Пластобетонный забор сверху был покрыт несколькими рядами силовых разрядников. Перепрыгнуть, а тем более перелезть через такой забор невозможно. Любой предмет, оказавшийся в радиусе действия разрядников, то есть в радиусе десяти-пятнадцати метров, мгновенно превращался в горсточку пепла. Пепла, тотчас развеянного пандерлоносским ветром по лагерю господина Карнава.
Кроме того, периметр лагеря круглосуточно охранялся кибернетической охраной, которая, как известно, не спит, не ест и от экранов следящих мониторов не отрывает взгляд ни на секунду. А вмонтированные в наши ошейники индивидуальные сигнализаторы наверняка подадут сигнал охране, если даже каким-то чудом и удастся покинуть территорию лагеря.
В общем, о побеге из лагеря пока стоит позабыть. Оставался шанс покинуть гостеприимного господина Карнава с изорениумных разработок, куда нас всех и направили. Небольшой, но шанс.
Внутри лагеря рабов особо не охраняли. Лишь несколько вооруженных энергоавтоматами охранников в броне класса “Правопорядок” прохаживались по краю платформы, изредка бросая ленивые взгляды в сторону рабов. Беспечность вполне понятная. Все рабы были в энергонаручниках. Которые хоть и не находились сейчас в состоянии активации, могли быть мгновенно, любым из охранников активированы. Активированы сигналом “общая опасность”. И тогда все рабы, находящиеся в радиусе сотни метров, попадали бы с конечностями, скованными мощным силовым полем ближнего действия. Связанными шанхайским узлом.
Мне досталось место рядом с небольшим решетчатым окном. Скамеек в вагоне, переоборудованном из пассажирского, не было. Как не было и потолка, вместо которого имелась решетка из стальных в палец толщиной прутьев. В центре решетки были проложены мостки, по которым проходили охранники, когда им нужно было добраться из одного конца состава в другой. Рабы, держась за приваренные к стенам поручни, расположились вдоль стен вагона. Все стояли – сидеть не разрешалось. Те, кому не досталось места у поручней, стояли посередине, ухватившись за потолочную решетку.
Погрузка прошла быстро, без заминок, лязгнула запираемая дверь вагона, и монопоезд, секунду подумав, тронулся в путь.
На прииски.
Медленно набирая скорость, он пополз сначала по территории лагеря, затем, миновав открывшиеся большие металлические ворота, тяжелой гусеницей выполз наружу. Мелькнула надпись над воротами “Лагерь его Высочества господина Карнава, экс-герцога Пандерлийского”, и поезд, набирая обороты и с каждой секундой все более удаляясь от мрачных стен лагеря рабов, помчался вперед.
– А что за фрукт этот господин экс-герцог Карнава? Ты, Молком, когда-нибудь его видел? – спросил я стоявшего рядом паренька.
Молком, оглянувшись и убедившись, что нас никто не подслушивает, ответил:
– Да, видал. Пару раз. Со спины. Его высочество не очень жалует нас, свиней, он все больше наведывается к бойцам, к гладиаторам. Они у него в любимчиках. За хорошего бойца господин Карнава готов выложить целое состояние. Да и то сказать, несколько сотен гладиаторов приносят ему больше дохода, чем все остальные тысячи простых свиней.
– Почему свиней? – спросил я.
– А мы для них свиньи и есть, – вновь оглянувшись, тихо ответил парнишка. – Безотходное производство. Пашем много – едим мало. Еда два раза в день: утром завтрак, который ты уже видел, второй раз только поздним вечером, после десятичасового рабочего дня. А работа-то будь здоров. Надорваться раз плюнуть.
– Так ведь и загнуться недолго, – покачал головой я.
– Да кому мы нужны? – удивился паренек. – Через два-три года мы и так пойдем в утиль. Или под нож в разделочную камеру, или налево куда-нибудь перепродадут по дешевке. А там сам загнешься. После Изорениума долго не живут. Вот Хара – пример. Ему и пятидесяти нет, а выглядит, как семидесятилетний старец. Он уже три года на приисках вкалывает, скоро на описание пойдет. Да что там! Все мы пойдем на списание! Рано или поздно. Только на стимуляторах и держимся. Их вечером всем вкалывают. Правда, говорят, что бойцам не делают биостимуляции.
– Бойцам? – переспросил я. – Ну да, бойцам. Гладиаторам. Тем, что дерутся на потеху публике. До смерти дерутся. Ставки на этих боях, знаешь, какие? Бешеные ставки! Поэтому Карнава и любит бойцов своих проведывать, а к нам, простым свиньям, не очень-то вхож.
– Что, так прямо и приходит? Прямо на выработки?
