К его удивлению, отказавшись покупать имеющееся оружие, Шаметт не сразу ушел. Он многозначительно посмотрел на Роджера и сказал:
— У вас исключительная репутация работника и гражданина, Сантэ.
— Благодарю вас, — кратко ответил Роджер, поворачиваясь, чтобы убрать ненужные пистолеты в буфет.
— Я слышал о вас от нашего общего друга, гражданина Фуше.
— Он знает, как тяжело сейчас идут дела, — согласился Роджер, оборачиваясь к Шаметту. Он забеспокоился. Шаметт был известным и признанным атеистом, он не мог иметь ничего общего с Фуше, чья дочь посещала монашек и священников, находившихся в тюрьме. Правда, Фуше, не выставлял напоказ своих симпатий, а, возможно, мадемуазель Фуше держала свою деятельность в секрете, особенно из-за того, что Джозеф Фуше также был убежденным атеистом. Все это промелькнуло в мозгу Роджера, и он улыбнулся. — О, вы имели в виду Джозефа Фуше. Я подумал о Жан-Батисте Фуше, однофамильце.
— Да, он кузен гражданина Фуше. Я его тоже знаю. Джозеф проживает у него.
— Да, я имел честь встречать гражданина Джозефа Фуше раз или два.
— Он говорил. Он также сказал, что у вас есть лошадь и карета. Это правда?
— Да, — ответил Роджер.
Он слегка наклонился вперед, как будто хотел говорить тихо, объясняя, почему так произошло, что у него есть лошадь и карета, но его главной целью было навести под прилавком пистолет на живот Шаметта. Пуля лишь слегка заденет его, пройдя через толстый прилавок, но ее удар заставит Шаметта подскочить, и у Роджера будет время, чтобы выстрелить ему в голову из другого пистолета. Удобно, подумал он, звук выстрела был привычным в его магазине, и он не вызовет любопытства соседей. Единственной опасностью было то, что вопли Шаметта могут быть услышаны, и кто-то может вспомнить, что он заходил в магазин к Роджеру и не вышел оттуда.
— Я рад слышать это, — заметил Шаметт с облегчением, отвечая на извинения Роджера, что тот не продал экипаж. — Это действие могло быть понято, как стремление покинуть Париж, и таким образом является изменой, что карается смертью. Необходимая суровость правительства заставляет нервничать таких добрых граждан, как вы.
Роджер ничего не ответил на это заведомо ложное замечание, Строгость правительства была придумана, чтобы заставлять каждого нервничать до отчаяния. Однако это утверждение и выражение лица Шаметта удержало Роджера от выстрела — выдержанность, о которой он горько пожалеет в будущем.
— Я также слышал, — продолжал Шаметт, — что вы какое-то время жили в Бретани и знали местных рыбаков, которые возят товар чаще, чем рыбу, если подворачивается удобный случай.
Роджер уставился на него. От кого Шаметт мог узнать об этом? Он не мог вспомнить, говорил ли что-нибудь Джозефу Фуше о Пьере. Затем понял, что его друг Фуше, кузен Джозефа, должно быть, слышал о Пьере от клиентов «в бегах», которым Роджер тайно помогал выбраться из страны. Пьер перевез их, но именно через Фуше Роджер передавал им деньги. Несомненно, кто-то сдуру упомянул, на чьем судне он добрался, и Фуше передал эту информацию кузену, а тот Шаметту.
Проэкспериментировав с террором в Лионе, Джозеф Фуше сделал устное заявление, что такие события могут происходить при колебаниях маятника революции. Идеи революции и республиканского правления стали отвратительными, вызывая тоску по «добрым старым дням» во времена монархии.
Восстановление монархии сейчас равносильно самоубийству тех, кто голосовал за смерть Луи XVI, а Джозеф был среди них. Тем не менее, девятилетнего дофина можно превратить в монарха — пылкого республиканца, убежденного, что отец и мать виновны, и желающего быть куклой на троне для спасения революции. Эта идея возникла одновременно с требованием нового направления революционных действий в связи с тем, что конфликт между Дантоном и Робеспьером вносил раскол в правительство.
Дни шли, и Джозеф видел, что конфликт усугубляется. Пока Робеспьер стремился еще больше усилить «террор», настаивая на увеличении числа арестов и казней, Камилл Десмолин, друг Дантона, настаивал на милосердии. В третьем номере «Vieux Cordelier» он писал: «Вы что, действительно думаете, что эти беззащитные женщины, эти странники, эти бедные обыватели революции, которых вы расстреляли, — враги?»
Джозеф очень волновался, что номера газеты с этим выступлением от пятнадцатого декабря будут подхвачены жадным до новостей обществом сразу. Издание было раскуплено за пару часов. Однако не он прокомментировал это, а Шаметт, которого он встретил в кафе, где собирались приверженцы атеизма и твердой государственной власти. Шаметт также обмолвился, что Робеспьер, по-видимому, заходит слишком далеко, а чуть позже заметил как бы невзначай, что он навещал в Тэмпле ребенка Капо.
