— Ему получше. Мне бы хотелось, чтобы ты посидела с ним.Старик встревожен, но старается скрыть это, подумала она. Подавив желание слиться с его сознанием, она подождала, чтобы он снова заговорил.— Он воин, возможно, даже разбойник. Я не могу понять. Наш долг был помочь ему, но вот вопрос: не станет ли он опасным для нас, когда окрепнет? Не хладнокровный ли он убийца? Не разыскивают ли его Крестоносцы? Не навлечем ли мы на себя беды, дав ему приют? Ты мне поможешь?— Ах, Иеремия? — ласково сказала Исида. — Конечно, помогу. Или ты сомневался в этом? Он покраснел.— Я ведь знаю, что ты не любишь применять свой дар к людям. Мне очень жаль, что я вынужден просить тебя об этом.— Ты прекрасный человек, — сказала она, вставая. У нее закружилась голова, и она едва не упала. Иеремия подхватил ее, и она чуть было не утонула в его заботливости. Мало-помалу к ней вернулись силы, но тут же возникла боль в груди и в животе. Иеремия взял ее на руки и пошел к фургонам. Доктор Мередит бросился им навстречу. Иеремия усадил ее в высокую качалку у костра, а Мередит взял ее руку, щупая пульс.— Мне уже хорошо, — сказала она. — Нет, правда. Тонкие пальцы Мередита прижались к ее лбу, и ей понадобилась вся ее способность сконцентрироваться, чтобы отгородиться от властности его чувства к ней.— Мне уже совсем хорошо, — повторила она.— А боль? — спросил он.— Полностью прошла, — солгала она. — Просто я слишком быстро вскочила на ноги. Пустяки.— Принесите соли, — сказал Мередит Иеремии. Когда старик вернулся, Мередит высыпал соль на ее подставленную ладонь. — Съешьте! — скомандовал он.— Меня от нее тошнит, — воспротивилась девушка, но он промолчал, и она слизнула соль с ладони. Иеремия подал ей кружку с водой, и она сполоснула рот.— Теперь вам нужно отдохнуть, — сказал Мередит.— Хорошо, — пообещала она. — Но немножко погодя. — Она не торопясь встала. Ноги не подогнулись, и она поблагодарила старика и доктора.Торопясь укрыться от их заботливых взглядов, Исида направилась к фургону Иеремии и забралась внутрь, где раненый продолжал спать.Исида придвинула табурет к постели и села. Ей стало совсем нехорошо — она ощутила близость смерти.Отогнав эти мысли, она протянула тонкую руку и коснулась пальцев спящего. Закрыв глаза, она позволила себе утонуть в его памяти, опускаясь все ниже и ниже сквозь слои его взрослости и подростковости, ничего не воспринимая, пока не добралась до его детства.Два мальчика. Братья. Один застенчивый, чувствительный, другой — задиристый буян. Любящие родители, фермеры. Потом явились разбойники. Кровопролитие, убийства, мальчики спаслись. Мучительное горе, трагедия подействовали на них по-разному, и один стал разбойником, а другой…Исида судорожно вернулась в явь, забыв про свое недомогание, всматриваясь в спящего. «Я гляжу в лицо легенды», — подумала она. И вновь слилась с ним.Взыскующий Иерусалима, преследуемый прошлым, терзаемый мыслями о будущем, разъезжающий по диким землям в поисках… города? Да, но не только. В поисках ответа, в поисках причины своего бытия. И во время поисков останавливаясь, чтобы сразиться с разбойниками, навести порядок в селениях, сражать богопротивных злодеев. И все время скитаясь, скитаясь, находя гостеприимство только тогда, когда кому-то требовались его пистолеты, и почти изгоняемый, чуть только злодеи бывали убиты и нужда в нем отпадала.