Без приглашения не входит, без разрешения не говорит.
Ну, зашел, быстро осмотрелся. Цепкий взгляд у моего гостя. Словно каждый предмет взглядом пощупал. И ценник повесил.
Может, мой люкс и считается самым дорогим и шикарным в этом кабаке, но я и лучше номера видел. Нортор, кажется, тоже. Только стол его мой заинтересовал. Вернее, то, чего на столе валялось. В творческом беспорядке.
Я ведь начал писать скорее по привычке, да от нечего делать. Типа, культурный голод замучил. Ни тебе телевизора, ни газеты. Так и буквы забыть можно. Вместе с родной речью. Вот и стал карябать чего-то вроде отчетов: как день прожил, чего интересного видел. Потом втянулся. Из скучающего лентяя в графомана на отдыхе превратился. Весь ежедневник исписал. Черте чем. Но так и не успокоился. Пальцы зудят, а писать уже нечем. И не на чем. Пришлось к Ранулу обратиться. Тот аж заикаться стал от такой просьбы. Наверно, я-другой не озадачивал его такими.
Бумага здесь не самым дешевым товаром оказалась. Ну, сезон в этом кабаке я жить не собирался, так что пару чистых свитков мог себе позволить. Не напрягаясь. И писучую палочку вместе с чернильным камнем. Забавные такие штуки. Палочка на заостренную сигару похожа, только тверже. А камень… ну, камень и есть. Тяжелый, маслянисто-черный, в полкулака. И дырка в камне. Как пальцем вдавленная. Для воды. И для палочки. Налил, подождал, пока она воду впитает, и пиши себе. И час, и два, и три. Потом опять вода нужна. А облом за водой идти — плюнуть можно. Тоже работает. Только чернила темнее станут.
Вот на стол с моей писаниной гость и уставился. Внимательно. Вроде как, прочитать хотел. Не разворачивая свиток.
Блин, еще один любопытный! Его что, Машка прислала? Вместо себя, типа? Чтоб я не расслаблялся.
— Ты сюда молчать пришел?
— Нет.
Глухой у нортора голос. Не часто он им пользуется.
— Тогда, говори, зачем я тебе понадобился?
А то, что он возле двери Меченого отирался, так наплевать и растереть. За мной пошел, значит ко мне. Я ведь не обязан все помнить. Что целую вечность назад было. Для кого-то десять лет — как вчера, а для другого — каждые пять минут новый приступ склероза. И жизнь начинается с чистого листа. Может, и я, как тот другой…
— У тебя есть имя?
Это я вежливым пытаюсь быть.
— Есть.
И продолжения не следует.
Так, кажется, в эту игру мы уже играли. С Машкой.
— Ну, и как мне тебя называть?
— Как хочешь.
— Ладно, как хочешь, говори, с чем пришел.
А сам на стуле устроился. Возле стола. Нортору, понятное дело, сесть не предложил. На кровати — рано, вроде бы, а другой стул у меня за ширмой остался. Да и быстрее стоя разговор закругляется. Нет у меня желания до утра болтать.
— Я хочу попросить тебя…
И замолчал.
— Ну, так проси!
— Возьми меня и дай свой плащ.
Блин, и этот тоже!
Может, я не знаю чего? Может, сегодня день взятия, и мне тоже нужно попросить кого-то?… Ту же Марлу, хотя бы. Уж она возьмет, так возьмет! Мало никому не покажется.
— А на фига тебе мой плащ? У тебя и свой есть.
Правда фасон и материал не в моем вкусе. Чего-то широкое, легкое, с неровно обрезанным краем. Как собаки рвали. Странно этот прикид на мужике смотрится. Сомнения возникают в его ориентации. Но говорить это нортору… чего-то не хочется. У Ларки пеньюар из такой же ткани. И цвет точь-в-точь — Черный жемчуг называется.
