– Я сделала вам больно?
– Нет, вы доставили мне огромное удовольствие, но, надо полагать, вы уже узнали достаточно?
– Да. – Она храбро встретила его взгляд. – Я совершенно не боюсь вашего тела. Вы красивы. Ваш… он мне нравится.
Джек застонал, опустил голову и рассмеялся.
– Вот и отлично, – сказал он. – Я хотел, чтобы вы больше не испытывали страха перед ним, чтобы он вам понравился, чтобы вы радушно приняли его, но только не мой…
Энн отвернулась.
– Итак, теперь я знаю, как устроен мужчина, и это придает определенный смысл кое-чему из того, на что намекала моя матушка. Благодарю вас, Джек, это действительно замечательно. Вам нравится, когда вас трогают там?
– Очень. Хотя я умею неплохо владеть собой, я достаточно восприимчив к желаниям плоти, мисс Марш.
Ее беззащитная шея красиво изогнулась, когда она повернула голову.
– Равно как и я.
– Тогда вы узнали нечто, имеющее большую ценность, – осторожно сказал Джек.
– Но я не знаю, чем это заканчивается. Я в ярости, в огне – это меня пугает!
Джек опустил ноги на пол и обвязал снятую рубашку вокруг пояса. Волна головокружения едва не сбила его с ног. Он прислонился плечом к стене, его насмешливая радость превратилась в скрытое веселье. Ему почти до отчаяния хотелось покончить со всем этим, но он слишком плохо видел, чтобы самостоятельно спуститься вниз по лестнице.
– Не бойтесь, я могу показать вам то, что вы хотите знать. Я могу сделать это, не причинив вам вреда. Только, думаю, мне не следует этого делать.
– Почему же? – Энн соскользнула с кровати и стала лицом к нему. – Почему вы не предупредили меня, что я буду чувствовать себя вот так?
Джек напрасно пытался совладать с головокружением.
– Я же сказал, что вы можете испытать такие чувства, каких раньше не испытывали.
– Вы, может быть, и сказали, но я не понимала, что это значит. Я горю так, словно у меня лихорадка, и… это мучительно. Всюду, но особенно здесь. – Она прижала ладонь к сердцу, потом неопределенно махнула рукой ниже талии. – Но само ощущение при этом чудесно и требовательно!
Темная пещера, где он впервые выпал из реальности, ждала. Чернота спасительно сомкнулась вокруг него. Возбуждение исчезло, существование исчезло, пока он совершенно не успокоился, и вращение прекратилось.
– Это естественно, – сказал он.
– Но я не могу дышать!
Пещера. Сочится тонкая струйка воды, камни твердо упираются в голову, плечи и бедро. Разжечь огонь нельзя – опасно, а здесь холодно, холодно. Так холодно, что человеку невозможно выжить, если он перестанет быть реальным. Ему необходимо сохранять легкость и изумление, потому что радость – единственное, что ему осталось.
Джек открыл глаза и улыбнулся:
– Это все – ваш нелепый корсет!
– Он ощущается как доспехи, – сказала Энн.
– От него у вас болит сердце.
– От корсета?
– Ваше смущение причиняет боль вашему сердцу, этого вы не понимаете.
– Я не боюсь вашего тела, – сказала она, – но я боюсь этих чувств. Я не знаю, что они означают, что с ними делать.
– Они не могут причинить вам вреда, они естественный ответ вашего тела.
– Тогда вы и этому меня научите?
– Это невозможно сделать, не перейдя границу того, что дозволяет скромность, мисс Марш. Вы готовы рискнуть?
– Да, после того, что я… после того, что вы разрешили мне сделать… после всего, что произошло, я не стану прятаться за скромность. Вам доставит какое-нибудь удовольствие обучить меня?
– Это доставит мне величайшее наслаждение.
– Но вы полагаете, что с моей стороны это неверность?
– Дело вовсе не в вашей верности, ваших обещаниях и вашей скромности. Знание само по себе не допускает ни добродетели, ни греха.
Энн отвернулась, обхватив себя руками.
– Значит, вы мне покажете?
Мерцающие огни исчезли. Джек начал возвращаться к своим чувствам и не нашел ничего, кроме умеренного ноющего желания доставить ей удовольствие.
– Да, если хотите. Когда мы вернемся в цивилизацию, это покажется не более чем сном.
– Это уже кажется сном.
Словно плывя сквозь лунный свет, Джек подошел к ней сзади и положил обе руки ей на плечи. Его пальцы прошлись по ее шее и погладили ее горло. Она задрожала под его прикосновением, кожа у нее горела. Ее запах ударил ему в ноздри: дым, дождь, лаванда и мускус. Джек наклонился и поцеловал ее в шею, словно он был просителем. Затрудненное дыхание трепетало в ее теле.
– Ваши волосы – золотистый туман, – сказал он. – Ваша спина изящная и нежная, как у газели. Зачем вы носите одежду, которая причиняет вам боль?
– Не знаю, – ее грудь приподнялась и опала, – того требуют приличия.
– Чтобы вы могли дышать свободно, – сказал он, – я должен освободить вас от всех этих безумных оков.
