Мелкими глотками я выпила первый бокал, залпом проглотила второй и не успела понять, что к чему, как оказалась сидящей на коленях у партнера по танцам, смеясь вместе со всеми над каким-то скандалом или сплетней, а роскошный красавец ласково перебирал мои волосы и подносил огонек, когда я закуривала.
Я забыла, что села в лужу с черным нарядом, что меня оскорбила болтливая карлица, изводившая окружающих в университете, и что я начисто лишена чувства ритма. Последнее, смутное, воспоминание — один из приятелей бога спросил, что за очаровательное создание тот держит на коленях. Я даже не поняла, что речь обо мне, пока бог не обнял меня сзади со словами: «Она — мое открытие. Бриллиант, не правда ли?» И я, очаровательное создание и бриллиантовое открытие, засмеявшись от удовольствия, впилась в губы красавца долгим влажным поцелуем. К счастью, это последнее, что я запомнила.
8
Звук раздраженного мужского голоса заставил меня очнуться от сна. Интересно, кто стоит у кровати и лопатой копается в моей голове? Волнообразная пульсация была настолько ритмичной, что ощущение казалось даже приятным, пока я не поняла, что лежу вообще-то не в своей постели. Абсолютно черного, абсолютно не подходящего для вчерашней вечеринки наряда нигде не было видно. На себе я обнаружила обтягивающие серые боксерские шорты от Калвина Клайна и необъятную черную футболку с надписью «Спортивный клуб Лос-Анджелеса».
«Без паники! — приказала я себе, пытаясь разобрать, что говорит доносящийся откуда-то мужской голос. — Думай, где ты была и что делала вчера вечером».
Учитывая, что не в моих привычках напиваться до потери пульса и просыпаться в незнакомых местах, я поздравила себя с удачным стартом. Значит, так: звонок Элайзы, ужин в «Киприани», такси в «Бунгало», все сотрудники за столом, танцевала с… с каким-то молодым загорелым англичанином. Черт. Последнее, что помню, — танцевала в «Бунгало» с неизвестным парнем, а теперь лежу в постели (должна признать, в очень удобной необъятной кровати на раздражающе нежных простынях) с провалом в памяти.
— Сколько раз повторять? Простыни «Пратеси» не стирают в горячей воде! — продолжал кричать мужчина.
Спрыгнув с кровати, я осмотрелась на предмет путей к спасению, но, взглянув в окно, обнаружила, что до земли минимум двадцать этажей.
— Да, сэр, простите, сэр, мне очень жаль, сэр, — плаксиво отвечала женщина с испанским акцентом.
— Хотел бы я в это верить, Мария. Я в принципе нормальный парень, но так продолжаться не может. Придется тебя рассчитать.
— Но, сэр, если вы позволите мне объя…
— Прости, Мария, решение окончательное. Я заплачу тебе за всю неделю, и на этом все. — Послышались шорохи, приглушенный плач, затем наступила тишина, и через несколько минут кто-то с грохотом захлопнул дверь.
Желудок подавал сигналы, что не собирается дольше терпеть похмельный синдром, и я заторопилась в ванную. Лихорадочно роясь в поисках своих вещей, я соображала, что лучше — если хозяин квартиры увидит меня голой или станет свидетелем того, как меня вырвет. На решение обеих проблем времени не оставалось. И тут он вошел.
— Привет, — бросил парень, едва взглянув в мою сторону. — Отпускает? Вчера вечером ты порядком перебрала.
Внешность хозяина квартиры отвлекла меня настолько, что я даже забыла, что меня тошнит: его загар казался еще темнее по контрасту с обтягивающей, как вторая кожа, белоснежной футболкой, широкими белыми брюками и самыми красивыми и яркими зубами, какие мне доводилось видеть во рту англичанина. Вылитый Энрике из «Любовницы магната», просто просится на суперобложку.
— Э-э-э… да, мне лучше. Раньше я никогда… Боюсь, я даже не помню, как тебя зовут.
Видимо, вспомнив, что я живой человек, а не постельная принадлежность, красавец присел рядом со мной на подушку.
— Филип. Филип Уэстон. Ни о чем не волнуйся — я привез тебя сюда только потому, что не нашел второго такси и не хотел плутать по Ист-Сайду. Между нами ничего не было. Я не какой-нибудь онанист-извращенец, я юрист, между прочим… В голосе сильнее проступил английский акцент представителя высшего общества.
— О-о… Э-э-э… спасибо огромное. Клянусь, я не думала, что так напьюсь, но, к сожалению, ничего не помню после нашего танца.
— А, ну бывает. Паршивое утро, правда? День начался с неприятностей. Обретенное после йоги душевное равновесие — коту под хвост из-за всякой дряни.
— Сочувствую.
«Ты, по крайней мере, не просыпался в чужой постели в незнакомой квартире», — подумала я, но решила не возражать.
— Домработница собиралась стирать простыни «Пратеси» в кипятке. Мне что, за ручку ее водить? Я спрашиваю, мне ее каждую минуту контролировать? Не схвати я ее за руку, случилась бы катастрофа!