— Да и нет у меня плаща…
На этом я пасть захлопнул. Дошло все-таки до меня. Сообразил что к чему. Лучше уж поздно, чем совсем никак. Смотрел я в черные провалы глаз, а в башке вертелось: Я отдал плащ Меченому… отдал плащ… отдал…
Ритуал здесь такой: слуга носит плащ господина. А если есть ритуал, то должны быть и ритуальные слова. Напрасно я на Меченого грешил. На пацана этого. Не извращенцы они. Это у меня с головой чего-то не то. Простейшей вещи понять не могу. Вернее, двух…
— Мне вот чего не понятно: зачем тебе служить у меня?
Глаза нортора малость изменились. Будто тень промелькнула в них.
Тени в темноте? Ну-ну. Кажется, у меня не только с головой проблемы, но и с воображением. Какая темнота, блин? Светлые глаза у пацана, совсем светлые!
Пока я мысленно делаю себе комплименты, он говорит. Всего несколько слов, но мне хватило.
— Ладно, я понял, что норторы самые лучшие и самые дорогие телохранители. Гроза врагов своего господина и все такое. Но зачем тебе у меня служить?
— Тебе не нужен оберегатель ??
Оказывается и нортора можно удивить.
— Честно? Я как-то не думал об этом. Да и не так я богат, чтобы столько платить…
— Мне платить не надо.
Ну, да. Халява, конечно, сладкое слово, но мне говорили, где бывает бесплатный сыр.
— Ты хочешь служить без платы ?
— Да.
— Зачем?
— Чтобы оберегать тебя днем и ночью, чтобы…
— Стоп! Это я уже слышал. И чего с этого буду иметь — понял. Ты мне скажи, зачем тебе это надо? Тебе. Понятно?
Пацан закрыл глаза. Молча. А когда нортор молчит и не смотрит, хочется убедиться, что он живой, а не галлюцинация. Умеют они молчать и не двигаться. И дышать через раз.
— Смотри. — Пацан подошел, положил руку на стол. — Видишь? Я — урод!
Рука как рука. Ничего особенного я не заметил. Тонкая, но сильная кисть, длинные пальцы. Форма и пропорции — в пределах нормы. И если это уродство, то что же тогда красота?
— Видишь?
Пальцы вцепились в край стола, и я увидел темную полосу на них. Чуть выше серых ногтей.
Смотрю… до звона в ушах смотрю… И вот уже ногти не серые, а белые от напряжения. И не край стола они сжимают, а край каменной плиты. А вторая плита медленно поворачивается, чтобы упасть на эти пальцы и на их хозяина.
— Говорил же тебе: брось топор! А ты вцепился в него, как в родного. А если бы я не удержал плиту? Отбило бы пальцы на фиг! Вместе с башкой твоей тупой.
— Ты помнишь!
Ногти скользят по столу, оставляют глубокие царапины.
Н-да. А Ранул говорил, что это дерево даже нож не берет.
— Помнишь!…
Черные глаза заглядывают, кажется, в самое нутро, будят там давно уснувшее и забытое. И что-то глубоко внутри начинает болеть. Как старая рана на непогоду.
— Ни хрена я не помню! Так болтаю невесть чего.
Гость недоверчиво улыбается. Бледными узкими губами.
— Ты не помнишь — я помню. И они забыть не дадут.
Опять шевелит рукой, с темной полосой у ногтей. Потом сдергивает налобную повязку. Не волосы она придерживала. Волосы и без повязки нормально лежат. Под ней тоже полоса оказалась. Словно вторые брови пацану нарисовали. Только светлее. Забавный вид получился. Но смеяться над нортором… Вряд ли это полезно для здоровья. Хорошо, у меня подготовка та еще. Всякого повидал. И смешного, и совсем даже наоборот.
— Ладно, посмотрел я. Дальше чего?
— Теперь ты понял, почему я пришел…
И замолчал. Только руку со стола убрал.
А я мысли его читать должен? Или догадываться? Ни хрена подобного!
— Или объясняй, как тупому. Или иди на фиг!
Разозлил меня этот пацан. Так разозлил, что я забыл, какой он страшный и опасный.
Странно, но мой наезд восприняли как надо. Словно так с норторами и разговаривают. Или с этим, конкретно взятым.
— Я твой должник… нутер .
А нутер это куда круче, чем миной. Но и проблем больше.
— Не помню я твоего долга!