— С ним все в порядке? — мягко спросил Джозеф.
Это был невинный вопрос, доказывающий лишь вежливый интерес к словам собеседника. Ответив утвердительно, Шаметт добавил:
— Под защитой Симона мальчик учится любить революцию больше, чем родных отца и мать. Симон — хороший начальник тюрьмы. Он и его жена по-настоящему любят мальчика, приносят ему игрушки и хорошо к нему относятся. Это не может быть наигранным. Ребенок разобрался бы, а он, в свою очередь, делает все, чтобы угодить Симону.
— Я счастлив слышать это, — заметил Джозеф с неподдельным интересом и энтузиазмом.
— Да, я думаю, очень важно, что мальчик находится в добром здравии и воспитывается в духе преданности революции. Я позаботился, чтобы он был полностью изолирован от тех, кто может повлиять на него или ослабить его революционные принципы, и, таким образом, дурное его не коснется.
Джозеф согласился с большей теплотой, чем обычно, а чуть позже заметил, что его кузен имеет дело с гражданином Сантэ, оружейником, живущим рядом с Тэмплем. Человек, у которого была собственная лошадь и карета, стоящая сейчас в конюшне его кузена, раньше проживал в Бретани и хорошо знает рыбаков, которые иногда перевозят и другие товары.
Имя Роджера уже было знакомо Шаметту. Его не однажды упоминали жандармы, которые охраняли Тэмпль, и комиссары. Все эти факты о Роджере просто задержались в голове Шаметта на день или два — совпадение, что кузен Джозефа делает бизнес с оружейником, живущим так недалеко. Пятью днями позже, однако, новое издание «Vieux Cordelier», количество экземпляров которого было еще больше, расхватывали быстрее. После этого Десмолин был лично атакован Робеспьером.
Битва началась — милосердие против террора, и Шаметт стал задумываться (как раньше предусмотрительный Джозеф), как развернутся события. Ясно, или Робеспьер, или Дантон должны умереть. Казалось, что Дантон слабее, но если им удастся поменяться ролями, царствование санкюлотов закончится. Возможно, республика будет сохранена, будет реставрирована ограниченная монархия. Это значит, что мальчик Капо (дофин) станет королем.
С другой стороны, гораздо вероятнее, что победит Робеспьер. Это будет означать новые и новые казни, но так не может продолжаться вечно, и скоро некого будет казнить. Когда поток крови иссякнет, начнется реакция. Шаметт не мог забыть, как спустя несколько месяцев после резни второго сентября каждый хотел обвинить кого-то и отмежеваться от того, что происходит. Если реакция будет достаточно сильной, результатом этого может стать восстановление монархии.
Шаметт поджал губы. В любом случае, тот, у кого Луи-Чарльз Капо, удержит бразды правления. Лучше, если этот нужный заклад не будет доступен никому, кроме самого Шаметта. Первым шагом Шаметта в этом направлении было объявить Симону публично, что он слишком избаловал молодого Капо, а потом добавить, что он будет вынужден применить жесткие, даже жестокие меры, чтобы подорвать здоровье мальчика. Его слова были встречены с ужасом. Симон действительно, как полагал Шаметт, любил своего питомца. Шаметту потребовалось немного времени, чтобы убедить Симона, что единственное спасение для Луи-Чарльза — спрятать его, куда «некоторые граждане» не смогут добраться.
Случай помог Шаметту. Третьего января 1794 года коммуна решила, что комиссару не нужно выполнять два дела, Симон не может быть одновременно представителем своего района и наставником мальчика. Несколько комиссаров участвовали в этом, они покинули свои посты в Тэмпле. Симон подписал их прошения с небольшим опозданием, но сейчас он был твердо убежден, что «враги революции» желают Луи-Чарльзу смерти.
Пятого января Симон переехал из комнат, которые занимал в Тэмпле, хотя официально еще не оставил свой пост. Он был, несмотря на замечания де Рочевиля, человеком тонкого ума и больших способностей. Большую часть времени он провел, украшая специальный экипаж для перевозки своих «приобретений» из Тэмпля в собственный дом и ремонтируя картонную лошадку, с которой играл молодой Капо. Никого не удивляло, что Симон был необычно молчалив и его лицо было особенно мрачным. Несколько человек слышали, как мальчик умолял взять его с собой: «Симон, мой дорогой Симон, возьми меня в свой магазин. Я научусь делать обувь и буду считаться твоим сыном».
Итак, седьмого января, сделав все необходимые приготовления, Шаметт появился в магазине Роджера, спрашивая о его знакомстве с бретонскими рыбаками. Этот вопрос вместе с вопросом о лошади и повозке мог иметь только одно значение. Или Шаметт сам хотел покинуть Францию, или пытался организовать побег для кого-то. Тем не менее, нужно быть с ним осторожным.