«Голубой». Ну конечно, «голубой». Как развеселый приятель Энрике, Эмилио. Не передать словами, какое облегчение я ощутила.
— А что могло случиться?
Свои простыни я стираю в горячей воде и сушу в машине, так они быстро становятся мягкими. Правда, постельное белье я покупаю в «Таргете», зато не забиваю голову мыслями о простынях.
— Что могло случиться? Ты что, шутишь? — Красавец прошел в другой конец комнаты и попрыскал шею туалетной водой «Хельмут Ланг». — Она бы сожгла основу, кордные нити, вот что! Комплект постельного белья стоит четыре тысячи долларов, а домработница едва не уничтожила простыни!
Поставив флакон, парень принялся похлопывать себя по щекам. Хочется надеяться, что втирал в золотистую кожу лосьон после бритья, хотя это наверняка был какой-нибудь увлажнитель.
— О! Я не поняла. Не знала, что существуют такие дорогие простыни. Заплати я такую сумму за постельное белье, тоже бы забеспокоилась.
— Да. Извини, что тебе пришлось все это выслушать. — Он стянул футболку через голову, обнажив безупречную, скульптурной лепки грудь, и ушел в ванную. Какой, можно сказать, стыд, если он гей, раз такой красавец… В душе обильно полилась вода. Потом он вышел, имея на себе из одежды только полотенце. Вытащив костюм и рубашку из облицованного дубом стенного шкафа, он вручил мне мою одежду, сложенную аккуратной стопкой, и тактично вышел из комнаты, пока я переодевалась.
— Сама домой доберешься? — спросил Филип, причем голос доносился откуда-то издалёка. — Мне нужно на работу. Ранняя встреча.
Работа?! Господи, я совершенно забыла! В панике взглянув на будильник, я немного успокоилась — всего пять минут восьмого. Красавец уже сходил на йогу и вернулся, а ведь мы не могли приехать сюда раньше трех утра. Единственный урок йоги, который я посетила, оставил мимолетные, но болезненные воспоминания. Полчаса я стоически терпела муки первого занятия, когда реплика инструкторши о том, что тридцать секунд в позе полумесяца заменяют восемь часов сна, заставила меня невольно фыркнуть. Тренерша тут же привязалась ко мне — дескать, в чем проблема? У меня хватило ума удержаться от вертевшегося на языке вопроса, почему никто не просветил людей о чудесах позы полумесяца и отчего много веков человек тратит треть жизни на сон, вместо того чтобы замереть на полторы минуты, прогнувшись в пояснице. Вместо этого я пробормотала «концептуальное заявление» и незаметно ушла, пока инструкторша смотрела в другую сторону.
Коридор оказался длиннее, чем вся моя квартира. Пришлось идти на голос, чтобы отыскать нужную комнату. Прекрасные цветные абстрактные картины на стенах, темные деревянные тонированные полы — из настоящего дерева, не «нью-йоркский паркет»— оттеняли строгого стиля мебель на металлических каркасах. Квартира выглядела, словно выставочный образец обстановки «Линь Розе», собранный в жилой квартире. Я нашла еще одну ванную с туалетом, спальню, гостиную, кабинет со встроенными книжными шкафами от пола до потолка, двумя супернавороченными компьютерами и стойкой для бутылок вина и, наконец, кухню. Филип, стоя за гранитной барной стойкой, кормил хай-тековскую соковыжималку кроваво-красными апельсинами. Я недовольно отогнала мысль, что у меня тоже есть соковыжималка, где не распакован даже консервный нож.
— Ты занимаешься йогой? Никто из моих знакомых не ходит на йогу.
Знакомых традиционной ориентации, добавила я про себя.
— Конечно, занимаюсь. Великолепная тренировка мышц плюс отличная прочистка мозгов. Очень по-американски, но штука стоящая. Обязательно попробуем йогу вдвоем. — И прежде чем я успела сказать хоть слово, Филип подхватил меня, посадил на стойку, раздвинув колени, и, обняв, принялся целовать в шею.
Я попыталась спрыгнуть со стойки, но это привело к тому, что мы прижались друг к другу еще теснее.
— Надо же, а я думала… А разве ты, э-э-э, не… Выжидательный взгляд чистых зеленых глаз.
— Ну, понимаешь, учитывая прошлую ночь и остальное — «Пратеси», занятия йогой…
Вежливое ожидание и никакой помощи.
— Разве ты не гей? — Я затаила дыхание, надеясь, что не открываю глаза парню, не подозревающему о своей истинной ориентации или, хуже того, подозревающему и ненавидящему себя за это.
— Гей?
— В смысле — предпочитаешь мужчин?
— Ты что, серьезно?
— Ну, я не знаю, мне просто показалось…
Филип взглянул на меня в упор:
— Ты решила, что я гомосексуалист?
Я почувствовала себя участницей телевизионного реалити-шоу, словно о скрытой камере известно всем, кроме меня. Сплошные подсказки, целый рой подсказок при отсутствии реальной информации. Я пыталась на ходу сложить головоломку, но ничего не получалось.