Энн задрожала и сказала, опустив голову:
– Пожалуйста.
Он расстегнул застежку на ее платье, и оно скользнуло на пол. Этот звук отозвался в его памяти – звук шелка, спадающего под его ищущими руками.
Он положил обе руки на ее талию, поверх ребристых пластинок китового уса. Жесткий атлас был порочно зовущим. Корсет был не просто одеждой приличной женщины. Женственный, гладкий и отороченный кружевом, он тоже служил топливом для трута эротики, нечестивым соблазном для бесхитростного животного – мужчины.
Джек улыбнулся:
– Можно, я сниму этот панцирь?
Она кивнула, под корсетом у нее была только тонкая сорочка.
Джек начал расшнуровывать корсет. Озарение вспыхнуло, когда его костяшки коснулись ее ягодиц – теплых и женственных под батистом. Ухватившись пальцами, он выдернул шнур из отверстий, и открылась сладкая впадина ее спины и мягкая плоть на талии. Затем последовали упругая арка ребер, поднимающаяся и опускающаяся в прерывистом ритме, и изящный изгиб между лопатками.
Она опустила голову и задрожала.
Ярость раскаленного желания бушевала в его чреслах. Мужской экстаз. Наслаждайся!
Джек обнял ее, чтобы развязать маленькие бантики там, где лямки на плечах держат корсет спереди. Он кончиками пальцев коснулся долины между ее грудями. Бантики развязались. Энн испустила вздох, короткий, как стрела, выпущенная излука. Корсет распахнулся, распался треснувшей раковиной. Он подхватил его, не дав упасть. Ее соски под сорочкой уперлись ему в ладони.
Теперь он был предельно напряжен и охвачен желанием.
Ночной воздух бросился в ее легкие, такой же возбуждающий, как сливовое бренди. Прохладный лунный свет струился по коже, словно она купалась в Млечном Пути. Но при этом Энн вся горела. Никто еще не видел ее без корсета, даже мать, с тех пор как она вышла из детского возраста.
Энн знала, что ей должно быть стыдно. Ей и было стыдно, очень стыдно. Позволить мужчине, постороннему человеку, снять с себя эту раковину из атласа и китового уса, снять это тяжкое бремя с ее сердца. Но разве сон может быть хорошим или дурным? Разве может все, что происходит здесь, быть настолько реальным, чтобы иметь значение?
Он герой, ее герой.
Джек стоял позади нее, не шевелясь, держа обеими руками раскрытый корсет. Ее груди горели от острого обещания, ей хотелось большего. Энн стояла в чулках и сорочке, уставясь на свои ноги, с гулко бьющимся сердцем.
Комната дышала тишиной, луна тоже затаила дыхание. Наконец Джек выдернул оставшуюся шнуровку. Когда он снова выдохнул, ее корсет упал на пол.
Освободившись от принуждения, ее сорочка ласкала кожу, как тысяча волшебных пальцев, тело покрылось гусиной кожей. Энн закрыла глаза, горячая кровь обжигает лицо.
Она видела его, прикасалась к нему. Он позволил ее глазам и рукам насладиться чудом его тела, даже в самых сокровенных, беззащитных местах. Он очень красив, совершенен. Но снять с себя сорочку и позволить ему увидеть себя обнаженной, как она видела его! Сладкий, порочный стыд сделал ее слабой и беспомощной.
Но ее отвага питалась только его присутствием и надежностью, которую она в этом присутствии ощущала. Энн прикусила губу и скрестила руки на ноющих грудях.
– Вы хотите снять с меня сорочку?
– Вы прекраснее, чем вода в пустыне, – голос его звучал хрипло, – но можете оставить свою красивую сорочку.
Он поправил ее волосы, его прикосновения были как легкая ласка. Внутри у нее все ныло, и ей казалось, что у нее вот-вот подогнутся колени.
А он, отводя спутанные пряди ее волос, дотрагивался легкими беглыми прикосновениями к ее шее, ушам. Теперь она дышала так же часто, как бился ее пульс.
– Как приятно, – сказала она. – Восхитительно. Он положил руки ей на пояс.
– Ну вот, теперь вы можете дышать, мисс Марш.
Он начал гладить ее, тереть и массировать. Его руки прошлись вверх по ее грудям, к ключицам. Он осторожно обхватил ее шею, чуть повернув ее голову так, чтобы она легла во впадину его плеча.
– Улыбнитесь, – сказал он, – кончик вашего носа немного опускается, когда вы улыбаетесь. Мне это нравится.
Энн чувствовала себя беспомощной, ошеломленной. Джек подхватил ее и опустил на кровать. Лунный свет скользнул по его лицу, бездонным затененным глазам, прелестной улыбке, потом задрожал, как оплывающая свеча, когда надвинувшиеся облака погрузили их обоих в темноту.
Матрас просел под его тяжестью, и ее охватило ожидание чего-то таинственного. Энн прижалась к нему, и его сердцебиение слилось с ее. Она наслаждалась восхитительной мужской наготой.