— Вы слышали больше, чем нужно, — ответил Роджер. — Я был дружен одно время с человеком, у которого была собственная рыбацкая лодка. Уже год я о нем не слышал. Однако я почти уверен, что мой друг говорил обо мне с товарищами, и, возможно, будет правильно сказать, что у меня есть друзья среди рыбаков.
— Как название деревни? — спросил Шаметт. — В Бретони были беспорядки. Я справляюсь о вашем друге.
Рука Роджера снова сжала пистолет.
— Мой друг — умный человек и вряд ли попадет в беду. Я не скажу вам ни его имени, ни названия деревни или его корабля. Если у вас есть дело, для которого требуются лошадь и повозка, и вам нужен бретонский рыбак, который возит не только рыбу, я попытаюсь организовать это, но ничего вам не скажу.
Шаметт имел власть и научился обращаться с обвиняемыми заключенными. Ему ничего не стоило угрозами и обещаниями получить нужную информацию. Что-то в глазах Роджера дало ему понять, что любые ухищрения бесполезны. Кроме того, Шаметту не нужны были сведения именно сейчас. Они потребуются, если все пойдет по его плану.
— Да, у меня есть дело. Одного ребенка я хочу перевезти в безопасное место.
Роджер не справился с выражением своего лица, его дыхание прервалось на мгновение. Шаметт нахмурился.
— Вы быстро поняли, что я предпочел бы, чтобы вы не угадали. Поймите, много уже сделано, чтобы использовать эту возможность. Бояться нечего. Поступайте, как вам говорят, и будете щедро вознаграждены.
Роджер молча кивнул и опустил оружие. Несомненно, если Шаметт обсуждает такой вопрос, то его люди уже следят за магазином, но ощущается, что в настоящее время опасности для него и Леонии нет. Позже… Роджер отбросил страхи.
Совершенно ясно, что Шаметт — человек, который считает свои интересы главными. Дофин был козырной картой на случай, если дела пойдут скверно. Роджер был убежден, что у него нет ни малейшего шанса выдать этот заговор, хотя он и не хотел этого. Пока Шаметт не знает ни имени Пьера, ни названия деревни, Роджеру самому придется доставить туда ребенка. Он едва слушал, как Шаметт рассказывал ему, до чего он додумался: Роджер будет как — обычно вести свои дела, но когда он будет уходить из дома, его будут сопровождать, и в доме будет находиться человек, чтобы Роджер случайно не обмолвился о предстоящем путешествии.
— Еще одно добавление, — сказал Роджер. — Я не умею обращаться с детьми, но у моей жены есть маленькие братья. Будет лучше, мне кажется, если жена присоединится к нам.
— О, конечно, — тотчас согласился Шаметт. — Я всегда представлял это как семейное дело.
— И вы не определили место, где мой друг должен забрать ребенка?
— Вы и ваш сын или юный сводный брат будете ожидать в деревне, а, может быть, выедете на лодке, пока не получите от меня известие или я сам не приеду. Если начнется официальный розыск, вы отвезете ребенка на рыбацкой лодке.
Роджер закусил губу.
— Сейчас не сезон для этого, — проворчал он, пытаясь высказать недовольство.
На самом деле он боялся, что его радость прорвется наружу. Несомненно, Шаметт не собирался этим ограничиться, охрана могла получить инструкции убить его и Леонию, как только они выйдут на Пьера, но Роджер сомневался, что они зайдут так далеко. Шаметт понимает, что такие действия вряд ли заставят друга Роджера помочь им. Что бы ни задумал Шаметт, скорее всего нанятые стражи ничего не знают. Даже если и знают, Роджер мог поспорить, что Пьер знает гораздо больше. Несчастный случай может произойти с тем, кто является нежелательным пассажиром на борту, а тогда — хей-хо в Англию!
ГЛАВА 19
Горячность, с которой Роджер принял предложение Шаметта, говорила о его страстном желании исчезнуть из Франции. Ему следовало, конечно, быть осмотрительнее, он предполагал, что Шаметт надеялся на доверенных лиц, не позволяющих ему выйти из повиновения. Безусловно, теперь за ним следить будут гораздо внимательнее, чем те, кого приставил к нему Тулон. Роджер не собирался говорить или делать ничего, что вызвало бы подозрения. Он отказался от мысли, что сможет заставить Леонию бежать, поэтому его не очень волновал мужчина, который сидел на кухне, слушал каждое слово и следил через дверную щель за каждым его жестом.
Леонию присутствие сторожевого пса более раздражало. Казалось, он всегда стоял ей поперек дороги, чтобы она ни делала. Более того, она чувствовала себя посмешищем, когда выходила за покупками и за ней постоянно тащился мужчина или когда она торговалась на базаре, ей приходилось кричать, чтобы он все хорошо слышал. К тому же теперь соседи боялись с ней разговаривать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47