— Нет-нет, конечно, я совсем тебя не знаю. Просто ты стильно одеваешься, явно заботишься о своей квартире, ну и одеколон у тебя «Хельмут Ланг»… Мой приятель Майкл, например, понятия не имеет о том, кто такой Хельмут Ланг…
Блеснув белоснежными зубами, Филип потрепал меня по волосам, как несмышленыша.
— Возможно, тебе попадались не те парни? Могу заверить, я самой, что ни на есть традиционной ориентации, просто умею ценить хорошие вещи. Давай быстрее, у меня есть время подвезти тебя домой, если поторопишься. — Натянув легкий летний кашемировый свитер от «Берберри», он взял связку ключей.
Да, мне еще многому предстоит научиться в жизни. Однако нужно торопиться на работу. В лифте нам поговорить не удалось, потому что душка Филип притиснул меня к стене и принялся мусолить и покусывать мои губы, что непостижимым образом казалось одновременно противным и приятным до замирания сердца.
— М-м-м, какая ты вкусная. Ну, разреши мне угоститься в последний раз. — Но прежде, чем Филип успел еще раз использовать мое лицо как свой личный «чупа-чупс», лифт раскрылся, и два швейцара в форме обернулись, став свидетелями нашего прибытия.
— А ну, отвяньте, — скомандовал Филип, выходя первым и поднимая руку ладонью к ухмыляющимся мужчинам. — Сегодня мне неинтересно это выслушивать.
Сдерживая смех, ничуть не удивляясь, что Филип провожает незнакомую женщину, швейцары молча открыли дверь. Пока мы не вышли на улицу, я не догадывалась, где мы находимся. Оказалось, Кристофер и Гринвич, запад Манхэттена, в одном квартале от реки. Знаменитое здание Архива.
— Где ты живешь? — спросил он, вытаскивая серебристый шлем из-под сиденья «веспы», стоявшей под навесом с монограммой в трех футах от выхода.
— В Мюррей-Хилл. Это ничего? Он засмеялся. Довольно неприятно.
— Не знаю, это ты мне скажи. Я бы не стал хвастаться тем, что живу в Мюррей-Хилл, но кому что нравится.
— Я имела в виду, — сказала я жестко, уже не пытаясь понять перепады настроения, сильно смахивающие на психические отклонения, — если тебе трудно меня подвезти, я легко найду такси.
— Как хочешь, дорогая. За меня не волнуйся, мой офис — на востоке города, мне по пути. — Выловив ключи из кармана брюк, Филип установил сумку от «Гермес» на багажнике мотоцикла. Скутера. — Только давай уже двигаться, ладно? Меня ждут на работе. — Он перекинул ногу через сиденье скутера и снизошел до взгляда в мою сторону. — Ну что?
На мгновение я онемела. Филип прищелкнул пальцами:
— Давай, малышка, время на размышления вышло. Едешь или нет? Мне действительно нетрудно тебя подбросить. Ночью ты не была такой нерешительной…
Я давно лелеяла классическую девчоночью мечту дать пощечину какому-нибудь мерзавцу, и вот представилась прекрасная возможность, но, обомлев от прищелкивания пальцами и намека, что ночью все-таки что-то было, я молча повернулась и пошла по тротуару к реке.
Филип окликнул меня почти обеспокоенно:
— Не нужно быть такой обидчивой, лапочка. Я пошутил, ночью ничего не было. Никто из нас ничего другому не сделал, ни вверху, ни внизу… — Он залился смехом, радуясь собственному остроумию.
Я продолжала идти.
— Прекрасно. Так и продолжай. Сейчас нет времени устраивать драму, но позже я тебя отыщу. Кроме шуток, редкая женщина способна устоять против моих чар, так что считай меня заинтригованным. Оставь швейцарам телефончик, я позвоню.
Мотор «веспы» заработал, и я услышала, как скутер удаляется прочь. Хотя меня только что, пусть не напрямую, обозвали взвинченной шлюхой, душу согревало приятное чувство одержанной победы. Если, конечно, Филип не солгал, и я не переспала с ним, будучи в полной отключке.
Ощущение виктории не покидало меня минут сорок. За это время я примчалась домой на такси, кое-как вымылась махровой мочалкой и обильно смазала дезодорантом подмышки. Волосы у корней посыпала детской присыпкой, ароматизированным увлажняющим лосьоном протерла все открытые участки кожи. Бегая по квартире в поисках чистой одежды, я удрученно думала, удастся ли мне когда-нибудь стать хорошей матерью, раз я даже не могу нормально позаботиться о родной собаке. Миллингтон дулась в углу под кофейным столиком, обидевшись, что вчера вечером о ней забыли. В качестве наказания она сходила в туалет на моей подушке, но времени наводить порядок не осталось. Остановившись, чтобы извергнуть содержимое желудка в уличную урну, — опыт утренней рвоты после перепоя позволяет мне делать это аккуратно, — я ухитрилась втиснуться в автобус и вошла в офис ровно в девять ноль одну, мечтая об единственном известном лекарстве от похмелья — большой кружке кофе, который продают с уличных лотков, и булочке с беконом, яйцом, сыром и маслом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51