– Да! Сам видел! Правда, с ним четверо стеротаргов всегда неотлучно находятся. Следят, чтобы никто Не смел покуситься на жизнь их драгоценного господина. Бдительно следят. В прошлый раз один раб случайно поскользнулся, падать стал и махнул рукой. Ну, тарги, видно, и посчитали, что он что-то имеет против Карнава, и до земли долетели лишь ошметки от раба. Из четырех энергоружей разом пальнули. Хотя насчет того, что сам Карнава на выработках бывает, я сомневаюсь. Голограмма все это. Станет еще Карнава – солнце на земле и тому подобное – своим бесценным здоровьем рисковать. Голограмма, наверное, вместо него путешествует по приискам.
– Тогда зачем стеротарги? – недоуменно спросил я.
– Как зачем? А голограмму охранять! Чтобы никто не смел даже на голограмму великого Карнава покуситься. Да и для солидности тоже. Как это такой господин, пусть и голограммный, и без охраны? Непорядок.
Ответив мне, Молком замолчал, задумавшись; Наш поезд к этому времени миновал череду возделанных полей и с ходу влетел в укутанный прохладой высокий лес. Широкие кроны вековых деревьев вмиг погасили палящие лучи светила Голосе. Сразу стало намного прохладней. Холодный ветерок приятно обдувал лицо. Кругом защебетали птицы. Беззаботные создания. Одна из них, весело чирикая, села на прутья потолочной решетки.
“Вот вольное создание, – подумал я, глядя на крохотное существо. – Не знает ни забот, ни тревог. Летает где хочет и куда хочет. И никто ей не указ. Никакой господин Карнава. Летает и не ведает, что обладает самым бесценным даром во Вселенной. Даром, который дан богом всем, но не все вольны им распоряжаться. Даром, который зовется простым словом – свобода”.
– Бойцы, свиньи. А еще кто есть? – отвлекшись : от невеселых мыслей, вновь спросил я Молкома.
– Свиньи – это самый низ, дно, хотя и среди них есть разделение. Всякие там козлы, опущенные и тому подобные. Тех зовут швалью или мразью. Над свиньями командуют бригадиры. Бугры, если короче. Из свиней выбирают кого получше и определяют: одних в “механики” – это те, что работают с техникой, других в “головастые” – это инженеры, а особо отличившихся – в “опытные”. Это, которые уже сами присматривают за рабами. На разработки надзиратели не ходят. Излучение все-таки. Жить хотят. А за порядком следить надо. Вот “опытные” и следят.
– Понятно, – сказал я и, секунду подумав, вновь спросил: – А женский барак? Что ты, Молком, про него знаешь?
– Почти ничего, – ответил парнишка. – От Тоскана знаю, что есть такой, но самих женщин из него ни разу не видал. Говорят, не гоняет Карнава их на разработки, для своего гарема бережет. Очень он озабоченный в этом плане, наш великий господин. Вот человекоподобных видал, и не однажды. Их на неделю увозят в глубь леса, на дальнюю выработку. Там этого изорениума как грязи. Ну и излучение соответственно побольше, чем на нашей выработке. Поэтому мрут человекоподобные как мухи. Больше года никто не протягивает. Так что нам еще повезло. А про женщин ничего не могу сказать. Не видел ни разу.
После такого ответа Молкома мне сразу стало как-то не по себе. В голову полезли мрачные мысли, и остаток пути я молчал. О хорошем думать не хотелось, другое же в голову не шло. Отгоняя непрошеные мысли, я сосредоточился на планах побега. Из лагеря не убежать – это факт. По дороге на выработки – тоже. Оставалось место добычи изорениума. Единственный шанс.
Наш мрачный поезд, гремя и лязгая, выскочил из леса и, натужно ревя, устремился вверх на гору. Медленно, с усилием поднявшись на вершину небольшой горы, монопоезд резко кинулся вниз.
Вниз, навстречу изорениумным разработкам.
Глава 4
Но и этого единственного шанса не было. Вероятность сбежать с изорениумных выработок равнялась нулю. Абсолютному нулю. Легче было удрать из хорошо охраняемого лагеря, перепрыгнув забор, напичканный разрядниками, разорвать потолочную решетку вагона и выпрыгнуть на полном ходу из монопоезда, чем сбежать из котлована, в котором добывали изорениум для господина Карнава.
Мы работали в котловине уже три часа, и я все больше и больше убеждался в этом. Из котлована с изорениумной рудой сбежать было невозможно. Если ты, конечно, не птица.
Я же птицей не был, а, не имея крыльев, покинуть это гиблое место нереально.
Изорениумный котлован представлял собой огромную, диаметром в несколько сот метров яму, вырытую многими поколениями рабов Пандерлоноса. Прямые отвесные стены котлована уходили вниз метров на сто. В центре котлована располагалось поднимающееся на двадцать-тридцать метров изорениумное плато, нигде не соприкасающееся со стенками котлована. Расстояние между крутыми стенами котлована и краями плато везде было одинаково – около пятидесяти метров. Рабов на выработки доставляли при помощи выдвижного подвесного моста, убираемого на период работы. Длинная лента моста выдвигалась из специального подъемника, укрепленного на краю котлована. К подъемнику рабов переправляли из изорениумной усадьбы, огороженной таким же высоким забором с разрядниками, какой окружал лагерь с бараками.
