втроем возможность вернуться в Париж? Скоро ли они смогут туда выехать?
– Залезайте, – повторил Анатолий.
Два солдата-афганца стояли по обе стороны от Жан-Пьера, и он понял, что у него нет выбора, если он откажется, они просто схватят его и силой втолкнут внутрь.
Он полез в вертолет.
Анатолий и афганцы вскочили следом, и вертолет взлетел. Дверь осталась открытой.
Пока вертолет набирал высоту, Жан-Пьер впервые увидел с воздуха долину Пяти Львов. Белая река, извивающаяся среди полей цвета навоза, напомнила ему шрам от старой ножевой раны на коричневом лбу Шахай-Гула, брата повитухи. Он увидел селение Бэнду с его зелено-желтыми лоскутами полей. Он изо всех сил вглядывался в вершину горы, где были пещеры, но не заметил никаких признаков их обитателей, жители селения хорошо выбрали место для своего укрытия. Вертолет поднялся еще выше и развернулся, и Бэнда исчезла из виду. Он стал искать другие знакомые точки. Я провел здесь год жизни, подумал он, а теперь больше не увижу этого места. Он увидел селение Дарг с обреченной на разрушение мечетью. Долина была надежным оплотом сил сопротивления, подумал он. А завтра она станет лишь напоминанием о неудавшемся восстании. И все благодаря мне.
Внезапно вертолет сделал крутой вираж в южном направлении и перелетел горный хребет, и через несколько секунд долина скрылась из виду.

Глава 11

Узнав, что Джейн и Жан-Пьер собираются уйти со следующей колонной, Фара целый день проплакала. Она успела сильно привязаться к Джейн и полюбить Шанталь. Джейн это было приятно, но смущало, что иногда Фара, казалось, предпочитает ее своей собственной матери. Однако Фара, видимо, привыкнув к мысли об уходе Джейн, на другой день уже вела себя как обычно, преданно, но без признаков отчаяния.
Джейн и самой не давала покоя мысль о предстоящем путешествии домой. От долины до Хайберского перевала лежал стопятидесятимильный переход. Путь сюда занял четырнадцать дней. Джейн страдала от мозолей, поноса и неизбежных болей и ломоты во всем теле. Теперь же ей предстояло проделать весь этот путь в обратном направлении, имея на руках двухмесячного младенца. Конечно, будут лошади, но основную часть пути ехать верхом было бы небезопасно, потому что колонны шли по еле заметным, очень крутым горным тропам, и нередко в ночное время.
Джейн сплела из хлопка что-то вроде гамака, подвешиваемого на шею, чтобы удобнее было нести Шанталь. А Жан-Пьеру придется нести разные припасы, которые могут понадобиться в течение дня, потому что, как знала Джейн по опыту предыдущего путешествия, лошади и люди идут с неодинаковой скоростью, в гору лошади взбираются быстрее людей, а с горы медленнее, и путники на долгое время бывают разлучены со своим багажом.
В этот день, когда Жан-Пьер ушел в Скабун, ее занимал выбор припасов, которые надо будет нести при себе. У нее будет аптечка с самым необходимым: антибиотиками, бинтами, морфином – все это соберет Жан-Пьер. Придется взять и кое-какие продукты. На пути сюда у них было большое количество сухих высококалорийных продуктов западного производства – шоколада, супов в пакетиках, извечной слабости путешественников – мятного кекса Кендаля. А на обратном пути придется довольствоваться лишь тем, что удастся найти в долине: рисом, сухими фруктами, сушеным сыром, сухарями, а еще тем, что они сумеют купить по дороге. Хорошо хоть, что не надо беспокоиться о питании для Шанталь.
Впрочем, с ребенком были связаны другие проблемы. Местные матери не пользовались пеленками, а оставляли нижнюю часть тельца ребенка открытой и лишь периодически стирали подстеленное под него полотенце. Этот обычай, по мнению Джейн, был куда здоровее, чем западная система пеленания, но только не во время путешествия. Джейн вырезала из полотенец три пеленки, а из полиэтиленовых оберток от медицинских материалов Жан-Пьера изготовила для Шанталь пару импровизированных непромокаемых штанишек. Каждый вечер пеленки придется стирать, разумеется, лишь в холодной воде, стараясь высушить за ночь. Если пеленка не высохнет, можно будет использовать запасную, а если обе будут мокрыми, у Шанталь возникнут опрелости. Но еще ни один ребенок не умер от раздражения кожи, вызванного мокрыми пеленками, убеждала себя Джейн. Колонна, конечно, не будет останавливаться каждый раз для того, чтобы дать ребенку поспать, для кормления и перемены пеленки, поэтому Шанталь придется питаться и спать на ходу, а пеленки придется менять только по мере возможности.
