Забавно, правда?
Сестра Лэнгтри выпрямилась и бросила на сестру Педдер куда более пристальный взгляд, чем, полагала сестра Педдер, заслуживало ее заявление.
– Так вот она, дочка управляющего из Вуп-Вупа! – медленно проговорила она. – Хвала святым! А я-то уж сколько дней голову себе ломаю, кого же из нас он имел в виду, но ты начисто вылетела у меня из головы.
– Из Вуп-Вупа?! – возмутилась сестра Педдер, глубоко оскорбленная. – Ну, знаете ли! Я, конечно, понимаю, что наш город – это не Сидней, но и не Вуп-Вуп все-таки!
– Не горячись, юная Сью, Вуп-Вупом Льюс просто называет свой родной город, – успокоила ее сестра Лэнгтри.
– Ах вот оно что, Льюс Даггетт! – вмешалась сестра Доукин, уразумев, о ком речь. – Смотри, цыпленочек, если ты с ним завела шуры-муры украдкой, не забудь надеть луженые штанишки, да смотри, чтобы он не прихватил с собой кусачки.
Сестра Педдер вспыхнула и вздернула голову, ух, не дай Бог, быть в подчинении в неврологии у этой старой ведьмы!
– Уверяю вас, нет никакой необходимости волноваться за меня, – заносчиво ответила она. – Я знала Льюса, когда мы были еще детьми.
– Ну и каков он был тогда, Сью? – поинтересовалась сестра Лэнгтри.
– Да, в общем-то, такой же, – сказала сестра Педдер уже более миролюбиво. Ей польстила заинтересованность сестры Лэнгтри. – Все девчонки с ума по нему сходили, такой он был красивый. Но его мать обстирывала весь округ, так что общаться с ним было не так-то легко. Мои родители убили бы меня, если узнали, что я встречаюсь с ним, даже просто обращаю на него внимание, но, к счастью, я на два года младше Льюса, так что, когда я закончила начальную школу, он уже уехал в Сидней. Но мы все, конечно, следили за его карьерой. Я не пропускала ни одной его пьесы по радио – наше местное радиовещание часто транслировало их. Но посмотреть ту пьесу в Королевском театре, где он играет, мне не удалось. Некоторые из девчонок съездили в Сидней, но мне бы просто отец не позволил.
– А что представлял из себя его отец?
– Я на самом деле не очень-то помню. Он был начальником станции, умер незадолго до того, как началась Депрессия. А мать его очень гордая, жить на подачки не в ее характере. Поэтому она и стала стирать.
– А братья у него есть? Или сестры?
– Братьев нет, но зато есть две сестры, обе очень красивые. И вообще это была самая красивая семья в нашем округе. Но они плохо кончили. Одна пьет, а о поведении и говорить нечего. Вторая оказалась, так сказать, в интересном положении, родила дочку и по-прежнему живет с матерью.
– Он хорошо учился?
– Он страшно умный. Они все умные.
– А с учителями он ладил?
Сестра Педдер даже взвизгнула от удовольствия.
– Избави Боже! Учителя все до одного ненавидели его. Он постоянно издевался над ними, но так хитро, что они никак не могли его прищучить, чтобы найти подходящий повод его наказать. А кроме того, он, как правило, не оставался в долгу перед теми учителями, которые все-таки наказывали его.
– Ну, я бы сказала, он не слишком изменился, – заметила сестра Лэнгтри.
– Но он сейчас еще красивее! По-моему, я в жизни не видела никого лучше его, – воскликнула сестра Педдер, впадая в мечтательное состояние и беспрерывно улыбаясь.
– О-ля-ля! Кто-то играет с огнем! – захихикала сестра Доукин, добродушно подмигивая.
– Не обращай на нее внимание, Сью, – сестра Лэнгтри старалась сохранить источник информации в состоянии боевой готовности. – Старшая ей покою не дает, а у нее отеки на ногах.
Сестра Доукин вытащила ноги из ведра и кое-как вытерла их полотенцем, затем надела чулки и туфли.
– И нечего говорить обо мне так, как будто меня здесь нет, – заявила она. – Здесь я, здесь, и все тринадцать с половиной стоунов со мной. Ух, как хорошо стало! Все, девочки, воду из ведра не пейте, в ней масса английской соли, а я ухожу. Сейчас самое время поспать, – она состроила гримасу. – Эти проклятые башмаки, которые мы носим вечером, скоро меня с ума сведут!
– А ножки у кровати ты подняла? – крикнула ей вдогонку сестра Лэнгтри.
– Сто лет назад, любовь моя! – последовал ответ из-за двери. – Так легче искать ботинки, которых там никогда не бывает. Я имею в виду не свои!
Само собой разумеется, в ответ раздался смех, но приступ веселья быстро прошел, обеим оставшимся сестрам ничего другого не оставалось, как погрузиться в неловкое молчание.
