Они сидели у печи, коротали вместе долгий тихий вечер, в который
им было позволено быть вместе, и, казалось, что нет на свете никаких рудник
ов, никакого острога, никакой томительной безнадежности. Ночь иллюзий, в
о время которой дано грезить одной мечтой в объятиях друг друга.
Ц Он никогда не ответит, Ц упрямо помотал головой Борис и уткнулся лицо
м в плечо Ниночки. Ц Как будто царя может взволновать, загрызли волки одн
ого генерала где-то под Нерчинском или все-таки не загрызли! Да в Петербу
рге давно уж забыть о нас забыли!
За окном маленького домика тихо падал снег. Опускалось на землю молчание
ночи.

Может, и в самом деле забыли? Прошла зима, наступила весна, спешило ей на см
ену лето Ц а ничего в их жизни не менялось. Она, эта жизнь, в Нерчинске текл
а своим обычным ходом, и только княгиня Трубецкая прибегала украдкой на
могилку полковника Лобанова.
Театральные вечера были по-прежнему хороши, в литературных кружках взах
леб спорили о французских романах, а Волконский в компании с Муравьевым
и Анненковым создали оперу под громким названием «Дыхание земли», котор
ую тут же принялись раскручивать с товарищами. Вообще-то Нерчинск стано
вился маленьким культурным центром, у которого был лишь один недостаток
, он расположен в полном одиночестве тайги и населен ссыльнокаторжанами.

Генерал Шеин изнывал от нетерпения и, в конце концов, с казачьим отрядом о
тправился в Иркутск. Абдюшев подозревал, что означает такой визит, и толь
ко пожал плечами, прикрытыми широкими золотыми эполетами.
Ц Да нет у меня никаких новостей из Петербурга. Последняя почта была с не
делю уж назад.
Ц Я прибыл, Ц суровым голосом отозвался Шеин, Ц чтобы исполнить мое об
ещание. В вашем присутствии, с вами в качестве свидетеля я собираюсь прел
омить мою шпагу и сорвать сей мундир с моего тела. И вы мне в том не помешае
те!
Ц Да никто и не собирается вам мешать, друг мой. Но я бы подождал еще немно
го.
Ц Сколько ж ждать-то, Семен Ильич? Ц возмущенно крикнул Шеин.
Ц Пусть все идет своим чередом, Ц и губернатор налил гостю бокал вина, к
оторый Шеин опустошил одним глотком. Ц Что такое год-другой в России…
Шеин вернулся в Читу, а недели через три после этого курьер императора до
ставил властителю Иркутска запечатанное императорской печатью письмо
. Дрожащими руками сорвал Абдюшев печать и развернул лист гербовой бумаг
и.
«Государь император милостью своею…»
Абдюшев не стал читать дальше. Он медленно осел в дорогом кресле и отложи
л послание в сторону. «Государь император в своем милосердии…» Ц это бы
л не очередной приказ, это было долгожданное помилование.
Через три недели письмо вместе с очень старой иконой, посланной Абдюшевы
м Ниночке, добралось до Нерчинска. Там многое за это время изменилось. Ген
ерал Шеин велел открыть ворота острога и объявил самолично декабристов
простыми вольнопоселенцами. Они перебрались в дома своих жен и более уж
не сторожили их солдаты. И в Нерчинске окончательно воцарился дух Петерб
урга: князья и графы давали обеды и устраивали охоты, общественная жизнь
процветала.
В этот новый мир и пришло послание императора из Петербурга. Еще не распе
чатав его, Ниночка знала, что в нем. Маленькая икона, присланная с оказией
Абдюшевым, рассказала ей все полнее любых слов.
Ц Читай письмо ты, Ц слабым голосом попросила Ниночка мужа, протягивая
бумагу своему мужу. Ц Медленно читай, Борюшка. Ибо каждое слово из него п
одобно каплям свежей крови.
Письмо было длинным, в нем конногвардеец Борис Тугай был помилован и отз
ывался назад в Петербург, холодную столицу Российской империи. Но как ли
цо сугубо гражданское Ц офицерской чести его лишили раз и навсегда в то
т роковой день на площади перед крепостью Петра-и-Павла.
Письмо выпало из ставших вдруг очень слабыми рук Бориса, и Тугай стиснул
Ниночку в объятиях. Она внезапно расплакалась, как ребенок, судорожно це
пляясь за его плечи.
Ц А стоит ли нам ехать, Ниночка? Ц тихонько спросил Борис.
Она спрятала лицо в ладонях и молча кивнула. Борис нежно вглядывался в не
е.
Ц А я думал, что ты любишь Сибирь?
Ц Я так говорила, Борюшка, чтобы дух твой укрепить, сил тебе придать. Но то
была ложь! Поутру выглядываю из окна и плачу, плачу, плачу. О, Борюшка, уедем
поскорее… Вот был бы жив Лобанов, что бы он нам с тобой сказал?
Борис поник головой. Каждый день ходил он к могилке под одинокой березой
и украшал ее летом цветами.
Ц Он бы сказал, беги, мой мальчик, беги, иначе я тебе таких шенкелей отвешу
, что быстрее коня полетишь! Ц Борис глухо застонал. Ц Поедешь со мной в Р
игу, Ниночка?
Ц И ты еще спрашиваешь… разве это не я с тобой в Нерчинске сейчас живу?
Борис прижался лицом к Ниночкиным волосам, жадно, с наслаждением вдыхая
их запах. Запах тайги, запах Сибири. А потом медленно опустился перед нею н
а колени и заплакал.