В некотором смысле Джейн стала крепче, чем год назад. Кожа на ступнях огрубела, а желудок стал более стойким к воздействию наиболее распространенных видов местных бактерий. Мышцы ног, которые болели во время первого перехода в долину, теперь были привычны к ходьбе на много миль. Но во время беременности у нее появились боли в спине, и ее тревожило, как она будет идти целыми днями, неся ребенка. Ее организм, казалось, полностью оправился после родов. Она чувствовала себя вполне способной к сексу, хотя и не сообщала об этом Жан-Пьеру, сама не зная почему.
В первое время жизни здесь она сделала много снимков с помощью своего «поляроида». Фотоаппарат можно бросить здесь, это дешевка, но большинство фотографий ей хотелось взять с собой. Она просмотрела свою коллекцию, размышляя, что взять, а что выбросить. У нее были снимки большинства жителей деревни. Вот партизаны: Мохаммед, Алишан, Камир, Матулла, в нелепо-героических позах и с нарочито свирепыми выражениями лиц. Вот женщины: пышнотелая Захара, старая сморщенная Рабия, темноглазая Халима – все смущенно хихикающие, как школьницы. Вот дети: три девочки Мохаммеда, его сын Муса, малышня Захары – двух, трех, четырех и пяти лет, четверо детей муллы. Ни один из этих снимков нельзя выбросить, придется взять все с собой.
Джейн укладывала в сумку одежду, в то время как Фара подметала пол, а Шанталь спала в соседней комнате. Они рано утром спустились вниз из пещер, чтобы успеть управиться со всеми делами. Впрочем, укладывать было почти нечего, кроме пеленок Шанталь – лишь по паре трусов для себя и Жан-Пьера и по паре запасных носков. Верхнюю одежду они оба менять не будут. У Шанталь все равно нет одежды – ее завертывали в шаль или вообще оставляли голенькой. Для Джейн и Жан-Пьера хватит по паре брюк, рубашке, шарфу и одеялу типа «патту». В этой одежде они проделают все путешествие и, вероятнее всего, сожгут ее в пешаварском отеле, празднуя свое возвращение в лоно цивилизации.
Эта мысль будет придавать ей силы во время трудного перехода. Джейн смутно помнила, что условия жизни в отеле «Динс» в Пешаваре показались ей невероятно примитивными, но теперь трудно было понять, что именно казалось ей таким плохим. Неужели она и впрямь могла жаловаться, что кондиционер работает слишком шумно? Но ведь там, подумать только, был настоящий душ!
– Цивилизация, – произнесла она вслух, и Фара вопросительно взглянула на нее. Джейн, улыбнувшись, объяснила на дари:
– Я счастлива, что возвращаюсь в большой город.
– Мне нравится большой город, – ответила Фара. – Я однажды побывала в Рохе. – Она продолжала мести пол. – Мой брат уехал в Джелалабад, – добавила она с оттенком зависти.
– Когда он вернется? – спросила Джейн, но Фара вдруг будто оглохла и пришла в замешательство, и через мгновение Джейн поняла, почему: со двора донеслось посвистывание и мужские шаги, затем стук в дверь, и голос Эллиса произнес: «Есть кто-нибудь дома?»
– Входи! – крикнула Джейн, и он вошел, хромая. Утратив к нему былой романтический интерес, она беспокоилась о его ране. Он оставался в Астане до полного выздоровления. Наверно, он вернулся сегодня.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
– Как дурак, – ответил он с грустноватой усмешкой. – Это не очень достойное место для огнестрельной раны.
– Если тебя беспокоит лишь отсутствие достоинства, значит, дело идет на поправку.
Он кивнул.
– Доктор дома?
– Он ушел в Скабун, – ответила Джейн. – Там был налет и сильная бомбежка, и его вызвали. Я могу чем-нибудь помочь?
– Я просто хотел сообщить, что период выздоровления у меня закончился.
– Он вернется сегодня вечером или завтра утром. – Джейн приглядывалась к внешности Эллиса, с гривой белокурых волос и курчавой золотистой бородой он походил на льва. – Почему ты не подстрижешь волосы?
– Партизаны велели мне отращивать волосы и не бриться.
– Они всем это говорят. Чтобы европейцы не так выделялись. В твоем случае эффект прямо противоположный.
– Я буду выделяться в этой стране независимо от того, какая у меня прическа.
– Это верно. – Джейн вдруг подумала, что впервые говорит с Эллисом в отсутствие Жан-Пьера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51