Джек легко провел пальцами по ее батистовой сорочке, словно для того, чтобы насладиться изгибом ее талии, а потом положил руку на развилку между ее бедрами.
– Это место – суть вашего наслаждения, – сказал он. – Хранимое в теплой темноте, глубоко внутри. Здесь причина всей вашей горячки, тяжести и сильного желания. Когда вы узнаете, где это кончается, вы никогда больше не будете бояться собственного тела. И вы не будете больше по-настоящему невинны. Вы этого хотите?
– Да, – сказала она. – Я не хочу торопливого неумелого обращения. Я хочу понять…
– Тогда продолжайте дышать и отпустите свои ощущения. Что бы вы ни почувствовали, ничто не причинит вам вреда. Инстинктивные реакции тела удивительны, естественны и прекрасны.
– Да, – сказала она, – я вам верю.
Джек немного помолчал, потом она ощутила его дыхание у себя на щеке, теплое и мягкое.
– Тогда успокойтесь, мисс Марш, и пусть все идет своим чередом.
Странное чувство покорности охватило ее. Наивная, бесхитростная мисс Марш доверилась обещаниям голого мужчины в состоянии возбуждения!
Тело Джека пульсировало от нетерпеливого жара, но он провел долгие годы, совершенствуя свою выдержку. Главное, что он верит в себя. Он не забудет, кто она такая, – этого требует то немногое, что еще осталось от его потрепанного чувства чести.
Он откинул волосы с ее лба и провел пальцами по ее подбородку. Потом опустил голову и поцеловал ее в шею.
– О! – Этот звук, дрожащий и доверчивый, пронзил его сердце как стрела.
Он губами проложил дорожку к ее уху, вдыхая жар нежного женственного тела.
– О, – снова выдохнула Энн.
– Тише, не нужно разговаривать, только дышите. Это всего лишь мимолетные ощущения, наслаждайтесь ими.
Он провел ладонью по ее обнаженной руке, задержавшись на мгновение на внутренней стороне локтя. Ласкающие движения он сопровождал губами, целуя сладкую мягкую плоть в эротической маленькой арке, где прямо под кожей бился пульс. В то же время его ищущие руки наполнились чудом ее форм, двигаясь вверх по ее женственному животу, где кожа под сорочкой горела как огонь.
Джек поцеловал ее в уголок рта. Она, не глядя, повернула голову, ища мягкими губами и горячим влажным языком его рот. Он встретил ее открытые губы своими.
Когда их языки соприкоснулись, Джек провел кончиками пальцев по одной маленькой груди. Энн лежала, всхлипывая от наслаждения, беспомощно позволяя ему продолжать исследование. Она чувствовала его возбуждение на своем голом бедре, а в это время его губы шептали о преклонении перед телом.
Джек старался сдерживаться, это все – только для нее. Но при этом его руки блуждали, упиваясь ее плотью. Сначала одна грудь с ее твердо затвердевшим маленьким соском, потом другая. Он погладил по рубашке там, где она скрывала ее сокровенные завитки. Ее тело запылало. Ответное пламя обожгло его чресла. Страстное желание угрожало поколебать его сдержанность.
Она корчилась под ним и тянулась к нему с потрясающим милосердием.
«Давай! Найди пустую темноту в пещере! Давай, Джек!»
Но ее ладони скользнули с его плеч, чтобы погладить его ягодицы, зажигая его рассудок саморазрушительным вожделением. Она робко ласкала его ствол. Сила наслаждения ослепила Джека, словно внезапно распахнулись двери восторга. Яркое, властное, сладкое требование невыразимого блаженства! Его сердце изнывало от изумления.
Джек боролся, как утопающий борется с водой, – побежденный безграничной мощью океана, стремясь с душераздирающей беспомощностью к воздуху – и вместо этого погружаясь в безумие.
Глава 8
Энн трепетала под его ищущими руками. Его губы зажигали в ней чудесные, неизведанные ощущения. Искры разлетались по всем запретным, неведомым тайникам ее тела. Его пальцы снова вернулись к ее соскам, обводя их кругами, пощипывая, и наслаждение было таким сильным, что она закричала.
Потом его ладонь снова погладила ее бедро вверх к сосредоточию женственности.
«Только ощущения. Мимолетные и временные. Они не могут причинить вам вреда… Наслаждайтесь ими!»
Ощущения сокрушали, растянутые, они переплелись, схваченные одной сетью вожделения. Она смутно сознавала, что ее рубашка сбилась на талии, что ее самое сокровенное место обнажено и выставлено напоказ.
Но он так хорош! Спина крепкая, горячая. Язык изощренно ласкает, рот требует и сокрушает. Его шелковый горячий ствол трется о нежные завитки между ее ног, зажигая необычайное пламя, которое требует большего. Горячий экстаз все нарастал и нарастал, и наконец Энн поняла, чего она хочет.
– Да, – сказала она. – Да!
И раздвинула ноги, и приподняла бедра.
– Да, – снова сказала она. – Все! Пожалуйста, ну пожалуйста, не останавливайтесь! Я хочу знать все.
На долю секунды она почувствовала, что он колеблется, а потом Джек глубоко вошел в ее тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43