Исида вновь вырвалась в явь, растерянная, угнетенная — и не просто из-за воспоминаний о постоянных смертях и, схватках, но и из-за его душевной муки. Застенчивый чувствительный ребенок стал символом беспощадности, которого страшатся и избегают, и каждое убийство погребало его душу под новым слоем льда. Вновь она слилась с ним.Она/он подверглась нападению. Из ночной мглы выбегают враги. Треск выстрелов. Шорох позади нее/него. Взведя курок, Исида/Шэнноу стремительно оборачивается, уже стреляя. Ребенок отброшен назад, вместо груди у него рваная рана. О Господи! О Господи! О Господи!Исида вырвалась из этого воспоминания, но осталась в слиянии, поднимаясь вверх, давая пройти времени, и остановилась, только когда Взыскующий Иерусалима подъехал к ферме Донны Тейбард. Это было совсем другим. Тут была любовь.Фургоны двигались вперед, и Исида/Шэнноу отправляется на разведку с сердцем, полным радости и надежд на лучшее будущее. Хватит жестокости и смертей. Мечты о своей ферме и тихом супружеском счастье. И тут появились исчадия!Исида высвободилась и встала.— Милый несчастливец, — прошептала она, проводя ладонью по лбу спящего. — Я вернусь завтра. У фургона к ней подошел доктор Мередит.— Что вы нашли? — спросил он.— Для нас он не опасен, — ответила она.
Молодой человек был высоким и стройным. Непокорные черные волосы коротко подстрижены над ушами, но на шею падают длинными прядями. Он ехал на старой кобыле с прогнутой спиной через Расселину и с юношеским восторгом смотрел вдаль — туда, где горы вздымались к небесам, бросая им вызов.Для Нестора Гаррити в его семнадцать лет это было приключение. А только Господу ведомо, как редко выпадают приключения на долю жителей Долины Паломника. Его пальцы обвились вокруг рукоятки пистолета на бедре, и он предался фантазиям. Больше он не был мелким служащим лесопильной компании. Нет, он — Крестоносец и охотится на легендарного Лейтона Дьюка и его разбойничью шайку. И не важно, что Дьюка боятся как самого смертоносного пистолетчика по эту сторону Чумных Земель, ибо охотник-то Нестор Гаррити — неумолимо меткий и стремительный, гроза зачинателей войн повсюду, его обожают женщины, им восхищаются мужчины. Обожают женщины…Нестор отвлекся от радужных фантазий, задумавшись над тем, как это бывает, когда тебя обожают женщины. Как-то он пригласил на танцы Мэри, дочку Эзры Ферда. А она увела его наружу под лунный свет и давай кокетничать.Нет, он должен был бы ее поцеловать! Должен был бы хоть что-то сделать, черт побери! Нестор покраснел от этих воспоминаний. Танцы обернулись кошмаром, когда она ушла с Сэмуэлем Клэрсом. Они целовались — Нестор сам видел — целовались у ручья. А теперь они уже женаты, и она как раз родила своего первенца.Кляча угрожающе споткнулась на каменной россыпи. Очнувшись от неприятных мыслей, Нестор направил ее вниз по склону.И вновь предался фантазиям. Только теперь он был уже не Нестором Гаррити, бесстрашным Крестоносцем, а Йоном Шэнноу, прославленным Иерусалимцем, который разыскивал сказочный город, и ему было не до женщин, как они его там ни обожали. Нестор сощурил глаза и ухватил шляпу, свисавшую у него со спины. Водрузил ее на голову, воротник куртки поднял и выпрямился в седле.Йон Шэнноу не стал бы горбиться! Он вообразил, что из-за валунов появились два разбойника, и прямо-таки увидел ужас на их лицах. Они ухватились за пистолеты. Рука Нестора молниеносно опустилась к бедру. Мушка пистолета зацепилась за край кобуры, и оружие, выскользнув из его пальцев, упало на камни россыпи. Нестор осторожно спешился и поднял его.Кобыла, обрадованная тем, что с ее спины исчезла тяжесть, затрусила дальше.