Сара свернула с Калле Берлинштрассе на Эджуотер-трейл, и тут они увидели едущего им навстречу доктора Бонавентуре Милтона.
— Сара, Том! — воскликнул он. — Остановитесь! Я хочу вам кое-что сказать.
Сара подъехала к его экипажу. Доктор серьезно взглянул на сидящих в белом «мерседесе» юношу и девушку, затем снял шляпу и вытер платком потный лоб.
— Я должен извиниться перед тобой, Сара, — сказал он. — Сегодня утром я увидел во дворе больницы твоего маленького песика и взял его с собой, собираясь завезти тебе, как только закончу с визитами. Однако этот маленький бандит удрал от меня где-то. Впрочем, я не сомневаюсь, что он вернется домой, как только проголодается.
— Не волнуйтесь, — сказала Сара. — Бинго был с нами почти весь день.
Услышав свое имя, Бинго встрепенулся между сиденьями и залаял на доктора. Пони, испугавшись, дернулся в сторону.
— Что ж, — сказал доктор Милтон. — Ммм... ууу... Значит, я ошибся. Хм-м-м...
— Но это так мило с вашей стороны, что вы беспокоитесь о моем песике, — добавила Сара. — Вы — самый лучший доктор на всем нашем острове.
— А ты прекрасно сегодня выглядишь, моя дорогая, — улыбнувшись, Милтон галантно поклонился Саре.
— О, спасибо за комплимент, доктор.
— Не за что, — Бони снова поднял шляпу и покачал головой, затем натянул вожжи, и поехал в сторону больницы.
— Мне надо домой, — объявила Сара. — К нам скоро придут Редвинги — хотят обсудить с родителями предстоящий полет. Я должна успеть принять ванну. Хочу выглядеть точь-в-точь как на детских фотографиях.
23
— Ты очень молчалив сегодня, — сказал Виктор Пасмор. — Простите, кто-нибудь что-нибудь сказал или мне послышалось? Я ведь сказал только, что «ты очень молчалив сегодня», не так ли? Никто ведь ничего мне не ответил, так что, возможно, мне это только показалось.
Они ели обед, который, ворча и жалуясь на жизнь, приготовил Виктор, и хотя мать Тома не спускалась вниз с тех пор, как он пришел, для нее тоже была поставлена тарелка с какой-то непонятной пищей и гарниром из переваренных овощей. Крики и шум, доносящиеся из телевизора, заглушали звуки музыки, звучащей в спальне Глории.
— Да ты всегда молчишь, черт возьми, — снова заговорил Виктор. — В этом нет ничего нового. Мне пора бы привыкнуть. Ты говоришь что-то — а твой ребенок спокойно продолжает возить пищу по тарелке.
— Извини, — сказал Том.
— Боже правый! Он подал признаки жизни! — Виктор печально покачал головой. — Наверное, мне это снится. Как ты думаешь, твоя мать спустится поесть? или так и будет сидеть у себя и слушать «Голубую розу»?
— "Голубую розу"?
— Ты хочешь сказать, что впервые слышишь это название? Твоя старуха крутит эту чертовщину по сто раз на дню, думаю, она давно уже не разбирает мелодии, просто...
— "Голубая роза" — название пластинки?
— "Голубая роза" — название пластинки? — жеманно передразнил сына Виктор. — Да, это название пластинки. Знаменитый диск Гленроя Брейкстоуна, который предпочитает слушать твоя мать, вместо того чтобы спуститься и съесть обед, который я приготовил. Это тоже в порядке вещей, как и то, что ты сидишь напротив и смотришь в сторону, когда я спрашиваю, где ты болтался целый день.
— Я ездил кататься с Сарой Спенс.
— Ты стал совсем большой, а?
