! Убьет же…
- Подразделению Дельта-2 боевая тревога! - скомандовал дварх-полковник. - Асиарх, открыть канал!
- Сделано! - прогремел голос дварха, и чуть в стороне завертелась воронка гиперперехода.
Откуда-то вынырнули около десятка Аарн в темно-серых доспехах. Их руки сжимали какое-то никогда не виданное Николаем оружие. Но разъяренный Иван опередил всех и прыгнул в воронку первым. Вслед за ним почему-то пошел штабс-капитан Ненашев. Хотя да, у контрразведчика ведь имелся пунктик, он физически не выносил, когда били детей. Странный, ежели признаться, пунктик. Наверное, ему в детстве здорово доставалось.
Мельник наносил обнаглевшему мальчишке удар за ударом и с каждым зверел все сильнее. Такой же бесполезный паскудник, как и его брательник был. Надо же, работать не хочет толком, а жрать давай! Целый мешок муки рассыпал, скотина малая! Ну, ничо! Получай, гад! Потап снова замахнулся, но в этот момент на его плечо упала чья-то тяжелая рука. Он повернулся и только успел лязгнуть зубами, как кто-то так врезал ему по физиономии, что толстый мельник отлетел к стене и выронил кнут. Чуть опомнившись, Потап выплюнул несколько зубов и захлопал глазами, пытаясь понять, кто же это его так приложил. Напротив него стоял здоровенный детина в черной форме, как бы не в корниловской. Дык откуда ж тут корниловцу взяться, тут уж полгода как красные будут! Присмотревшись внимательнее, мельник даже застонал. Мать-перемать! Этим корниловцем оказался Ванька, старшой брательник оборзевшего мальца. И Ванька злой, что та собака. Ох ты ж, пресвятая Богородице! Щас точно прибьет… Во, какой здоровенный вымахал… И принесло же гада как раз сейчас! Надо ж, кака падлюка, в каратели подался…
- Посмотрите, что с мальчиком! - подошел к скрипящему зубами Ивану еще один офицер в такой же форме. - Я этим мизераблем займусь, не зря же в контрразведке служил.
Тонкие, брезгливые губы искривились во многообещающей ухмылке. Потап при виде этой ухмылки чуть не обделался и завизжал тоненьким голоском. Офицер! Его благородие! Да не просто, перед ним стоял самый страшный кошмар всех, кто имел дело с озверевшим офицерьем, перед ним стоял контрразведчик.
- Встать! - команда была произнесена таким тоном, что мельника буквально вздернуло на ноги. Правда, ноги тряслись и подгибались.
Он, весь дрожа, смотрел на брезгливое лицо офицера и прощался с жизнью. Вдруг к карателю подошел еще кто-то, и Потап вовсе ошалел. Черт! Точно, черт! Весь железный, серый, на страшной морде что-то горит. Мельник затрясся еще сильнее и принялся мелко креститься. А чертяка коснулся своей морды и морда исчезла, вместо нее появилось лицо совсем молодого парня.
- Не стоит марать рук об эту падаль, господин штабс-капитан, - сказал он. - Мы накажем его по-другому. С этого момента он не сможет никого ударить, а если ударит, то ему покажется, что ударили его самого.
- А такое возможно? - приподнял бровь контрразведчик.
- Очень даже просто.
Бывший черт повернулся к Потапу, тот снова тоненько завизжал от ужаса и таки обделался. И было от чего, глаза черта вдруг загорелись желтым адским огнем и мельнику показалось, что в его голову вонзился раскаленный гвоздь. Вонзился и принялся там вертеться. Потап завопил уже в голос и потерял сознание.
Васька скорчился на полу и тихо всхлипывал. Ну за что? Что он этому Потапу сделал такого? Ну, виноват, ну, упал… Ну, рассыпал чуток муки… Так чуток совсем, сил же больше нет проклятые мешки ворочать… Конечно, за сироту-то некому вступиться, мамку с тятькой повесили, Ванька где-то сгинул на войне. А кушать хочется… Да еще и зима, холодрыга страшная, вот и напросился к Потапу в батраки. Кто ж знал, что тот такая гнида? Кормил хуже, чем собаку, а как в зубы, так завсегда. Ой, спасибо тебе, боженька, кажись, устал, не бьет больше. Мальчик заскулил, пытаясь отодвинуться. Он все еще не рисковал открывать глаз, боясь снова увидеть падающий на него кнут.
- Ой, Васята… - раздался над ним очень знакомый голос. - Ой, шо ж он с тобой сотворил, падлюка такая…
Ванька! Ванька вернулся! Васька распахнул глаза. Действительно, над ним склонился Иван. Не убили, значит, вернулся. Ну, теперь он Потапу покажет! Тут взгляд мальчишки скользнул ниже и он даже отшатнулся. Старший брат был одет в офицерскую форму! Черную форму, очень похожую на форму корниловцев, которые однажды пороли их деревню. Только на плече горел какой-то страшный глаз.
- Вань… - растерянно пробормотал он. - Ты шо, в беляки подался?