Их отъезд стал величайшим событием в жизни Нерчинска. Два дня подряд про
щались Борис и Ниночка со своими друзьями. С собой они везли гору писем в м
ир живых. Ранним утром 1 сентября они пустились под охраной двенадцати ка
заков в долгий путь на запад. Друзья не вышли провожать их на дорогу, чтобы
могли избежать Борис с Ниночкой ужасного спектакля слез, ужимок, рыдани
й и горестных криков. Они стояли у окон и смотрели вслед уезжавшим на своб
оду. Просто стояли и смотрели.
Храни вас Господи, Ниночка, Боренька! Храни вас Господи…
У могилы Лобанова Борис велел остановить возок. Они вышли с Ниночкой из п
овозки, положили у креста букетик поздних полевых цветов и тихо помолили
сь.
Ц Твое имя будет жить долго, очень долго, батюшка, Ц прошептал Борис. Ц
Свой первый корабль я назову «Лобанов».
А потом они поехали дальше. Ехали молча. Им осталась на память одна тишина
. Бесконечная тишина тайги.
Закат в тот день был кроваво-красным, а они ехали как раз на запад, утопая в
этом пламенном великолепии. Вся Сибирь-матушка окрасилась в алые тона
Ц небеса, леса и земля. Борис приобнял Ниночку за плечи.
Ц Мы все еще можем вернуться, Ц жарко прошептал он ей на ухо.
Она отрицательно помотала головой и прикрыла глаза руками.
Ц Тихо, Ц ее голос дрожал от невыплаканных слез. Ц Молчи. Прошу тебя, Бо
рюшка, ни слова более! Иначе у меня не достанет сил сказать тебе «нет».
Повозка со скрипом катилась все дальше и дальше, прочь из Сибири. На облуч
ке сидел Мирон Федорович и хриплым голосом напевал какую-то песню.

На новогоднем балу 1832 года Нина Павловна Тугай, урожденная графиня Кошина
, склонилась в низком поклоне перед императором российским Ц прекрасне
йшая женщина Петербурга, окруженная флером легенд и авантюрных приключ
ений. Тысячи глаз смотрели, не мигая, на Николая I.
Царь чуть наклонился к Ниночке и предложил ей руку.
Ц Веселитесь вместе с нами, мадам, Ц громко сказал он, и его голос разнес
ся по всему залу. Ц Император российский приветствует сегодня хозяйку
тайги. Мадам, первый танец Ц мой.
Оркестр заиграл полонез. Под руку с государем Ниночка открыла бал. Она та
нцевала с упоением, сияющая и счастливая. Перед ее глазами плыла не велик
олепная позолота дворца, а белые снега степей, лесные стражи Сибири, обле
денелый частокол Нерчинского рудника.

Девятнадцатого мая Ниночка родила сына. Она назвала его Николенькой, Ник
олаем Борисовичем, в купельку к нему опустила она маленькую иконку Ц по
дарок генерала Абдюшева.
Крестины этого ребенка были самым удивительным событием в старой-старо
й Риге. Ибо состоялись они не в соборе, а на новом корабле, только что спуще
нном на воду и названным «Лобанов».
Это был самый красивый и мощный корабль во всей торговой армаде Тугаев. Б
орис умел держать данное им слово. Слово российского офицера.