— Эй, погоди! — закричал Нестор, гонясь за ней, но она взяла да и затрусила еще быстрее, и обескураженный мальчик нагнал ее только у подножия склона, где она остановилась пощипать сухую траву. Тут Нестор наконец взобрался в седло.«Нет, я стану Крестоносцем, — подумал он. — Буду служить Диакону и Господу!»— и погнал кобылу вперед.Куда подевался Пастырь? Казалось, отыскать его будет проще простого. Следы до Расселины были четкими. Но куда он направлялся? Да и вообще, почему он вдруг уехал? Пастырь Нестору нравился. Такой тихий, спокойный и, пока Нестор подрастал, всегда относился к нему по-доброму, с пониманием. И особенно когда десять лет назад родители Нестора погибли, утонули во время внезапного разлива. При этом воспоминании Нестора пробрала холодная дрожь. Семь лет — и уже сирота! Фрей Мак-Адам тогда пришла за ним, и Пастырь с ней. Он сел у кровати и взял мальчика за руку.«Почему они умерли? — спросил ничего не понимающий ребенок. — Почему они меня бросили?»«Думаю, настал их час. Только они этого не знали». «Я тоже хочу умереть», — заплакал семилетний мальчик. Пастырь сидел рядом с ним и тихо говорил о его родителях, о их доброте, о их жизни. И на время тоска, гнетущее ощущение брошенности исчезли. Нестор уснул.Накануне вечером Пастырь спасся из церкви, несмотря на пламя и пули. И скрылся, чтобы спрятаться. Нестор найдет его, скажет ему, что теперь все хорошо и можно вернуться домой.И тут он увидел трупы: над жуткими ранами жужжали мухи. Нестор заставил себя спешиться и подойти к валяющимся телам. На лице у него проступил пот, и ветер равнин словно оледенил кожу. Он не решался посмотреть на них прямо и занялся изучением следов.Одна лошадь направилась назад к Долине Паломника, но потом повернула в сторону диких земель. Нестор, подавляя тошноту, рискнул все-таки посмотреть на мертвецов. Ни одного знакомого лица. А главное — Пастыря среди них не было.Взобравшись в седло, он направился по следу одинокого всадника.
На главной улице Долины Паломника было полно людей, когда туда въехал Нестор, ведя на поводу вороного жеребца. Близился полдень, и ребятишки выбегали из двух Школьных зданий, чтобы на лугу съесть завтраки, которыми их снабдили матери. Лавки и три ресторанчика были открыты. Солнце лило лучи с ясного неба.Но в полумиле к северу к его голубизне все еще поднимались ленивые струйки дыма. Нестор увидел, что посреди почернелых балок стоит Бет Мак-Адам, а похоронщики ходят по пожарищу, собирая обгорелые тела волчецов. Нестору очень не хотелось сообщать Бет то, что он узнал. Она была директором младшей школы, когда Нестор был мальчишкой, и хуже вызова к ней в кабинет ничего быть не могло. Он ухмыльнулся, вспомнив день, когда они с Чарли Уиллисом подрались. Их разняли и отвели к миссис Мак-Адам. Она стояла у стола, похлопывая по ладони трехфутовой тросточкой из бамбука.«Сколько положено тебе, Нестор?»— спросила она у него.«Это не я начал», — ответил он.«Я тебя спросила не об этом».Нестор задумался, а потом сказал: «Четыре».«Почему четыре?»«За драку во дворе положено четыре удара, — сказал он ей. — Это правило».«Но ты же замахнулся на мистера Карстейрса, когда он оттаскивал тебя от бедняги Чарли, так?»«Я нечаянно, — сказал Нестор. — По ошибке».«Такие ошибки обходятся дорого, мальчик. Шесть тебе и четыре Чарли. Это честно?»«Когда тебе тринадцать, ничего честного не ждешь», — ответил Нестор, но принял шесть ударов, по три на ладонь, и даже не пикнул.