- Та не, - махнул рукой старший брат, - потом расскажу. С собой тебя забираю, неча тебе тут голодать и холодать самому.
- Пустите, я доктор, - присел рядом с ними еще кто-то в такой-же форме, как и на Иване. - Болит, небось?
- Болит… - согласился Васька, настороженно посматривая на незнакомца, докторов он побаивался после того, как еще до революции заболел, и тятька привез из Серпуховки фельдшера.
- Не боись, сейчас мазью смажем, и сразу перестанет. А на корабль вернемся, так там вообще быстренько тебя на ноги поставим. И следа не останется!
Странный то ли офицер, то ли доктор раскрыл свой баул и достал белую коробку. Васька не успел даже испугаться, как его ловко перевернули на живот и принялись смазывать спину чем-то холодным. И боль сразу проходила! Совсем скоро у него почти ничего не болело. Вот это доктор! Совсем не то, что серпуховский фельдшер. Тот бы так лечил, что Васька орал бы от боли.
- Ну что, пошли? - добродушно усмехнулся доктор, когда Васька встал на дрожащие ноги. - Только Иван…
- Чего? - повернулся к нему тот.
- На крейсере надо его сразу в ти-анх положить, ночь там поспит, а утром совсем здоровым проснется, мазь только боль сняла, не вылечила.
- Надо, так надо, - пожал плечами Иван. - Пошли, Васята.
- А куды, Вань? - спросил тот.
- Там увидишь.
И потянул младшего брата за руку к темному углу. Мальчик не успел ничего понять, ему показалось, что его завертело, растянуло и вдруг они оказались в месте, которое Ваське и в дурном сне присниться не могло.
Николай наблюдал за всем происходящим на экране и только тихонько фыркал, представив себе, что мог подумать злополучный мельник. Иван с младшим братом, тем временем, появились в туманном зале. Здесь их поджидали двое Аарн с висящими в воздухе носилками. Ошеломленного до онемения и потому не сопротивляющегося мальчишку уложили на них и куда увезли.
- А теперь займемся вашей сестрой, Николай, - раздался голос Асиарха. - Вы готовы?
- Да! - вскинулся он.
На экране перед ним возник какой-то захламленный коридор, в нем офицер с трудом узнал коридор дома, где родился и вырос. Его родители никогда не были особо богаты и жили в казенной квартире, предоставленной департаментом, в котором служил отец. Господи, да во что большевики превратили его дом? Николай и представить себе не мог такой грязи, мама всегда отличалась болезненной чистоплотностью. Да и Ксения Ивановна, их старая горничная, никогда бы не позволила появиться даже намеку на этот кошмар. Похоже, нынешние жильцы попросту сваливали мусор на пол, нисколько не заботясь о том, чтобы его вынести. Прямо в коридоре были натянуты веревки с каким-то грязным тряпьем. Видимо, и их квартира не избежала так называемого «уплотнения»… Вдруг заскрипела дверь одной из комнат, и в коридор вышла худенькая, большеглазая девушка. Только внимательно присмотревшись, Николай смог узнать в ней свою сестру. Она затравлено осмотрелась, плотнее закуталась в старую, рваную шаль и осторожно двинулась в сторону кухни, все время со страхом оглядываясь.
Даша осторожно выглянула из двери своей маленькой комнатенки. В прежние времена в этой комнатке жила Ксения Ивановна, их старенькая то ли горничная, то ли нянька. Она была Дашеньке с Николкой второй матерью, и дети попросту обожали старушку. Ведь та постоянно баловала своих любимцев чем-нибудь вкусненьким, рассказывала сказки на ночь, да мало ли что еще, сейчас всего и не вспомнить. Уж как ее бывало уговаривали перебраться в комнату побольше и поудобнее, но она упиралась руками и ногами, утверждая, что ей и тут хорошо. Наверное к лучшему, что Ксения Ивановна умерла в самом начале семнадцатого и не успела увидеть всего этого ужаса. А теперь Даша радовалась, что у нее есть хоть этот угол, что ее саму не выбросили на улицу. Для «товарищей» это ведь запросто. Она вспомнила, как избили до полусмерти и вышвырнули соседа, Алексея Игоревича, одноногого отставного артиллерийского полковника. И чем им помешал несчастный, безвредный старик? Слава богу, ей разрешили приютить беднягу в пустой кладовке, где и повернуться-то было негде. Точнее, увлеченные грызней между собой жильцы попросту не обратили внимания на никогда не выходившего из кладовки нового соседа. Даша уже пятый месяц ухаживала за угасающим на глазах совсем чужим человеком, подкармливая его как могла. Правда, у нее и у самой мало что было, но девушке и в голову не приходило съесть паек самой, не поделившись с голодным стариком. Вот и сейчас она несла ему немного хлеба и кружку кипятку, нагретого на буржуйке в ее комнатушке. Повезло, по дороге домой удалось найти кусок оглобли, и Даша смогла немного протопить и согреть воды. Жаль, что нет сахарину, да только откуда его взять? Может, на следующий месяц в пайке немного дадут. Обещали, по крайней мере. Счастье еще, что она умела печатать и смогла найти работу в непонятной конторе с диким названием. Работать приходилось очень много, но зато ей дали небольшой паек и можно было с трудом, но выжить. Хотя Даша иногда сомневались в необходимости этого самого выживания. Что ждет ее впереди? Девушка не знала, но не думала, что хоть что-нибудь хорошее. Ее даже один раз хватали чекисты, но почему-то отпустили. Возможно, они не знали, что ее брат белый офицер. А сама она, понятно, об этом обстоятельстве не распространялась.
