Тот сопротивлялся, но был всего детенышем, да еще детенышем, посмевшим на чужой территории драться с хозяйкой дома, — так что я был спасен, и через несколько минут, подвывающий от боли и унижения, наш сосед удалился в свой садик и принялся оттуда ворчать:
— Где эта мерзавка, где эта тварь развратная? Я ей покажу… Мамаааа, меня госпожа Яйблочко избила…
— Вот видишь, — сказала моя спонсорша, помогая мне подняться и дойти до дома, чего без ее помощи я бы совершить никак не смог. — Мы были совершенно правы: если тебе не сделать операцию, то ты и дальше будешь попадать в неприятные истории. И не надо отворачиваться и плакать, не надо слезок, мой дорогой. Это так быстро и под наркозом. Ты проснешься счастливым, а я тебе испеку пирожок. Ты давно просил у меня пирожок с капустой.
Я молчал, борясь со слезами. Она ведь была в сущности доброй спонсоршей. У других людей хозяева бывают куда более жестокие и грубые. Иной бы даже и говорить ничего не стал — отвезли куда надо, сделали что надо — и ходи счастливый!
Я лежал на подстилке в своем углу, и странные, несвязные мысли медленно кружились в голове. Вдруг я подумал, что у меня, наверное, никогда не будет разноцветного электронного ошейника, как у Вика. Ведь спонсоры мной недовольны. И тут же мысль перескочила на мое собственное преступление, и я понял, что преступления не было. Я даже хотел было вскочить и пойти к хозяйке и сказать ей, что я и не пытался обидеть Инну, то есть напасть на нее… и в конце концов это наше дело, дело людей, как нам обращаться друг с другом! Я не собираюсь целовать спонсоршу Яйблочко! Тут я неожиданно для себя хихикнул, но, к счастью, она меня не услышала. Она уже уселась за вышивание флага для полка спонсора Яйблочко, потому что старый истрепался на бесконечных маневрах и парадах.
Я повернулся на спину, но спина болела — что-то мне этот зеленый жабеныш повредил. Пришлось лежать на боку… Я понимал, что обречен, и хотя мой опыт в любви был умозрительным, и за те девятнадцать лет, что я прожил на свете, мне не приходилось быть близким с женщиной, другие любимцы показывали мне картинки и рассказывали — чего только не наслушаешься в комнате отдыха для домашних любимцев! Раньше я не знал, что теряю в случае операции, которой должен покориться, да и не задумывался об этом… Но теперь я встретил Инну и все изменилось — мысль об операции для меня ужасна… но почему? Ведь не стал мне отвратительней дантист после того, как заболел зуб? Глупо и наивно… Какое мне дело до продолжения какого-то рода? Нас, домашних любимцев, это не касается. Хотя как-то в комнате отдыха рассказывали, что у одних спонсоров жили вместе и спали на одной подстилке домашний любимец и домашняя любимица, хоть это и строго запрещено. И когда они подросли, то стали… в результате у любимицы родился маленький ребеночек. Его хотели утопить, чтобы скрыть преступление, его кинули в речку, а он не утонул, его подобрали, а потом один умный следователь разгадал эту тайну… впрочем, не помню, врать не буду.
Так я и заснул… потому что был избит и морально подавлен.
Я несколько раз просыпался за тот день. Сначала от шума, потому что пришли соседи — спонсорша и ее жабеныш, который нажаловался на мою хозяйку. Был большой скандал, причем обе зеленые дамы угрожали друг дружке своими мужьями, и это было курьезно. Потом соседка начала кричать, что меня надо обследовать на случай, если у меня заразная болезнь, на что моя хозяйка сказала, что это у Инны заразная болезнь… В общем, жабы развлекались, а я прятался на всякий случай за плитой, потому что не исключал, что меня побьют.
Обошлось. Соседи ушли, а хозяйка пришла на кухню, встала у плиты и, заглядывая сверху в щель, прочла мне нотацию о том, что бывают неблагодарные твари, в которых вкладываешь силы, нервы, время, а они не отвечают взаимностью. Я догадался, кто эта тварь, и огорчился. Значит, они все же повезут меня на операцию.
Вечером я получил подтверждение своим страхам — хозяева, как всегда убежденные в том, что ни один домашний любимец не выучит их паршивый язык, спокойно обсуждали мою судьбу.
— Я убеждена, что наш Тимошка и пальцем ее не тронул, — говорила госпожа. — Она сама его заманила в кусты с известными намерениями. Ты же знаешь, как быстро развиваются их самочки.
— Но соседский детеныш тоже хорош!
— Я виню себя в несдержанности.
— Он напал на тебя на нашей территории.
— Но он еще слабый и глупый…
Я дремал, вполуха слушая этот неспешный разговор. И вдруг проснулся.
— Ты завтра позвонишь ветеринару? — спросила хозяйка.