И сама эта усадьба напоминала уменьшенную копию лагеря господина Карнава. Такой же энергоблок, такая же казарма надзирателей, даже домик старшего надзирателя такой же. Из красного кирпича. Имелась также посадочная площадка. Вот только ангара для рабов и школы гладиаторов в этом мини-лагере не было. Рабы здесь не жили. К усадьбе вел длинный крытый пластобетоном туннель, по которому рабов гнали к разработкам от монодорожной платформы.
Там и разыгралась одна неприятная сцена, свидетелем которой я стал. Рабов уже выгрузили и, построив в колонну, провели к подъемнику. Они стояли, терпеливо ожидая, когда опустится подвесная лестница, как вдруг неизвестно из какой двери в помещении подъемника появился старший надзиратель Кацеун. Маленький сухонький старичок с острым, словно лезвие Акирана, взглядом. Взглядом, пробирающим до костей. Взглядом, способным пригвоздить к полу кого угодно.
Кацеун быстро, так что двое сопровождающих надзирателей едва поспевали за ним, просеменил вдоль колонны рабов. Рабы стояли по трое в ряд. Весь наш поезд. Всего около пятисот человек.
Глядя прямо в глаза своих потенциальных жертв, старший надзиратель быстро прошел почти до конца колонны и вдруг остановился. Остановился недалеко от меня с Молкомом и Харой, Постояв немного, словно принюхиваясь, Кацеун внезапно вытащил из кардана небольшой приборчик и, направив его в сторону помертвевших от ужаса рабов, махнул сухонькой рукой на одного из них. На бородатого мужичка. Того, что все время ворчал и каркал. Того, который так боялся Кацеуновой камеры.
Бородатый даже рта не успел открыть, как к нему подскочили надзиратели и, ткнув электроразрядником, потащили бесчувственное тело обратно по туннелю. Потащили в Кацеунову камеру.
А сам старший надзиратель как ни в чем не бывало сунул приборчик обратно в карман и махнул ожидавшим его приказаний надзирателям рукой: “Мол, грузите свиней”.
Хотя мне и был неприятен тот бородатый, все же стало жаль беднягу. Вот уж действительно пути господни неисповедимы. Попал именно туда, куда так страшился попасть.
Мне же надо было стремиться побыстрей выбраться из этого дерьма. Но как это сделать, я пока что не имел ни малейшего представления.
Охранялись изорениумные разработки не хуже лагеря. Кроме того, что по окружности котлована располагались четыре наблюдательные вышки, из которых прекрасно просматривалась и простреливалась вся выработка, по дну котлована бегали голодные стаи пандерлоносских летающих собак.
Страшные твари, эти собаки Злые как черти. Летать они, конечно, не могут, но подпрыгивать метра на четыре в высоту благодаря воздушному пузырю, расположенному в их брюхе, эти опасные животные вполне в состоянии.
Пандерлоносские собаки не нападают поодиночке. Действуют всегда стаей, поначалу кружась вокруг жертвы, затем внезапно подпрыгивают вверх и стремительно пикируют, вырывая куски мяса из тела обреченного. Рабы зовут их грызоловами, и загрызть этим тварям человека ничего не стоит.
Молком рассказал, как на прошлой декаде один раб поскользнулся и, скатившись по стене-плато, оказался на дне котлована. Стенки плато достаточно пологие, так что раб почти не пострадал. Похоже, только руку сломал, пока кубарем катился вниз. Вниз – навстречу пандерлоносским собакам. Если бы не рука, возможно, раб и смог бы спастись. Но рука подвела, и пока раб безуспешно пытался взобраться на край плато, грызоловы настигли его. За считанные минуты они, резко пикируя и вырывая куски плоти, разделались с беднягой. От неосторожного раба ничего не осталось. Грызоловы сожрали даже голову.
Все это мне рассказал Молком, когда мы трое – я, парнишка и старик Хара – отдыхали после первого трехчасовика. Рабочий день раба делился на три части, по три часа каждая. Между ними полагался получасовой отдых, и изморенные тяжелой работой, мы сидели в тени изорениумной тележки.
Работа была адской. Добывать изорениум нелегко Очень нелегко. Кроме опасности лучевой болезни, добыча этой редкой руды сопряжена со многими трудностями. Изорениум – необычайно прочный минерал. Отбить даже крохотный осколок этого ценнейшего камня очень сложно. К слову сказать, за день весь наш барак добывал не более одной-двух тонн изорениума. Говорят, что на других выработках добывать изорениум еще сложнее.
Я с трудом отработал первый трехчасовик. Пот заливал глаза, дышать из-за поднятой тысячью ног пыли было невозможно. Вспотеть действительно было от чего. Мы, кто ломами, кто кувалдами, кто кирками, били по изорениумной жиле, с огромным трудом отбивая небольшие осколки минерала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42