ГЛАВА 15

Прошло двенадцать лет. Умерла у Ниночки маменька, погиб вместе со своим к
ораблем Борис. Она вернулась в заброшенное имение Кошиных.
Здесь все также шумели над головой сросшиеся кроны старых дуплистых дер
евьев в парке, все также неспешно катила свои воды безымянная речонка. И т
олько старый дом совсем обветшал, и обвалилось старое крыльцо, и облупил
ись старые стены.
В дупле старого дуба жили белки, прыгали по его почти оголенным сучьям ск
ворцы.
С грустью и умилением глядела на старое родовое гнездо Кошиных Ниночка.
Запустение старого парка, заросшего репейником, бурьяном и крапивой, еще
видные кое-где дорожки вместо широких аллей Ц все навевало печальные м
ысли об умирании и буйной поросли сорной травы, что так любит селиться на
могильных холмиках.
Унылое зрелище поселило в душе Нины Павловны грусть и сожаление о прошед
ших временах. Все проходит, с грустью думалось ей. И нельзя останавливать
ся на пути, надо идти вперед, нельзя задерживаться на тех временах, таких с
частливых и таких горьких. Запустение овладевало душой, и не было больше
тут приюта человеку…
Ц Возвращайся в Сибирь, доченька, Ц прозвучал из ниоткуда глуховатый г
олос.
Ниночка вздрогнула: старец Федор Кузьмич! Это он, это его голос!
Ц Тайга скучает без своей хозяйки…
«Я вернусь, я действительно вернусь», Ц подумала Ниночка и счастливо за
смеялась.
Слугам она велела заложить новую дорожную кибитку. Верный Мирон сел на к
озлы, взял в руки вожжи, с крыльца вместе с Николенькой взобралась постар
евшая окончательно и такая обрюзгшая няня Катерина Ивановна. Ниночка по
качала головой. Она вновь чувствовала себя свободной, способной самосто
ятельно принимать решения, не испрашивая на то высочайшего позволения.

Да что с ней могут сделать они, правители земные? Сослать в Сибирь? Плевать
, Сибирь стала ей родной, и она уже не боялась ее просторов, знала, что лучше
этой второй родины у нее нет. Тайга! Ты слышишь, твоя хозяйка возвращается!


Старец Федор Кузьмич вышел из келейки, провел рукой по медовому стволу с
осенки. А потом медленно опустился на колени в опавшую хвою.
Стоя на коленях лицом к востоку, словно бы замирал он, и теперь уже не во сн
е, а наяву являлись к нему голоса его небесных друзей, и уводили с собой в с
веркающие выси, и рассказывали, и показывали устройство мира и Вселенной
. И словно бы тонкая серебряная нить соединяла этот его путешествующий д
ух с его грешным телом, стоящим на земле в немом восторге и благоговении, и
все утончалась и утончалась эта серебряная нить, потому что все выше и вы
ше восходил он по пути странствований своих.
Чем уединеннее становилась жизнь его в миру, тем более чудесных вещей пр
оисходило с душой его. Пока он еще учился осознавать величие и красоту др
угого мира, учился отличать темные силы от света, борющегося с ними, училс
я видеть многострадальную кровавую историю России, ставшей ареной битв
ы этих сил.
О себе он знал уже все Ц и что веку ему будет восемьдесят шесть лет, и умре
т в безвестности и простоте, и долго, еще два столетия, никто и не вспомнит
о подвиге затворничества великого Благословенного, и даже на могиле его
, на кресте, слова «Великий» и «Благословенный» будут замазаны белой кра
ской.
Впрочем, о себе он и не помышлял. Он ждал. Ждал возвращения хозяйки тайги.

Она добралась до келейки поздно вечером, но в окошке ее все горел свет.
Ниночка выбралась из кибитки. Стоя у двери, она вдруг так взволновалась, ч
то не могла заставить себя постучать. Дверь открылась сама.
Ц Призрак? Привидение? Ц с затаенной усмешкой спросил Федор Кузьмич.
Ц Нет, я живая, Ц счастливо засмеялась Ниночка.
Ц Не может быть, Ц воскликнул старец, подхватил Ниночку, поднял, ткнулс
я лицом в плечо и замер.
Ц Федор Кузьмич, здравствуйте же, Ц заговорила Ниночка. Ц Я к вам в гост
и да еще и с дворней…
Она внимательно вгляделась в его близорукие голубые глаза.
Ц Вернее, не в гости. Я… навсегда приехала.


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29