Еще ничего не было сказано, а в мое сердце вонзилась игла.
— А почему ты сама не сможешь?
— У него наверняка очередь, месяца на два — сколько приходится проводить операций!
— Это точно, я все-таки сторонник гуманной точки зрения, — бурчал мой спонсор, — лишних надо топить. Топить и топить. И тогда не будет проблем с ветеринарами.
— Ты хотел бы, чтобы Тимошу утопили?
Хозяин понял, что хватил через край, и отступил:
— Тимоша исключение, — сказал он. — Он как бы часть дома, он мне близок, как этот стул…
Сравнение было сомнительное. По крайней мере для меня оно прозвучало угрожающе. Старые стулья бросают в огонь.
— Ладно, — сказал спонсор, — я сам позвоню и договорюсь. А ты напиши официальное примирительное письмо соседям. Я его отнесу. Нам с ними жить, а он — второй адъютант гарнизона.
Мне было грустно, что мои хозяева — не самые сильные на свете. Мне хотелось бы, чтобы они были всесильны и не боялись каких-то паршивых жабенышей… Потом я стал уговаривать себя, что ветеринар так занят, что не сможет сделать операцию еще целый год… а к тому времени мы что-нибудь придумаем и, может, даже убежим вместе с Инной, или мои спонсоры сжалятся над моими чувствами и купят Инну у наших соседей. Мы с ней будем жить здесь и спать на моей подстилке, а нам купят с ней одинаковые трехцветные ошейники… С такими счастливыми мыслями я заснул.
Но проснувшись, я понял, что радоваться нечему.
Каждый телефонный звонок я воспринимал как звон погребального колокола, каждый пролетающий флаер мне казался вестником злой судьбы. Но судьба молчала до шести вечера. Именно тогда позвонил хозяин. Его зеленая морда занимала весь экран телефона, и я, стоя за спиной хозяйки, слышал каждое слово.
— Все в порядке, — сказал спонсор, словно разговор шел о том, чтобы купить мне на зиму новую попонку, — я нажал на него, сказал, что Тимофей представляет опасность для окружающих ввиду его чрезвычайной агрессивности, но нам бы не хотелось его усыплять, потому что моя жена к нему привязана… в общем, он согласен.
— Когда же? — спросила госпожа Яйблочко.
— Сегодня в двадцать один тридцать!
— Ты с ума сошел! У меня в двадцать двадцать массаж.
— Придется поступиться своими интересами, — сказал спонсор, — ради интересов домашнего любимца.
— Это ужасно! Я даже не успею приготовить тебе ужин!
— Как хочешь, — рявкнул спонсор. — Я не буду снова унижаться перед ветеринаром!
— Хорошо, хорошо…
Госпожа обернулась ко мне — она догадалась, что я стою за ее спиной.
— Вот все и обошлось, — сказала она, как будто операция уже прошла.
— Мы с тобой это сделаем и уже завтра обо всем забудем. Не печалься, выше голову, мой человечек! — Хозяйка погладила меня, и я был готов укусить ее за чешуйчатую ладонь, но удержался. Человек я в конце концов или нет!
— Иди в садик, погуляй пока, — сказала она. — Я ужин приготовлю и пойдем. Тут недалеко.
Просить, умолять — бессмысленно. Спонсорам чужды наши человеческие чувства. Они живут в рациональном мире, и даже странно, что в свое время, в дни Великого покорения, они не истребили всех людей. Может быть, именно наша эмоциональность, наши чувства, наши слабости вызвали в ком-то из спонсоров ответные чувства? Ведь недаром их психологи так рекомендуют держать человека в доме, в котором есть жабеныш, простите
— детеныш.
Наступил зябкий, вялый весенний вечер. Я вышел в сад. Конечно же, Инны не было видно — ее спрятали за семью замками. Но, может, она глядит сейчас в окно?
Я сорвал цветок ромашки и стал его нюхать, показывая всем своим видом, насколько я удручен и опечален. Если она смотрит, то тоже плачет. Что же делать, думал я, если бы было место на Земле или вне ее, хоть какое-нибудь место, чтоб там мог спрятаться и прожить оскорбленный и униженный человек — представитель гордой расы людей. Но я не желаю стать бродячим псом, который будет рыться на свалке и ждать того момента, когда его поймают и отвезут на живодерню! Нет уж — лучше смерть, лучше операция… Я видел этих замарашек, я видел, как их везут через город в фуре с решеткой, и они скалятся на прохожих потому, что им ничего больше не остается, как скалиться. Нет, человек
— это звучит гордо! Пускай я буду оскоплен, но я не склоню головы!
Рассуждая так, я отбросил ромашку и ходил по газону, заложив руки за спину и порой отмахиваясь от навозных мух, которые норовили сесть на мое гладкое, нежное тело.
— Эй, Тимоша! — услышал я насмешливый голос.