— Тебе и не нужно помнить, нутер. Я помню. И знаки на моем теле говорят.
— И чего ж они такого говорят?
— Я не отдал свой долг в прошлой жизни. А в этой родился уродом. И оберегателем.
Урод? Ну-ну. У пацана явно занижена самооценка.
— Зачем же… так…
Договорить мне не дали.
— Чтобы отдать долг тебе.
— А если не получится?
— Тогда в следующей жизни я стану твоим рабом.
— Веселая перспектива…
Похоже, с чувством юмора у гостя тоже туго. С таким серьезным видом гнать такую пургу .
— И кто тебе наговорил такого… этакого?…
— Прорицатели. И Наставник.
— И чего конкретно они тебе сказали?
— Что я должен найти тебя и стать твоим оберегателем.
— Н-да?… Именно моим?
— Я оберегал других. Сезон или Путь. Но постоянного Обещания не давал никому.
И торжественно так сказал! Типа, я тебе не изменял, любимая, на мне был презерватив. Ну, ладно…
— Мне, стало быть, ты хочешь дать… это обещание.
— Да.
— Чтоб снять проклятие и все такое…
— Да, нутер!
— А если ты ошибся? Вдруг не я тебе нужен, а кто-то еще. Чего тогда?
— Я знаю, ты мой нутер!
— А я вот сомневаюсь.
Легкий плащ заколыхался. Может, от ветра. А может гость заряжает гранатомет. Или делает себе харакири. Поди-разгляди, чего творится под темной тканью.
— Нутер, позволь мне коснуться твоей руки.
— Зачем?
— Ты сам все увидишь.
— Ладно, касайся, только… нежно.
И чуть не ляпнул: ненавижу грубости, проти-и-ивный… Нет, как-то не так действует на меня этот пацан. Совсем не так.
«Скромнее, Леха, и серьезнее, — пришлось напомнить себе. — Меченый ведь не трусливая истеричка, а о смерти замечтал, чтоб с нортором не встретиться. Из ничего такая репутация не возникает».
Ну, положил я руку на стол. Левую. Правой я привык Нож держать. И скальпель. Иногда.
Гость подошел, посмотрел на мою руку. Внимательно так, словно ничего похожего раньше не видел. Потом поднес свою. Осторожно поднес. Как к горячему. Подержал немного навесу и прикоснулся. Пальцами.
Гром и молния, искры, разряд тока, трубный глас и колебание тверди земной… — ничего этого не было.
Только полоса на руке нортора стала бледнее. И на лбу сделалась почти незаметной.
— Видишь? — выдохнул он.
— Ну, вижу.
— Вижу и запоминаю.
Два эти ответа слились в один.
— Какого?!
Нож сам собой прыгнул мне в руку. Грохнулся тяжеленный стул. А пацан метнулся к открытому окну. И плащ грозовой тучей летел следом.
— Ты кто?
— Зачем ты здесь?
И опять два голоса смешались, наложились, как некачественная запись.
Но ответили только на один вопрос. Не мой.
— Смотреть и запоминать.
За окном, на карнизе, стоял еще один нортор. Вернее, одна. Сестренка моего гостя.
— Ты не можешь сюда войти.
— Кто меня остановит?
— Я.
Плащ пацана лег складками. Тяжелыми. Гранитными. А плащ сестренки трепетал крыльями летучей мыши.
Маленькая семейная разборка. И я в ней, явно, лишний.
— Ты не оберегатель его.
— Он мой нутер.
— Ты станешь защищать его?
— От смерти и до смерти!
Целая вечность тишины.
Только б не испортить все. У кого-то торжественно-ответственный момент, а меня на смех растаскивает. По нормальному, я испугаться должен, а не давить в себе хихиканье. Но к нормальным норторы в окна не лазят. И в слуги не набиваются.
— Тогда я ухожу.
Сказала и исчезла. Растворилась, что называется, в ночи.
— Нутер…
Пацан уже стоит передо мной. И когда он успел пройти полкомнаты?
— …тебе нужен оберегающий.
— Зачем?
— Она может вернуться.
— С какой это радости?
— Ты ей понравился.
