Затем она, жалобно съежившись, перекатилась на бок.
– Габриэль! – позвал пораженный Прайд.
Она ничего не ответила, и он дотронулся до ее обнаженной спины – ледяная кожа была покрыта холодным потом.
– Габриэль! – громче сказал он, положив теплую ладонь на ее плечо.
Но глаза графини по-прежнему были закрыты, и всхлипывания не прекращались. Натаниэль понял, что она все еще спит. И тут так же, во сне, она резко, не разгибаясь, встала на колени. Что-то ужасное мучило ее. Какой кошмар заставлял ее так страдать?
– Габриэль! Просыпайся! – Он говорил спокойным, уверенным тоном, а затем изогнулся, взял ее спереди за плечи и слегка встряхнул. – Просыпайся! Тебе снится дурной сон!
Ее глаза открылись, и Прайда потрясло выражение тоски в них. Влажные от пота и слез, темно-рыжие кудряшки прилипли к ее лицу. Какое-то мгновение она смотрела на него и не узнавала. Рыдания все еще сотрясали ее тело. Но, увидев, что Прайд сочувственно смотрит на нее, Габриэль жалобно всхлипнула, вытерла слезы рукой и откинула волосы с лица.
– Извини, – произнесла она хриплым от слез голосом. – Я разбудила тебя?
– Что тебя мучает? – мягко спросил он. – Что ты видела во сне?
– Ничего… нет, ничего…
Габриэль легла и закрыла глаза.
– Спи, Натаниэль, – сказала она. – Извини, что разбудила тебя.
– Нет, так дело не пойдет, – резко проговорил он, глядя ей в лицо.
– Что… не пойдет? – переспросила она, перевернувшись на бок и подтянув колени к животу. – Мне хочется спать.
Прайд почти физически ощущал боль, которая ее терзала, и понимал, что Габриэль вовсе не такая сонная, как притворяется.
– Так не пойдет, – повторил молодой человек, вскочив с кровати. – И не прикидывайся, что спишь. Я же, черт возьми, вижу, в каком ты состоянии!
Натаниэль встал, чтобы развести огонь в камине.
Графиня теперь лежала на спине. Ее глаза по-прежнему были закрыты. Слезы еще не высохли на бледных щеках, а на верхней губе, которую она прикусила во сне, виднелось пятнышко крови.
Несколько часов назад Прайд спокойно засыпал рядом с обнаженной, властной, возбуждающей его женщиной, неутомимой в любовных утехах. А проснувшись, увидел беззащитную, глубоко несчастную девушку, которая, как это ни странно, одновременно выглядела и моложе, и старше своих лет.
– Габриэль… – Он подошел к кровати, сел рядом с графиней и положил ей на живот прохладную руку. – Я хочу знать, что ты видела во сне, – настойчиво произнес он.
Ее глаза открылись, в их темной бездне застыла боль.
– Говорю же тебе, все в порядке. Ничего особенного. Извини, что я разбудила тебя.
– Прекрати повторять одно и то же!
Нетерпимость, которую он обычно скрывал, вырвалась наружу, несмотря на его жалость к графине.
– Тебе приснилось что-то ужасное.
Габриэль, вздохнув, села.
– Ну и что? Это очень личное, Натаниэль. Ты не должен терзать мою душу.
Прайд резко поднялся.
– А теперь просто слушай меня, – заговорил он. – Мы несколько часов занимались любовью, и это было прекрасно, невероятно. Засыпая, я обнимал тебя, чувствовал твое дыхание, запах твоей кожи, твоих волос. Я ощущал каждый миллиметр твоей плоти, касающейся меня. И вдруг среди ночи я просыпаюсь и вижу: твое тело покрыто холодным потом, ты жалобно рыдаешь во сне, а потом говоришь мне, что меня это не касается. Нет, так не пойдет, Габриэль. Страсть не может существовать в пустоте. Он смотрел ей прямо в глаза.
– Даже если бить меня головой об стенку, то я не открою своей души, – заметила девушка. Она поежилась, влажная кожа покрылась от холода мурашками.
Натаниэль чувствовал: еще немного, и она сдастся. Он подошел к шкафу и вытащил тяжелый бархатный халат.
– Надень его и погрейся у огня, – промолвил он спокойным и нежным голосом. Как человек, умеющий задавать вопросы и получать на них ответы, Прайд знал, что прекрасный способ заставить кого-то говорить – это после всплеска раздражения перейти на успокаивающий, добрый тон. Набросив на плечи другой халат, он подошел к дверям.
– Я принесу коньяка, – сказал Натаниэль.
– Мне бы хотелось теплого молока, – прошептала Габриэль, кутаясь в теплый халат. – Если уж ты идешь вниз.
Натаниэль почесал голову. Он редко бывал в той части дома, где находилась кухня, и не был уверен, что сможет выполнить просьбу графини.
Габриэль улыбнулась ему, в ее глазах был лишь намек на обычный веселый огонек.
– Я пойду с тобой, – сказала она. – Уверена, что в кухне огонь горит всю ночь. Там гораздо теплее, чем здесь.