Том посмотрел на сидящего напротив отца. Подбородок его был чем-то испачкан, а под мышками на рубашке, в которой он ходил сегодня на работу, виднелись пятна от пота. Вокруг носа Том разглядел сеточку лопнувших сосудов и открытые поры. Темные, влажные волосы прилипли ко лбу Виктора. Отец согнулся над тарелкой, сжимая обеими руками стакан бурбона с содовой. Черные глаза его блестели. От Виктора исходила почти физически ощутимая враждебность. Пожалуй, он был гораздо пьянее, чем показалось Тому вначале.
— Что ты делал целый день? — снова спросил он. Том увидел, что отец хочет сказать ему что-то гадкое, слова словно распирали его, поднимались изнутри, и он одним глотком осушил стакан, чтобы справиться с собой, а потом ухмыльнулся, как злобный карлик. Глаза его казались совершенно плоскими, а зрачков не было видно вообще.
— Сегодня ко мне в офис заезжал Ральф Редвинг. Сам Ральф Редвинг. Приехал поговорить со мной. — Виктор не мог выложить то, что казалось ему приятной новостью, просто так, сразу. То, что он знал, как бы ставило его выше сына, которому он собирался об этом рассказать. Он сделал еще глоток бурбона и снова зловеще ухмыльнулся. — Здание компании Редвинга находится всего в одном квартале от моего, но надеюсь, ты не думаешь, что он ходит куда-нибудь пешком. Черта с два! Шофер привез его на «бентли» — он ездит в этой машине по самым серьезным делам. Ральф купил в киоске у нас в фойе две сигары по пять долларов. И спросил, на каком этаже «Пасмор трейдинг». Ты думаешь, он этого не знает? Просто хотел показать всем, кто там был, что Ральф Редвинг уважает Вика Пасмора.
— Это просто замечательно, — сказал Том. — И чего же он хотел?
— Зачем мог Ральф Редвинг прийти к Вику Пасмору? Существует только одна причина. Ты ведь не знаешь своего отца, Том. Тебе только кажется, что ты знаешь меня — на самом деле ты меня не знаешь. Никто не знает Вика Пасмора. — Он склонился над тарелкой и обнажил два ряда мелких острых зубов. Это напоминало скорее не улыбку, а оскал злобной собаки, охраняющей какое-то отвратительное сокровище. Затем Виктор выпрямился, презрительно посмотрел на сына, отрезал кусок мяса и начал медленно его жевать. — Ты так и не понимаешь, в чем дело, да? Ты понятия не имеешь, о чем я сейчас говорю. Как ты думаешь, — кому обычно наносит визиты Ральф Редвинг. Для кого он покупает сигары по пять долларов за штуку?
«Для всякого, кого хочет обвести вокруг пальца», — подумал Том, но вслух сказал:
— Думаю, немногие удостаиваются подобной чести.
— Никто и никогда! Знаешь, в чем твоя проблема? Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что происходит вокруг. Чем старше ты становишься, тем чаще мне кажется, что ты — один из тех ребят, которые ничего не добиваются в этой жизни. Ты слишком похож на свою мать, парень.
— Он предложил тебе работу? — сказал Том.
Виктору даже не пришло в голову, что эти слова могут быть для него обидными, он был во власти вечных истин, которые собирался сообщить Тому.
— Ты что, думаешь, человек вроде Ральфа Редвинга вбегает, приплясывая, в офис и говорит «Хей, Вик, как насчет новой работы»? Если ты действительно так думаешь, ты — полный идиот. — Отец всегда вел себя примерно так, когда бывал чем-то очень доволен. — Он сказал, что обратил внимание, как хорошо я веду свое небольшое дело, не считая последних лет, когда дела шли не очень хорошо, а так, вообще. А потом он намекнул, что, может быть, ему понадобится грамотный менеджер по деловым вопросам, кто-нибудь, чьи глаза не закрыты шорами, как у большинства этих идиотов на Милл Уолк. Возможно, он захочет купить мое дело и перепоручить его кому-нибудь другому, чтобы я мог осуществлять для него более крупные проекты.
— Он так и сказал?