— Блин, как я польщен! Но, знаешь, она не в моем вкусе, так что…
— Это не важно.
— Да-а?
Оригинальные здесь, однако, порядки. Сначала Марла, потом эта. Ну, против Марлы я ничего не имею, но бледная…
— Я не хочу, чтобы вы умирали.
Вообще-то я тоже не хочу. В самое ближайшее время. Стоп! А с какой это стати он ко мне на вы обращаться начал?… Внезапный приступ вежливости или я чего-то недопонял?
— Я себя и защитить могу. При случае.
— Я вижу, нутер. — Он глянул на Нож в моей руке. — Но Лирта тоже умеет защищаться. И оберегать. Как я.
— Ладно, договорились. Я ее не обижаю, если она ко мне не лезет.
— Ей не понравится этот договор.
— А мне…
— Тебе нужен оберегатель.
— Нужен, так нужен…
Плащ взметнулся крыльями и сложился за спиной нортора. Пацан протянул ко мне руки. Не знаю, чего он прятал под плащом, но теперь в его руках ничего не было.
— Возьми меня и дай мне свой плащ.
Я смог выслушать эту бредятину без улыбки. Во второй раз даже самый смешной анекдот не таким смешным кажется.
— В общем-то, я не против. Насчет, взять. Вот только с плащом проблемка. Я его уже отдал.
— Оберегателю или слуге?
— А есть какая-то разница?
— Слуг может быть много. Оберегатель один.
— Значит, слуге.
— Кто он?
— Меченый.
Молчание. Нортору, явно, требовалось продолжение.
— Он победил на аукционе. Худой, выше меня, со шрамом через всю морду.
— Я видел его.
— Надеюсь, никаких проблем не будет?
— Он твой слуга.
— Вот и ладушки. А утром я куплю новый плащ и тогда…
— Не утром. Сейчас.
— И где я сейчас плащ возьму? У тебя, что ли одолжить?… Дашь?
— Нет!
— Почему-то я так и думал.
— Дай мне тот плащ, что на тебе сейчас.
— Сейчас? Ну-ну…
Посмотрел я на свою одежку: сапоги, штаны, пояс, рубашка, жилет на шнуровке, Нож в руке… (Все еще. Разжал пальцы. До пола Нож не долетел). Что там еще? Ну, шарф на шее. Без него ни один, уважающий себя миной, на люди не выходит. Вот, кажется, и все. А плаща нет. Ни короткого, летнего. Ни длинного, походного. И кто из нас дурак?
Не спросил я этого, но очень уж внимательно посмотрел на гостя. У того на физиономии стопроцентная невозмутимость.
— Закрой глаза, нутер, и ты увидишь свой плащ.
Издевается, гад? Ладно, будет ему воображаемый плащик. Сделаем.
Зажмурился и пошевелил плечами. Удобно мне в этом плаще или как? Оказалось, вполне удобно. И не тот плащ на мне, что я Меченому отдал. Другой совсем. Тут таких не носят. Длинный, теплый, на белом меху. А сам ярко-красный. С большим белым воротником. И клочки белого меха по красному. Блин, и где я такой прикид подсмотрел? На бабский немного смахивает.
Хотел открыть глаза, а нортор опять завел: возьми меня и дай…
— Сейчас дам, сейчас!
Застежка у плаща не на плече, а под горлом оказалась. Здоровенная такая блямба из белого металла. Пока расстегнул ее, чуть ногти не обломал. Снял, подержал в руках — тяжелый прикид! — и бросил на руки нортору. Как гардеробщице в театре.
— Бери и береги.
У пацана даже руки прогнулись под моим подарочком. И вид стал обалденно-растеряный. Это у нортора-то? Не-е, показалось мне. Наверное.
— От смерти и до смерти. Обещаю!
Чего-то еще он хотел сказать. Соответствующее моменту, но я влез со своими приколами.
— До чьей смерти: твоей или моей?
— Если я умру, то кто будет тебя оберегать?
Так, ясненько, моей, значится. Дальше развивать эту тему не будем. А то дашь, случайно, какую-нибудь идею и неизвестно, чего потом с этой идеей сделают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28