– И там я наконец-то услышу твой рассказ, – заявил Прайд.
Габриэль до этого рассказывала о своих ночных кошмарах только двум людям – Джорджи и Гийому. Только они могли слышать от графини, как воспоминания о кровавых расправах террора терзают ночами ее душу. Поведать что-то Натаниэлю – значило проявить слабость и обнажить душу перед врагом. Но тут голос разума подсказал ей: подобный рассказ подтвердит ненависть к нации ее отца.
Разум возобладал над чувствами.
– Да, я расскажу тебе, – сказала она. – Со мной это может случиться вновь – это единственная причина, по которой тебе следует все знать.
Натаниэль подал ей руку. Они спустились в кухню. Габриэль шла босиком, и халат задевал ее голые ступни…
Девушка поставила на плиту кастрюльку с молоком, уселась и протянула ноги к огню. Натаниэль тем временем принес из библиотеки графин с коньяком.
– Итак? – спросил он.
Они сидели в тишине кухни, нарушаемой лишь тиканьем больших напольных часов.
Габриэль взяла двумя руками чашку с горячим молоком и вдохнула поднимающийся от молока пар.
– В начале революции, – начала она, – мой отец голосовал с третьим сословием вместе с герцогом Орлеанским, Мирабо и Талейраном. Все они верили в реформы. Когда дела пошли плохо, Талейрана сослали.
Она недоуменно пожала плечами, стараясь сделать вид, что не очень-то верит в то, что Талейран был сослан. Натаниэль должен убедиться в том, что она не очень доверяет крестному отцу.
– Он хитрый лис… много хитрее, чем мой отец. Талейран всегда знал, куда дует ветер, знал настроения народа в годы анархии. А главное, он никогда не забывал о своих интересах. Мой отец считал, что люди всегда будут воспринимать его таким, каков он есть. Он наивно верил в то, что те, кому он поклялся помогать, не причинят ему вреда.
– Но террору было все равно, – подсказал Натаниэль.
– Да, – мрачно подтвердила она. – Террор поглотил своих фанатичных приверженцев точно так же, как сначала поглотил аристократов. Так или иначе, однажды моих родителей схватила толпа. Их увели прямо под трибунал, осудили и казнили на следующий день… по крайней мере, мою мать. Я видела ее на телеге по пути к месту казни. Точно не знаю, что случилось с моим отцом. Его след потерялся в тюрьмах, и больше о нем не было известий.
– А где была ты?
– Когда родители поняли, что в дом вот-вот нагрянет разъяренная толпа, они спрятали меня на потолочной балке в салоне. Дубовое перекрытие было достаточно широким, чтобы там мог спрятаться ребенок. – Она посмотрела на Прайда поверх чашки. – И с тех пор события этого дня преследуют меня в ночных кошмарах. Точнее, это даже и не кошмары, а очень точное повторение всего происшедшего… я словно вновь всё это переживаю… А в конце я всегда вижу, как мою мать везут на телеге на гильотину.
Она сделала большой глоток и замолчала. Большего Габриэль рассказывать не хотела.
– А как тебе удалось бежать из Франции?
– С помощью Талейрана, – ответила графиня. – У него всегда, даже в годы террора, были связи в Париже, только не спрашивай меня какие. Мой крестный умеет сидеть на двух стульях и служить двум господам.
Графиня перевела взгляд на огонь, пылавший в камине.
– Возможно, он мог и родителей моих спасти… впрочем, не знаю… Мне иногда кажется, что Талейран так относится ко мне сейчас, потому что чувствует вину. – Она нетерпеливо покачала головой. – Хотя я не могу себе представить, что его светлость князь Беневентский вообще может испытывать чувство вины. Он слишком практичен.
Натаниэль выслушал графиню и решил обдумать ее рассказ позднее.
– А что случилось дальше? – спросил он.
– Связи Талейрана перенесли меня из Парижа в Бретань – на английскую рыбацкую шхуну. Меня доставил к дому де Вейнов одним ранним утром какой-то французский беженец. И де Вейны приняли в дом молчаливого, напуганного ребенка. Они оставили меня в покое и не тревожили, ожидая, пока я приду в себя. И в один прекрасный день я как будто очнулась от страшного сна. Я жила у них до восемнадцати лет. Они моя семья, их интересы – мои интересы. – Габриэль слегка улыбнулась. – У меня нет слов, чтобы описать, что они для меня сделали, – продолжала она свой рассказ. – Во время обеда я пыталась рассказать тебе об их большой, дружной и шумной семье.
– Да, помню, – промолвил Натаниэль, со стыдом припоминая свои односложные, резкие реплики во время ее повествования. – Со мной было нелегко разговаривать?
– Можно сказать и так, – ответила Габриэль, широко улыбаясь. – Но, как выяснилось, у тебя неплохое чувство юмора… и что из этого? – неожиданно добавила она с обычной насмешливой улыбкой.
Натаниэль удрученно покачал головой.
– Майлз и Саймон нередко сетуют на мой скверный характер.