Сестра Лэнгтри размышляла, стоит ли ей предупредить насчет Льюса, или хотя бы намекнуть сестре Педдер о том, каков он на самом деле. В конце концов она решила, что долг обязывает ее к этому, и теперь не могла отделаться от мысли, что очень часто выполнение долга связано с крайне противными вещами. Ей было хорошо известно, что у сестры Педдер свои большие трудности здесь, что у нее нет подруг и она очень одинока на Базе номер пятнадцать, где гнездышко свили себе только старшие сестры. Стажеров, с которыми она могла бы общаться, здесь совсем не было. Но при всем при том Льюс – реальная опасность, а сестра Педдер, взрослая и цветущая девица, не прочь заняться всякими шалостями. К тому же с Льюсом для нее связаны воспоминания о детстве и доме, так что она вполне может забыть об осторожности.
– Я все-таки надеюсь, что Льюс не причинит тебе вреда, Сью, – сказала она наконец. – Он бывает неуправляем.
– Нисколько! – сестра Педдер внезапно очнулась.
Сестра Лэнгтри взяла со стола сигареты и спички и бросила их в свою корзинку.
– Что ж, думаю, ты уже достаточно много знаешь как медсестра, так что сможешь последить за собой. Только не забывай, что Льюс – пациент отделения «Икс» и у него не в порядке с психикой. Но с ним-то мы как-нибудь управимся, а вот с тобой, если тебе это передастся, уже нет.
– Вы так говорите, как будто он прокаженный! – возмутилась сестра Педдер. – Что такого позорного в конце концов в том, что человек получил психическую травму на войне? Это со многими случается!
– Это он тебе так сказал? – поинтересовалась сестра Лэнгтри.
– Ну да, это же правда, – ответила сестра Педдер, причем в голосе ее прозвучало достаточно сомнения, чтобы сестре Лэнгтри стало ясно: произошло что-то такое, что заставило сестру Педдер призадуматься. А это было уже интересно.
– Нет, неправда. Льюс был также далеко от передовой, как полковая канцелярия от генерального штаба.
– Тогда почему же он в «Иксе»?
– Думаю, я вправе сказать тебе только то, что в нем проявились кое-какие неприемлемые черты, которые навели его командира на мысль, что отделение «Икс» для него – самое подходящее место.
– Пожалуй, он действительно иногда бывает очень странным, – задумчиво произнесла сестра Педдер, вспоминая тот жуткий в своей бесстрастности, автоматический, какой-то беспощадный акт любви и его звериные укусы. Шея ее была изранена, кожа разорвана в некоторых местах, и если бы не драгоценная коробочка крем-пудры, купленная по пути сюда в американском магазине в Порт-Морсби, вообще неизвестно, что бы она делала.
– Тогда послушай моего совета: не встречайся больше с Льюсом, – сказала сестра Лэнгтри и поднялась с корзинкой в руке. – Правда, Сью. Я вовсе не хочу разыгрывать из себя старшую или читать проповеди. У меня нет ни малейшего желания вмешиваться в твою личную жизнь. Но Льюс – это часть моей жизни в любом случае. Я за него отвечаю. Для тебя самое лучшее – избегать его.
Но это уже было чересчур для сестры Педдер, ее распирало от возмущения, как если бы ее выпороли, как маленькую.
– Это приказ? – лицо ее побелело.
Сестра Лэнгтри с удивлением и даже любопытством посмотрела на нее.
– Нисколько. Приказы исходят от старшей сестры.
– Ну и держите свои чертовы советы при себе! – огрызнулась сестра Педдер, но тут же прикусила язык. Правила и инструкции, которыми их напичкали во время обучения, были еще слишком свежи в ее памяти, и собственная наглость повергла ее в состояние паники.
Однако реплика пропала даром, поскольку сестра Лэнгтри уже вышла из комнаты, по всей видимости, не услышав ее слов.
Сестра Педдер еще немного посидела, кусая губы, пока кожу не начало саднить. Она разрывалась между своим чувством к Льюсу, его огромной притягательной силой и ощущением, что ему на нее абсолютно наплевать.

ЧАСТЬ IV
Глава 1
Прошла неделя, прежде чем сестра Лэнгтри почувствовала, что смятение и замешательство, охватившие ее во время инцидента на кухне и затем беспощадно подавленные, наконец рассеялись. Слава Богу, Майкл, кажется, ничего не заметил, судя по тому, что поведение его осталось таким же вежливым и дружелюбным, и это само по себе было бальзамом для ее гордости, но во всем остальном она страдала от острой боли, и ничто не могло ее облегчить. Так что теперь она жила одним днем, и каждый из них, будучи благополучно прожит, приближал ее к долгожданной свободе.
Время потихоньку шло, и уже две недели отделяли ее от случая на кухне, когда она, возвращаясь в отделение после дневного перерыва, почти столкнулась с Майклом в дверях подсобки. Он очень торопился, в руках у него был старый облупленный таз.
– Положите, пожалуйста, сверху крышку, Майкл, – машинально произнесла она.
Он остановился, не зная как ему быть: срочность дела не позволяла ему задерживаться, но и пренебречь ее приказанием он тоже не мог.
– Это для Наггета, – объяснил он. – У него страшная головная боль, и его тошнит.
Сестра Лэнгтри обошла его и протянула руку к полке за дверью в подсобке, где лежали чистые, хотя и посеревшие от частого употребления полотенца. Она взяла у Майкла таз и прикрыла его одним из полотенец.