Мой друг Вик перепрыгнул через изгородь и оказался рядом со мной.
— Как только тебя пускают одного гулять по городу! — удивился я.
— Ты же знаешь — моя старая жаба не в состоянии за мной уследить. Да и не стал бы я слушаться.
— Вик, — сказал я, — у меня горе!
И я поведал ему о том, что скоро меня поведут к ветеринару.
— Честно сказать, — произнес Вик, выслушав мой короткий рассказ, — если бы такое произошло со мной, я бы убежал или повесился. К счастью, меня отобрали в производители, и мне пока ничего не грозит.
— Но почему тебе так повезло? Почему?
— Я из очень хорошей породы. Меня еще в детстве измеряли и исследовали. Целый месяц держали в евгеническом центре.
— Где?
— Там, где проверяют породы и выводят новые.
— А мне нельзя в этот центр?
— Поздно, мой друг, поздно, — сказал Вик. — Да и работа эта не по тебе. Все время ты должен заниматься спортом, соблюдать диету, быть готовым работать в любое время дня и ночи.
— А почему твоя спонсорша на это согласилась?
— Тщеславие, тщеславие, — вздохнул Вик. — Таких, как я, очень мало, а породистого детеныша хотят многие семьи. Не уличного, не случайного
— именно породистого. Кстати, я и здесь не случайно. В двенадцать мне
— в этот дом. На работу.
— Что? — Меня как током ударило. — Что ты имеешь в виду?
— Инна, которая здесь живет, ну, которая тебе понравилась!
— И ты… ты что?
— Сегодня с утра ее хозяйка позвонила моей и просит: мне срочно нужен ваш самец! Наша девица, говорит она, созрела, и вокруг нее уже вьются ухажеры… Тим, Тимка, ты что? На тебе лица нет.
Он отступил передо мной…
— Я как раз подумал, — продолжал он говорить, отступая, потому что он был большой дурак и не мог замолчать, пока не выскажет все, что в нем накопилось. — Вот смешно, ты к ветеринару, а я к ней. Правда, смешно?
Тут я и врезал ему в морду. Между глаз, изо всей силы.
Он был крупнее меня, он был сильней, но он не ожидал, что я могу его ударить. Домашние любимцы, особенно породистые, из хороших семей, никогда на дерутся. Спонсоры будут недовольны! Он вырвался и побежал прочь, но я догнал его и повалил на газон. Он пытался оторвать мои пальцы от горла, он хрипел и дергался, он бил меня ногами, и уже со всех сторон бежали люди и спонсоры. Моя хозяйка стала отрывать меня, а жабеныш бил меня когтистыми ножищами — он ненавидел меня и хотел убить. За открытым окном мелькнуло лицо Инны, искаженное страхом, я отбивался, царапался, кусался — я был диким зверем, которого надо убить. И если бы меня убили в тот момент, я бы не удивился и не считал это неправильным — такому, как я, не было места в нашем хорошо организованном цивилизованном мире.
Меня оттащили — Вик бессильно лежал на газоне, непонятно — живой или мертвый. Что-то кричали… А я существовал на уровне животных инстинктов. Мною правил инстинкт самосохранения.
Я рванулся и покатился по траве.
— Ты куда? — кричала госпожа Яйблочко.
А я уже перескочил через ограду и побежал прыжками, то пригибаясь, виляя по мостовой — ожидая в любой момент пули или лазерного луча в спину, я несся куда-нибудь, меня вел инстинкт самосохранения — за город, в лес, на старую свалку… Я знал, что меня поймают, как всегда ловили всех беглецов и даже показывали эти операции по телевизору, чтобы другим неповадно было убегать. Но я все равно бежал…


2. Любимец на свалке

Я никогда еще не покидал нашего городка, который казался мне центром Вселенной, но я имел представление об окружающем мире. В нашем доме был телек, и господа Яйблочки позволяли мне смотреть его вместе с ними. Но телек работал не для домашних любимцев или других людей — он был зрелищем для спонсоров.
Я знал, что наша Земля — большая планета, на которой есть материки и океаны. Земля входит в великое содружество свободных миров, и господа спонсоры в этом содружестве занимают почетное место. Они несут свет правды и справедливости мирам, не знающим истинного учения. До того, как они прилетели к нам, мы, люди, тоже не знали истинного учения. А теперь мы многое уже знаем, но многое еще нам предстоит узнать.
Раньше на Земле жило очень много людей, это называлось перенаселением, людям доставалось мало пищи, они нервничали и нападали друг на друга. Сильные убивали слабых, погибали целые государства.
Когда спонсоры прилетели на Землю, неся с собой свет знания, среди людей были отдельные лица, которые не понимали истинных целей спонсоров и старались им помешать. С этими людьми, вооруженными танками и другими средствами массового уничтожения, пришлось обращаться со всей беспощадностью справедливости.
1 2 3 4 5 6 7