— Он намекнул, — снова жевание, снова глоток бурбона. — И знаешь, что я думаю? Пора мне наконец выбираться из-под опеки Гленденнинга Апшоу. Но мне ведь просто нечем больше заняться на этом чертовом острове.
— А разве ты находишься под его опекой? — усомнился Том.
— О, Боже! — Виктор покачал головой. С лица его исчезло торжествующее выражение. — Давай предположим на секунду, что для жизни на Истерн Шор-роуд требуется чертовски много денег, хорошо? И еще, ну, скажем, когда я только появился здесь, Глен помог мне начать собственное дело — но как он это сделал? Назначил меня вице-президентом компании «Милл Уолк констракшн» — я-то думал, что он сделает именно так. Но разве так твой Дедушка заботится о людях? Нет, черт побери! Я сидел на этой пресной пище семнадцать лет, а теперь мне пора, черт побери, отведать подливки. Я это заслужил.
— Надеюсь, что так и будет, — сказал Том.
— Ральф Редвинг держит весь этот чертов остров у себя в кармане — не стоит обманываться на этот счет. Глен Ашпоу стар, и скоро сойдет с арены. А Ральф знает, как делать некоторые вещи!
— И что же это за вещи? — поинтересовался Том.
— Я не знаю точно, какие, но знаю, что это так. Ральф Редвинг заботится обо всем заранее. Думаешь, он долго еще будет позволять Бадди вести разнузданный образ жизни? Бадди держат на гораздо более коротком поводке, чем тебе кажется, сынок, и очень скоро он узнает, что такое ответственность — попадется наконец в капкан, расставленный Ральфом. Этот человек не любит рисковать.
На лице Виктора снова появилось выражение злобного триумфа.
— А что это за ловушка? — спросил Том.
— Заканчивай обедать и убирайся с глаз моих, — потребовал вдруг Виктор.
— Я уже закончил, — сказал Том и встал из-за стола.
— Ты проведешь в этом доме еще год, — сказал Виктор. — А потом отправишься на континент, и Глен Апшоу будет выкладывать по четвертаку всякий раз, когда тебе захочется пописать. — Виктор улыбнулся с таким видом, словно собирается кого-то укусить. — И поверь мне, для тебя так будет лучше. Я уже говорил тебе об этом. Пользуйся тем, что предлагают, пока это предлагают. Потому что ты ведь не существуешь.
— Я существую! — закричал вдруг Том. Сегодня отец зашел слишком далеко.
— Только не для меня. Меня всегда от тебя тошнило.
Том чувствовал себя так, словно его поколотили дубинкой.
Больше всего ему хотелось схватить со стола нож и вонзить его отцу в сердце.
— А что ты хочешь? — закричал он. — Хочешь, чтобы я стал таким, как ты? Я не буду таким, как ты, даже за миллион долларов. Ты всю жизнь жил на деньги своего тестя, а теперь готов хрюкать от радости, как свинья в грязной луже, потому что получил более выгодное предложение.
Виктор вскочил, опрокинув стул, и ему пришлось схватиться за край стола, чтобы удержать равновесие. Кровь бросилась ему в лицо, глаза и рот стали вдруг маленькими — сейчас он действительно напоминал свинью, краснолицую свинью, шатающуюся по загону. На секунду Тому показалось, что отец вот-вот бросится на него.
— Закрой варежку! — пророкотал Виктор. — Ты слышишь меня?
Тома трясло, руки его непроизвольно сжались в кулаки.
— Ты ничего обо мне не знаешь, — произнес Виктор по-прежнему повышенным тоном, но уже без крика.
— Я знаю достаточно, — Том тоже повысил голос.
— Ты ничего не знаешь даже о себе!
— Я знаю больше, чем ты думаешь, — прокричал в ответ Том.
Наверху начала выть его мать, и Тому захотелось вдруг зарыдать, до того отвратительной была вся эта сцена. Его по-прежнему трясло.