– Так, значит, у Наггета мигрень, – задумчиво сказала она. – С ним это случается нечасто, но уж если случается, бедняга мучается невыносимо.
Она прошла в палату. Наггет распростерся на кровати совершенно неподвижно, на глазах у него лежала тряпка, смоченная холодной водой. Сестра Лэнгтри бесшумно пододвинула к кровати стул и села.
– Я могу чем-нибудь вам помочь, Наггет? – мягко спросила она, тихонько поставив таз на тумбочку.
Губы его с трудом зашевелились.
– Нет, сестренка.
– Давно началось?
– Несколько часов, – прошептал он, и две слезинки выкатились из-под тряпки. – Все еще впереди.
Она не стала прикасаться к нему.
– Ну ничего, ничего. Лежите и не двигайтесь. Я здесь и буду заходить к вам время от времени.
Она еще посидела минутку, потом поднялась и пошла к себе в кабинет. Майкл уже ждал ее.
– Вы уверены, что все в порядке, сестренка? – спросил он, с тревогой глядя на нее. – Я еще ни разу не видел Наггета в таком состоянии. Он лежит совершенно неподвижно и даже ни разу не пискнул.
Она засмеялась.
– Все нормально! У него типичнейшая мигрень, вот и все. Просто боль такая сильная, что он боится даже пошевелиться или издать звук.
– А вы ничего не можете дать ему? – нетерпеливо спросил Майкл, поражаясь, как ему казалось, такой бесчувственности с ее стороны. – Может быть, морфий. Уж он-то всегда срабатывает.
– Только не при мигрени, – решительно сказала она.
– То есть вы вообще ничего не собираетесь делать?
Его тон не понравился ей, и она раздраженно ответила:
– Наггету не угрожает никакая опасность. Он просто очень плохо себя чувствует. Часов через шесть его вырвет, и боль сразу же станет легче. Можете мне поверить, мне очень жаль его, я знаю, как ему сейчас тяжко, но я не собираюсь подвергать его риску наркотической зависимости! Вы здесь находитесь достаточно долго, Майкл, чтобы понять, в чем настоящая проблема с Наггетом, так почему же вы хотите, чтобы я сыграла роковую роль в его жизни? Я, конечно, не считаю себя абсолютно непогрешимой, но мне не нравится, когда мои пациенты учат меня, что надо делать.
Майкл рассмеялся, схватил ее за руку и дружески стиснул.
– Дай Бог вам здоровья, сестренка! – объявил он, и в глазах его мелькнуло что-то более теплое, чем простое дружелюбие.
Сестра Лэнгтри почувствовала, как в ней что-то зажглось; горячая волна благодарности разливалась по всему ее телу: теперь ошибки быть не могло, она видела это по его глазам. Все сомнения разрешились; она знала, что любит его, и больше уже не надо копаться в себе, конец всем мучениям и терзаниям. Наконец все стало на свои места, и теперь она чувствовала себя так, будто прошла долгий и трудный путь и приблизилась к цели.
Майкл пристально всматривался в ее лицо, губы его раскрылись, он хотел что-то сказать. Она замерла в ожидании. Но слова так и остались несказанными. Сестра Лэнгтри явственно видела, как работает его мысль, и любовь уступает место… чему?.. Страху? Осторожности? Рука его разжалась, теперь его прикосновение было чисто дружеским, нежность исчезла.
– Ну ладно, увидимся, – сказал он и вышел за дверь.
Льюс не дал ей времени для размышлений, он вошел в кабинет, и она очнулась от оцепенения, в которое ее поверг разговор с Майклом.
– Мне надо кое-что сказать вам, сестренка, прямо сейчас, – начал Льюс. Лицо его было совсем белым.
Она облизнула губы.
– Ну разумеется, – выговорила она с трудом и усилием воли выбросила из головы мысли о предыдущей встрече.
Льюс сделал несколько шагов вперед, пока не подошел к самому ее столу. Она села в кресло.
– Придется мне с вами расквитаться, – заявил он.
– Ну что ж, садитесь, – спокойно сказала она, – Это не займет много времени, лапочка, – улыбка на его лице была скорее похожа на оскал. – По какому праву вы суетесь в мои отношения с маленькой мисс Вуп-Вуп?
Сестра Лэнгтри широко раскрыла глаза.
– Я?! Неужели?
– Вы, черт возьми, прекрасно знаете сами! Все шло прекрасно, и вдруг ни с того ни с сего она мне заявляет, что ей, мол, неприлично связываться с такими, как сержант Льюс Даггетт, потому что после разговора с вами она увидела то, чего раньше не замечала.
– Так же неприлично, как и встречаться танком, – возразила сестра Лэнгтри. – Офицерам не пристало вступать в интимные отношения с рядовыми.
– Не надо, сестренка! Вы, как и я, отлично знаете, что все эти правила нарушаются в этом чертовом заведении чуть ли не каждую ночь! А кто здесь вообще есть, кроме рядовых? Высокое начальство? Да ни у одного из них не поднимется, будь перед ним хоть Бетти Грейбл!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45