Он медленно подъехал к обгоревшим развалинам маленькой церкви. Жеребец покорно следовал за его соловой клячей. Бет Мак-Адам стояла, упираясь руками в объемистые бедра, устремив взгляд на обломок стены. Ее светлые волосы были заплетены в косу и заколоты на затылке, но конец косы расплелся, и ветер трепал его возле ее щеки. Она обернулась на стук копыт и обратила на Нестора ничего не выражающий взгляд. Он соскочил с лошади и снял шляпу.— Я нашел налетчиков, — сказал он. — Они все убиты.— Другого я и не ждала, — сказала она. — А где Пастырь?— Никаких следов. Его конь повернул на восток. Я его нашел. На седле была кровь. Я вернулся назад по следу, там были отпечатки волчьих и медвежьих лап, но его я отыскать не сумел.— Он жив, Нестор, — сказала она. — Будь он мертв, я бы знала, почувствовала бы вот тут! — Она ударила себя по груди стиснутым кулаком.— Но как он сумел убить пятерых? Они же все были вооружены, то есть убийцы, хочу я сказать. А я ни разу не видел, чтобы Пастырь держал в руках пистолет или ружье.— Ты говоришь, их было пятеро? — сказала она, словно не услышав его вопроса. — Но по словам тех, кто видел бойню, церковь окружили человек двадцать. Вероятно, тут был и кое-кто из нашей собственной… полной любви… общины.У Нестора не было никакого желания вступать в спор. Как ни посмотреть, а волчецы в церкви — это же непотребство, и юноша понимал, почему люди могли потерять власть над собой. Тем не менее, если бы Крестоносцам не пришлось уехать на ферму Сима Джексона, которой угрожали разбойники, ничего бы этого не случилось.— Я еще что-нибудь могу для вас сделать, миссис Мак-Адам?Она покачала головой.— Это было бесстыдное убийство, не больше и не меньше.— Какое же убийство? Это ведь были волчецы, — сказал Нестор, не подумав. — То есть они ведь не люди, а животные.Глаза Бет вспыхнули гневом, но она только сердито фыркнула и отвернулась.— Спасибо, Нестор, за твою помощь. Но тебя ведь ждет работа, и я не хочу отрывать тебя от нее.Он с облегчением отошел к своей лошади и взобрался в седло.— А что мне делать с жеребцом? — спросил он напоследок.— Отведи его Крестоносцам. Он не наш и мне не нужен.Нестор повернул кобылу к каменным казармам на южной окраине городка, спешился там и привязал обеих лошадей к коновязи. Дверь была открыта, и он увидел, что за грубо сколоченным письменным — столом сидит капитан Леон Эванс.— Доброе утро, сэр, — сказал Нестор, Эванс поднял голову и улыбнулся. Он был высоким, широкоплечим и легко улыбался.— Все еще хочешь завербоваться, малый?— Да, сэр.— Библию читаешь? — Да, сэр. Каждый день.— Первого числа следующего месяца проэкзаменую тебя. Если выдержишь, запишу тебя в кадеты.— Выдержу, сэр. Обещаю.— Ты хороший паренек, Нестор. Вижу, ты нашел жеребца. А что с Пастырем?— Не видел его, сэр. Но он убил пятерых налетчиков. Улыбка сползла с губ капитана Эванса.— Да неужто, черт подери? — Он покачал головой. Как говорится, не суди человека по одежде. — Кого-нибудь из убитых ты узнал?— Ни единого, сэр. Но у троих лица совсем разворотило пулями. Похоже, он просто спустился со склона, отправил всех в ад и поехал дальше. Пятерых!— Шестерых, — сказал капитан. — Утром я осматривал церковь, и там валялся труп. Похоже, что, когда огонь совсем разбушевался. Пастырь сумел выбраться, выломав заднюю дверь. Там кто-то сторожил. Пастырь вроде бы поймал его врасплох, они схватились, и Пастырь сумел отобрать у него пистолет. Потом он убил его и забрал его лошадь. Джек Шейл говорит, что видел, как Пастырь выезжал из города:
1 2 3 4 5 6 7