– Но отчего у тебя такой нрав? – спросила графиня, поставив пустой стакан на пол возле своего стула. И, меняя тему, добавила: – А теперь, мне кажется, ты должен ответить откровенностью на откровенность. Расскажи что-нибудь о себе.
Габриэль еще не успела договорить до конца, как пожалела, что завела разговор на эту тему. Ей не хотелось знать секретов лорда Прайда. Но было поздно: вопрос был задан.
Натаниэль широко развел руками.
– Ты в моем доме, в моей жизни. В этом месте можно прочесть всю мою историю.
– Но, возможно, я не умею читать на этом языке, – проговорила Габриэль без улыбки.
Прайд недоверчиво покачал головой:
– Сомневаюсь в этом, мадам. Я абсолютно убежден в ваших способностях полиглота. Вернемся-ка лучше в постель.
С этими словами он направился к двери. Габриэль не подала виду, что она рада его уходу.
– Иди наверх, – промолвила она. – Мне не хочется спать. Посижу еще немного у огня. Я лягу в своей спальне, поэтому не потревожу тебя, когда приду.
Натаниэль, придержав задвижку двери, повернулся спиной к графине. Потом он обернулся и окинул Габриэль взглядом. Его лицо было спокойным, глаза – доброжелательными.
– Если ты уверена, что хочешь именно этого, – произнес он.
– Абсолютно уверена. И я уже совершенно спокойна. Этой ночью мой сон не повторится.
Он еще некоторое время смотрел на нее, а затем согласно кивнул:
– Только не сиди слишком долго.
– Спокойного сна, Натаниэль.
– Доброй ночи, Габриэль.
Дверь за ним тихо закрылась.
Габриэль еще некоторое время смотрела на огонь, грея ноги у каминной решетки. Напольные часы пробили три. Прислуга спала, и ее не будет еще часа два. Прайд скоро тоже уснет. Графиня намеревалась исследовать сейф этой ночью, но порыв страсти нарушил ее планы. Впрочем, похоже, ночной кошмар помог ей и у нее появился еще один шанс.
Не раздумывая более, она поднялась и направилась к двери, бесшумно ступая босыми ногами по каменному полу. Некоторое время девушка постояла в узеньком коридорчике, ведущем в главный зал. Габриэль напряженно вслушивалась в тишину. Вдруг что-то дотронулось до ее ног. Девушка вздрогнула, но, опустив глаза, улыбнулась: кот, направляясь на ночную охоту за мышами, задел ее. Он принюхивался, прижав уши и высоко подняв хвост.
Дом был полон ночных звуков – потрескиваний, шорохов, скрипов. Девушка слышала даже стук своего сердца. Конечно, для того, чтобы лазить по стенам и брать высокие препятствия, требовалась храбрость, но совсем не такая, как сейчас, когда надо было влезть в чужие вещи.
Впрочем, Габриэль никогда не испытывала недостатка смелости, работая с Гийомом, и не собиралась изменять себе и сейчас.
Графиня на цыпочках прокралась по коридору и вошла в большой квадратный зал. Двустворчатые двери, ведущие в библиотеку, были справа от нее. Войдя внутрь, она тихо затворила двери и секундочку постояла, привыкая к полумраку комнаты, освещенной лишь лунным светом. Слуги перед сном должны были раздвигать шторы, и теперь сквозь высокие окна в библиотеку проникали серебристые лучи ночного светила. На пушистом ковре громоздились темные силуэты массивной мебели.
Габриэль вытащила «Трактат о правительстве» Локка и бесшумно положила книги на стол рядом с собой. Некоторое время она просто стояла и смотрела на серый металлический сейф, встроенный в стену. Девушка старалась представить себе внутренний механизм замка, пыталась мысленно проникнуть сквозь толщу металла. Ей надо было сосредоточиться.
Затем она приложила ухо к замку и стала осторожно поворачивать ручку в разные стороны. Легкие пощелкивания в тишине казались грохотом целого оркестра, но Габриэль по опыту знала, что на самом деле эти звуки слышны лишь ей. От напряжения ее пальцы покрылись потом, спина затекла.
Графиня выпрямилась, расправила плечи и вытерла руки о полы халата. Потом вновь нагнулась, продолжая свое дело. Ночь превратилась в вечность в этой залитой серебряным лунным светом комнате. Вот голая ветка дерева задела оконное стекло, и сердце Габриэль подпрыгнуло от страха. Она глубоко вздохнула: все части кодового замка совпали. Очень осторожно Габриэль приоткрыла дверцу металлического шкафа и исследовала его содержимое. Неужели все шпионские тайны Прайда перед ней?
Еще раз вытерев руки, она вытащила стопку бумаг. Но… эти бухгалтерские документы со столбцами цифр, расценки на дома и пшеницу были вовсе не теми бумагами, что она ожидала найти.
Разочарованная, графиня положила документы назад и закрыла сейф. Габриэль уже было собралась вернуть книги на их место в шкафу, как вдруг обратила внимание, что на полу, в лунном свете, мелькнуло что-то блестящее.
Девушка нагнулась, чтобы посмотреть, что же там блестит. На ковре лежал седой волосок. Внешне графиня оставалась спокойной, но ее мысли понеслись вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51