Даша снова осторожно оглянулась и мышкой скользнула к кладовке, в которой умирал Алексей Игоревич. В последние несколько месяцев ее жизнь стала совсем уж невыносимой. На нее положил глаз один из новых жильцов, красномордый, вечно пьяный Илья, и не давал девушке проходу. Каждый раз, когда Даше не везло на него напороться, он зажимал девушку в углу и принимался лапать, говоря всякие скабрезности. За защитой обратиться было не к кому, уходить тоже некуда. Потому Даша старалась избегать его, как только могла. Если она слышала, что Илья заявился домой, то носу не казала из своей комнатки. Ведь девушка прекрасно понимала, что если даже сей скот ее изнасилует, то ничего ему не будет. Спасибо Господу, что пока он все же не решался на подобное. Впрочем, как и все подобные личности, Илья оказался откровенным трусом, Даша видела как он унижался перед любым, обладающим хоть мало-мальской властью. Однажды Даша пригрозила ему, что в случает изнасилования пойдет в ЧК и обвинит его в связях с белогвардейским подпольем. После этого Илья вообще не трогал ее недели две и девушка успокоилась, но переполненное винными парами сознание похотливого «пролетария» не способно было долго предаваться страху. И вскорости все началось снова. Правда, теперь он пытался купить расположение девушки продуктами и рассказывал соседям, что она проститутка. И до того Даша была не в слишком хороших отношениях с подселенными, а теперь стало и вовсе невозможно. В ее сторону чуть ли не плевали, а оправдываться в чем-либо перед этими девушка считала ниже своего достоинства. Предпочли поверить Илье? Бог им судья. Сама Даша прекрасно знала, что скорее умрет с голоду, чем продаст свое тело кому-нибудь. Она привычно постучала в дверь, хотя и знала, что Алексей Игоревич не встает. Однако входить без стука невежливо.
- Здравствуйте, Дашенька! - поприветствовал ее старик и слабо улыбнулся, слегка приподнявшись с кучи тряпья, заменявшего ему постель.
- Здравствуйте, Алексей Игоревич, - поздоровалась девушка. - Я тут вам немного хлеба с кипятком принесла, вы попейте пока не остыло.
- Да что же вы от себя отрываете-то? - слегка покраснел он. - Все возитесь и возитесь со мной, будто я вам отец или дед…
- Мы же люди, а не звери, - грустно улыбнулась Даша. - И не эти…
Она кивнула в сторону двери, подразумевая новую власть и ее представителей, от которых жалости и человечности действительно дождаться было трудно, если вообще возможно.
- Так что, вы кушайте. И не беспокойтесь, я вон какая маленькая, мне совсем немного надо.
И добрая улыбка осветила ее лицо, ставшее в этот момент настолько красивым, что старый человек чуть не захлебнулся от восторга. Все это время Алексею Игоревичу было мучительно стыдно есть то, что приносила эта совсем чужая ему девочка. Он все время пытался отказаться и Дашенька все время его уговаривала, как уговаривают порой маленького ребенка. И старик ел… Но ежедневно молил Господа прекратить его мучения, да и девочке полегче будет после того, как его не станет. Но Господь почему-то медлил… Алексей Игоревич продолжал жить и проклинать эту самую жизнь. Дашеньке он, конечно, этого не говорил, не хотел огорчать милое дитя. Он вспомнил девушку такой, какой помнил ее до семнадцатого года, и только вздохнул. Кто мог заподозрить в той беззаботной пташке в белоснежном платьице такую огромную душу? Такую доброту? Впрочем, и лучшие, и худшие качества человека почему-то проявляются именно в беде, именно в самых трудных условиях. Почему так? Алексей Игоревич ответа на этот вопрос не знал, знал только, что это именно так. Старик с жалостью посмотрел на девушку и вздохнул - сама худенькая, что тот воробушек… А тут еще проклятый Илья совсем бедняжке жизни не дает. Будь он здоров, так показал бы этой сволочи где раки зимуют. Алексей Игоревич прикусил губу - посоветовать бы Дашеньке что-нибудь, да что тут посоветуешь? Он покорно съел размоченный хлеб, запил уже остывшим кипятком и поблагодарил девушку. Потом, желая хоть чем-то порадовать ее, принялся рассказывать один из романов Дюма-пэра. Дашенька всегда рада была послушать что-нибудь такое и отвлечься от страшной реальности. Ее глаза в такие моменты становились мечтательными, и хотелось бы старику знать, о чем она думает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26