Виктор Пасмор вдруг переменился прямо на глазах — лицо его до-прежнему было красным, но он, казалось, немного протрезвел.
— Что ты знаешь? — спросил он.
— Неважно, — с отвращением произнес Том.
Наверху Глория принялась скулить размеренно и со вкусом, как брошенный ребенок, бьющийся головкой о край своей колыбели.
— Мало нам было всего остального — теперь еще и это, — сказал Виктор.
— Поднимись и успокой ее, — сказал Том. — Или теперь, когда твой друг Ральф купил тебе сигару, с этим тоже покончено?
— Я еще доберусь до тебя, умник, — схватив со стола салфетку, Виктор вытер лицо. Однако воспоминание о Ральфе Редвинге и его сигаре явно приободрило его.
В кабинете зазвонил телефон.
— Возьми трубку, — сказал отец, — и, если это меня, — скажи, что я перезвоню через пять минут.
С этими словами Виктор вышел из столовой. Том прошел в кабинет и поднял трубку.
— Что это так орет — телевизор? — раздался на другом конце голос дедушки. — Убавь громкость — мне надо сказать тебе кое-что.
Том выключил телевизор.
— Нам надо обсудить предстоящую поездку на Игл-лейк, — сказал Глен Апшоу. — Кстати, что ты делал в больнице сегодня утром?
— Хотел выяснить, что случилось с Нэнси Ветивер.
— Разве я не звонил тебе по этому поводу?
— Ты, наверное, забыл.
— Она приступит к работе через день-два. Твоя Нэнси несколько дней приходила на работу в странном состоянии. Доктор Милтон навел справки и выяснил, что она поздно ложится спать, возможно, пьет каждый день. Доктор отчитал ее, а Нэнси попыталась что-то ответить, но не смогла связать двух слов. Вот Милтон и отстранил ее ненадолго от работы. Надо было показать остальным, что не стоит так себя вести. Конечно, все девицы, которые там работают, понятия не имеют, что такое воспитание — в этом все дело. — Глен громко закашлял, и Том представил, как он сидит у телефона с трубкой в одной руке и сигаретой в другой.
— Нэнси Ветивер не смогла связать двух слов? — переспросил Том.
— Она попыталась что-то соврать. Сейчас не хватает медсестер, и даже в Шейди-Маунт берут на работу кого попало. Я думаю, теперь этот вопрос закрыт, — сказал Глен после паузы.
— Да, закрыт, — подтвердил Том. — Абсолютно и навсегда.
— Рад, что ты не разучился прислушиваться к доводам рассудка. Теперь к делу — у меня есть предложение, касающееся твоей поездки на Игл-лейк. — Том молчал. — Ты еще здесь? — крикнул в трубку Глен.
— Здесь, — слышно было, как наверху мать запустила чем-то в отца. — Здесь, только здесь и ни в каком другом месте.
— С тобой что-то не в порядке?
— Даже не знаю, что ответить. Я только что поругался с отцом.
— Дай ему время успокоиться, или извинись, или придумай что-нибудь еще. — Наверху снова закричала Глория. — Что это было?
— Телевизор.
Глен Апшоу вздохнул.
— Так вот, слушай, — сказал он. — В прежние времена, чтобы добраться до Игл-лейк, мы плыли до Майами, ехали на поезде до Чикаго, потом пересаживались в другой поезд — на Харли. Дорога занимала четыре дня. Но ты можешь добраться туда за один день, если только готов будешь выехать послезавтра. — Том кивнул головой, но ничего не сказал. — Ральф Редвинг использует иногда частный самолет, чтобы доставить на север своих друзей. Послезавтра как раз прилетят за Спенсами. Ральф согласился оказать мне услугу и позволить тебе лететь с ними. Так что собирай вещи и будь на летном поле в пятницу в восемь утра.
— Хорошо, спасибо, — сказал Том.
— Дыши там свежим воздухом, гуляй по лесу, плавай. Можешь воспользоваться тем, что я — член клуба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71